что справится, что педагогическое образование играет решающую роль, а знание психологии поможет найти дорожку к детскому сердцу, и прочее, прочее, прочее…
С такими, как Стася, было непросто. Она давно почувствовала вкус свободы и готова была вырвать её собственными зубами. Всем своим видом она показывала, что всего лишь терпит нынешнее своё положение. О причинах она не распространялась, и при каждом удобном случае уходила из детского дома «подышать вольным воздухом».
Влада натянула куртку и спокойно вышла во двор. Девочкам сказала, что погуляет на улице. Она так и сделала — сидела на качелях, пока Иволгина не прошла мимо неё, велев идти на расстоянии. Влада замерла, уперевшись ногами в землю, а затем, соскочив с сидения, покрутила головой, зачем-то посмотрела на окна здания, и только потом, всё время оборачиваясь, кинулась за Стасей.
— Никто тебя не видел?
— Кажется, нет.
Они стояли у торца здания, перед входом в подвал, под старым толстым дубом, который являлся частью забора. Стася подошла к нему и, ухватившись за ограду, пару раз подёргала за металлическую палку. Низ её отошёл, и Иволгина юркнула наружу. Посмотрела на Владу:
— Особого приглашения ждёшь?
Влада полезла следом, хоть и не понимала, зачем и куда они уходят.
— А если заметят, что забор сломан? — догнала она Стасю.
— Конечно, заметят! — радостно заявила Иволгина. — Но не сразу. Главное, не проболтаться.
— А ты откуда узнала?
— Не скажу, — загадочно ответила Стася. — Даже не проси.
Они гуляли часа три. Зашли в большой магазин, где Иволгина долго прохаживалась вдоль витрины с украшениями и в итоге даже что-то купила. Затем она накормила Владу пирожными и мороженым в кафе, а сама выпила только чай.
Вернулись они также через дыру в заборе, но на площадке столкнулись с дневной воспитательницей, которая выглядела не лучшим образом — прилипшие ко лбу волосы, бешеный взгляд.
— Иволгина! Твою ж!.. — она схватила Стасю за плечи и несколько раз встряхнула. — Ты… ты опять?! Господи, когда же тебя отправят куда подальше от нас?!
Стася шмыгнула носом и вывернулась из её рук:
— На ужин опоздаем, — лёгкой походкой она зашагала в сторону входа в здание, махнув Владе.
Сразу же после ужина Владу вызвали в кабинет дежурного воспитателя. На неё не кричали, но те слова, которые были сказаны, заставили её расплакаться и рассказать о том, как они покинули территорию и где были всё это время. Так её воспитывала бабушка — взрослых следовало уважать и верить им. Они были в ответе за неё и желали ей счастья. Не следовало так подводить людей, у которых семьи, тяжёлая работа и громадная ответственность…
Влада чувствовала, что сделала всё правильно, ведь другой ребёнок мог бы узнать о лазе и уйти, а потом попасть в сложную ситуацию, а то и погибнуть. Но как только она оказалась в своей комнате, быстро юркнув туда, чтобы не встретиться в коридоре со Стасей, ей стало не по себе. Соседки привычно играли на телефонах.
— Стаська заходила. Сказала, чтобы ты нашла кое-что.
— Что нашла? — осторожно спросила Влада.
— Не знаю, — Ольга поморщилась. — Я в ее дела не лезу. Нам она сказала выйти, пока была здесь.
Влада посмотрела на покрывало, провела по нему рукой. Затем залезла в тумбочку, потом в шкаф. Пожав плечами, она села на кровать и вдруг увидела маленький свёрток из сиреневой гофрированной бумаги, который был привязан к крану батареи. Она бы и не заметила его, если бы в тот момент, когда плюхнулась на задницу, поток воздуха не раскачал нитку.
Влада разорвала обёртку, и к ней в ладонь скользнула серебристая цепочка, а за ней кулон в виде изогнувшейся кошки, которая смотрела на неё единственным зелёным глазом.
7
Воскресенье, 7 утра. Бархатов
Бархатов стоял на мосту в нескольких метрах от того места, где вместо ограждения зияла огромная дыра. Стоял, вцепившись в перила затянутыми в перчатки руками, смотрел вниз и судорожно вдыхал колючий холодный воздух.
Тёмный круг воды, словно бельмо, уже покрылся лёгкой белёсой плёнкой — не такой плотной, как лёд вокруг, но уже заметной и неотвратимой, как пронизывающий ветер, который сейчас настырно лез за воротник кашемирового пальто. На берегу копошились водолазы — тащили какие-то канаты из спецмашины; слышны были разговоры по рации. Бархатову казалось, что они специально не торопятся, тянут, не желая лезть в этот чёрный омут под мостом. Ему хотелось крикнуть, поторопить их, но язык прилип к нёбу, застыл внутри тяжелой массой, сдерживая рвущиеся из горла хрипы.
Ещё полчаса назад, когда Бархатов примчался сюда, прорвался сквозь выставленный пост, пару раз поскользнувшись на заиндевелом покрытии, внутри него полыхало, горело, влажно стекало по спине и кололо в затылок. Он шептал: «Стася… Стася!», и вокруг его лица облаком кружил белый пар.
Его бы ни за что не пропустили, будь он обычным человеком, но он был тем, кем был — богатым, успешным, другом мэра, известным попечителем и благотворителем.
Показалась крыша автомобиля. Машину тащили берегу, и вода, словно горчичное масло, обволакивала серебристый металл. Бархатов подался вперёд, щурясь от выступивших слёз, и тут же отступил, заметив ярко-красное сердечко на стекле. С трудом отцепив руки от поручня, он заскрежетал зубами.
— Что, что там?! — подбежал Олег Матушкин, его первый зам, ухватил Бархатова за плечо и потряс. — Это точно она?!
Бархатов повернулся к нему и, бешено выпучив глаза, вцепился в ворот его дублёнки:
— С-сука, я с тебя шкуру с живого спущу! Не уследили! Гниды… — он задохнулся и уткнулся головой в плечо зама. — Не прощу…
Матушкин посмотрел вниз на реку. Водолазы проломали путь в ледяной коре, и маленький «Ситроен» двинулся в сторону берега. Боковые стёкла были разбиты, перед смят — много ли надо такой малышке?
