- И что теперь?
- Семейных сможет получить по чеку наличными, или как там ему заблагорассудится, в Бангкоке или Сингапуре.
- Где исчезнет вместе с наличными. Он же крот у этих мужичков, которые увели сто восемнадцать миллионов.
- Вот затем я тебе и звоню. Вернее, собирался позвонить Шлайн да вот, видишь, надорвался и поручил мне... Ты понял идею? Он, то есть Шлайн, перед тем как погрузиться в сон от изнеможения, всех нас троих - меня, Севастьянова и тебя - обругал бабниками. А он ничего просто так не говорит...
"Ефим все-таки сделал меня подонком, - подумал Бэзил. - Он хочет использовать Барбару. Не исключено, что с подачи консула. Это ведь Дроздов с ухмылочкой советовал мне в Бангкоке обзавестись азиаточкой. Вынюхал ещё тогда про мои отношения с Барбарой..."
- Сволочи вы, - сказал Бэзил.
- Уж как водится, дружище. Ха-ха! Разве тебя не радует, что я вроде бы оправдан и тебе не придется искать мне работу?
- Дождись, когда проснется Шлайн. Тогда и узнаешь. У него всегда за пазухой гостинец ... А то, что вы хотите, я сделаю. Не ради вас. Чтобы утопить эту сволочь Семейных.
Месть - не профессиональное чувство. Дроздов дал понять это молчанием.
- Скажи Шлайну, я отработаю свой гонорар, - сказал Бэзил.
- Вот так лучше, - откликнулся Дроздов. - Последняя часть, так сказать, финал партитуры сингапурского квартета.
- Какой ещё партитуры, какого ещё квартета?
- Ефим так сказал. Шемякин, Дроздов, Шлайн и Севастьянов сыграли, как по нотам... Жди звонка завтра. Ефим подтвердит передачу чека Семейных...
Они доделали свое дело в Кашинском изоляторе потому, что это далеко от Москвы, рассуждал Бэзил, пересекая Петровку. Шлайн и Дроздов повязаны между собой изначально, только скрывали это. Они опасаются крота у себя на Лубянке. Или в прокуратуре. По закону, они могли держать и Севастьянова, и его жену в Кашине до десяти суток. Добились своего...
Шемякин свернул с Петровки в Столешников переулок и потащился вдоль новой гостиницы, где ему предлагали место в службе безопасности. Намного чище того, во что он теперь вляпался.
На Тверской Севастьянов направился к Центральному телеграфу.
В Сингапуре было восемь вечера.
- Уже соскучился? - спросила она. Ее голос в трубке словно бы отрикошетил от чего-то, и вопрос сам по себе сдублировался.
- Про это я расскажу при встрече, - сказал Бэзил. - У меня есть для тебя информация. Через неделю, а может и раньше, в вашем краю появится господин Людвиг Семейных, член совета директоров московского финансового холдинга "Евразия". С чеком, который трассирован Севастьяновым. Я располагаю сведениями, что Семейных присвоит деньги и исчезнет... Дело в том, что пятьдесят пять процентов акций "Евразии" принадлежат правительству России. То есть надоевшие всем сто восемнадцать миллионов долларов окажутся украденными Семейных и у правительства. Ты понимаешь, что я хочу сказать?
- Спасибо, Бэзил. Ты умница. Надеюсь, все же скучаешь.
Шемякин повесил трубку.
Жулье в Сингапуре заснет в эту ночь спокойно. Их московский крот ляжет, как принято говорить в определенных кругах, крайним бревном.
Так он подумал. И подумал правильно.
В уютной квартирке на сингапурской улице Изумрудного Холма Барбара положила и снова сняла трубку телефона, набрала номер Бруно Лябасти и сказала:
- В Москве сработало. Завтра я дам информацию о твоей и Клео смерти в результате автомобильной катастрофы на острове Пенанг в Малайзии. Вы свалитесь с моста в Малаккский пролив между этим островом и континентом. Тела унесет течением, оно там сильное. Так? Не забудь сообщить ваши новые имена, Бруно...
Она выслушала ответ и рассмеялась:
- Нет, Бруно, нет... Я согласна только на одно новое имя... миссис Шемякин.
- Семейных арестован в Сингапуре по обвинению в хищении посредством злоупотребления служебным положением. Вроде бы у них это так формулируется, - сказал Ефим Шлайн, поднимая воротник своего пальто. - Деньги возвращены "Евразии" должным образом, то есть теперь - совершенно официально. Все довольны...
На углу возле петербургской гостиницы "Октябрьская", где он и Шемякин неудачно - с точки зрения погодных условий, как сказал Шлайн, - установили наблюдательный пост, свирепствовал ноябрьский ветер. До отправки стоявшего перед главным входом "икаруса" с туристами, уезжавшими в Хельсинки, оставалось несколько минут.
Севастьянов помог Ольге взобраться на высокую ступеньку автобуса. Шемякин был уверен: эти двое не вернутся...
Или Ефим Шлайн готовил новую партитуру? Иначе зачем они здесь, на этом пронизывающем ветру?
