до добра не доведет и миссис Харрис еще пожалеет о нем, – она преклонялась перед решимостью и мужеством подруги, поддерживала ее в чем могла и, разумеется, хранила ее тайну. Ибо миссис Харрис никого другого в свои планы и устремления не посвятила.
И вот как-то летним вечером миссис Харрис позвонила в дверь миссис Баттерфилд, будучи в состоянии возбуждения. Щечки-яблочки были куда румянее обычного, а маленькие глазки горели просто каким-то электрическим светом. По всему было видно, что ее охватило «предчувствие», и это предчувствие влекло ее сегодня на собачьи бега в Уайт-Сити – и она хотела, чтобы миссис Баттерфилд отправилась с ней.
– Проветриться хочешь, милочка? – обрадовалась миссис Баттерфилд. – Признаться, я и сама не прочь немножко прогуляться. Как твои сбережения?
От волнения голос миссис Харрис слегка охрип.
– Я накопила уже двести пятьдесят фунтов. Если их удвоить – я куплю свое платье уже на следующей неделе.
– Удвоить – или потерять, милочка? – озабоченно переспросила миссис Баттерфилд, верная своему пессимизму и всегда предпочитавшая смотреть на жизнь с теневой стороны.
– У меня предчувствие, – прошептала миссис Харрис. – Пошли – я плачу! – миссис Харрис ощущала не просто предчувствие, а, скорее, послание свыше.
Утром она встала с чувством, что наступил ее счастливый день, что сегодня Бог взирает на нее с небес дружелюбно и с обещанием содействия.
Надо сказать, что миссис Харрис познакомилась с Богом еще девочкой в воскресной школе, и с тех пор она сохраняла представление о Всевышнем как о чем-то среднем между нянюшкой, полисменом, магистратом и Санта-Клаусом: всемогущее существо с довольно изменчивым характером, но всегда интересующееся делами миссис Харрис. Она же всегда могла сказать, какое настроение сегодня преобладает у Всевышнего по тому, что происходит с ней лично. Она безропотно принимала кару, если чувствовала, что вела себя не вполне хорошо, – принимала ее как приговор суда. Если же миссис Харрис вела себя примерно, она ожидала заслуженной награды; в несчастьях она просила о помощи – и ожидала ее; а если ей везло, она была готова разделить успех с Господом. Иегова был ее личным другом и защитником, хотя ей приходилось быть с Ним настороже, как если бы Он был старым джентльменом, подверженным время от времени необъяснимым приступам непростительных шалостей.
Так вот, в то утро миссис Харрис проснулась с чувством, что с ней должно случиться нечто очень хорошее; она была уверена, что это нечто непременно связано с ее желанием обладать вожделенным платьем, – что сегодня Он поможет ей приблизиться к своей мечте.
Весь день, пока миссис Харрис чистила, мыла, протирала и мела, она старалась настроить себя на прием новых сообщений свыше, дабы узнать, в какой форме ей будет явлена обещанная награда. Когда же она добралась до квартиры мисс Памелы Пенроуз (которая, как всегда, пребывала в состоянии хаоса – квартира, разумеется… впрочем, и хозяйка тоже), среди прочего барахла на полу обнаружился вчерашний выпуск «Ивнинг Стандарт» – миссис Харрис просмотрела его и обнаружила сообщение о том, что сегодня в Уайт-Сити состоятся собачьи бега. Вот оно! Сообщение было принято и расшифровано. Оставалось лишь угадать собаку и сумму ставки, затем забрать выигрыш – и сразу в Париж!
Ни миссис Харрис, ни миссис Баттерфилд не были новичками в раю Уайт-Сити, но в этот вечер мизансцена, которая в обычных условиях взволновала бы их – овал трека, залитый электрическим светом, жужжание бегущего по треку механического зайца, летящие за ним собаки, толпы на трибунах и у касс, – была лишь средством, ведущим к заветной цели. Надо сказать, что к этому моменту и миссис Баттерфилд заразилась лихорадочным возбуждением подруги и семенила теперь в кильватере миссис Харрис – от трека к кассам, от касс к треку и обратно, без единого слова протеста. Они даже не заглянули в буфет ради обычной чашки чая и сосиски с булочкой – вот как обе дамы были захвачены предстоящим событием и желанием настроиться на подсказки свыше.
Они искали подсказку в списках участников, они разглядывали их самих – длинные, узкие, жилистые животные; подруги держали ушки на макушке, чтобы не пропустить ни капли информации, – это была последняя предосторожность, которая бывает так важна для достижения результата…
Стиснутая в толпе возле загончика, где выводили участников четвертого забега, миссис Харрис прислушивалась к разговору двух джентльменов спортивного вида. Первый из них сосредоточенно ковырял в ухе мизинцем и в то же время рассматривал программку.
– Значит, От-Кутюр.
Второй джентльмен, углубленный в аналогичные исследования недр своего носа, глянул на собак и отозвался:
– Номер шесть. А что эта чертовня значит – «От-Кутюр»?
Первый джентльмен оказался начитанным.
– Это французская сука, – объяснил он, вновь заглянув в программку. – Владелец Марсель Дюваль. Вообще не уверен, но, по-моему, от-кутюр – это что-то насчет платьев и мод, или как-то так.
Миссис Харрис и миссис Баттерфилд ощутили, как ледяные мурашки пробежали по их спинам. Они посмотрели друг на друга. Сомнений нет – вот оно. Они посмотрели на свои программки: да, вот имя собаки – От-Кутюр, владелец француз, еще кое-что из родословной… А табло сообщило, что ставки на От-Кутюр – пять к одному.
– Скорее! – воскликнула миссис Харрис, рванувшись к окошку кассы.
Она рассекала волны людского моря, словно эсминец, ведущий могучий линкор – миссис Баттерфилд. Задыхаясь, подруги ошвартовались у кассы.
– Что ты поставишь, милочка, – пятерку? – пропыхтела миссис Баттерфилд.
– Пятерку?! – фыркнула миссис Харрис. – Это с таким-то указанием?! Ну нет! Полсотни!
Услышав эту цифру, миссис Баттерфилд едва не лишилась чувств. Бледность захватила один за другим все три ее подбородка, ее затрясло от волнения.
– Пя-пя-пятьдесят… – шепотом, на случай если кто-то услышит о таком безрассудстве, еле выговорила она. – Пятьдесят фунтов!!!
– При ставке пять к одному это будет двести пятьдесят фунтов, – спокойно объяснила миссис Харрис.
Наконец, миссис Баттерфилд пришла в себя и к ней вернулся ее нормальный пессимизм.
– Но если она проиграет?..
– Она не проиграет, – невозмутимо отрезала миссис Харрис. – Как она может проиграть?
Тут они добрались до окошечка кассы, и глаза миссис Баттерфилд едва не вылезли из орбит, когда миссис Харрис открыла свою потертую коричневую сумочку, извлекла кошелек и объявила:
– Пятьдесят фунтов на Атку Тьюр, шестой номер, на выигрыш.
Кассир механически повторил:
– От-Кутюр, номер шесть, пятьдесят на выигрыш, – и затем, пораженный суммой, наклонился, чтобы посмотреть сквозь проволочную сетку на игрока, который делает столь крупную ставку.
Его глаза встретились с блестящими голубыми бусинками глаз миссис Харрис, и явление маленькой уборщицы исторгло у него восклицание: «Господи боже!» – которое он поспешно дополнил пожеланием: «Удачи вам, мадам», – и протянул в окошечко билет. Недрогнувшей рукой миссис Харрис приняла его – а вот миссис Баттерфилд вздрогнула, будто это была
