имен, список которых она возглавляла, содержало в себе отдельную историю, но в эти истории, обычно, никто особо не вникал. Противостояние незримых сил, так долго назревавшее среди ее, на первый взгляд, прилежных, жизнерадостных учеников, ребят из хороших, обеспеченных семей, и открывшееся ей так внезапно и так грубо, поставило классную руководительницу перед фактом того, что она многое запустила в своем старании быть нейтральной, старании, которое так и не реализовалось. Особенно ее смутило то, что она оказалась косвено причастной к пошатнувшимся отношениям Галь и Шахара. Ведь оценка эссе Шахара зависела от нее! Дана Лев вспомнила, сколько труда и надежд ученик вложил в свою первую серьезную работу, сцену, которую он закатил на уроке, и с состраданием посмотрела на ко всему готовую ради их любви девушку.
– Ты уж прости меня, Галь, но я должна тебе кое-что сказать на основе собственного опыта, – заговорила она, придвинувшись к девушке и обняв ее за поникшие плечи. – Я понимаю, насколько это больно и трудно, но иногда гораздо проще простить любимому случайный грех, совершаемый тысячами мужчин во всем мире, чем всю жизнь ощущать себя ничего не значащей для него вещицей. Когда мужчина – трудоголик, честолюбец, эгоист, то, поверь мне, больше его ни на что не хватает. Жизнь с таким человеком, дитя мое, полна нелегких компромиссов, фактически, пренебрежением самой собой как личностью. Да, ты можешь заставить себя терпеть, не возмущаться, и удерживать его таким способом. Но конца этому не будет. Рано или поздно, ты взорвешься и сама пошлешь такую жизнь к чертовой матери, потому, что твои жертвы, в конечном счете, не возместятся, а все твои желания и попранные чувства выйдут наружу. Ты не сможешь быть рабой такого человека! Кто угодно, но не ты! Я тебя знаю!
Галь вполуха внимала ей, и вспоминала, что где-то уже все это слышала, должно быть, от мамы. Но она была сейчас слишком убита горем, чтобы заглядывать в их с Шахаром возможное совместное будущее. Перед глазами ее стояло лишь одно дьявольское видение: поцелуй двух знакомых теней у парадного в вечерней тьме под струями ливня.
– Знаешь ли ты, что это значит: построить дом с таким мужчиной, да и то – за счет твоих уступок, а потом разрушить его? – продолжала педагог. – А представь, что у вас есть дети. Знаешь ли ты, что тебя ожидает тогда?
– Да, знаю, – кивнула Галь. – Моя мама прошла этот путь.
– Так вот, благодари Лиат за то, что она, пусть бесчестным способом, вовремя спасла тебя от этого пути! Все, что ни делается – к лучшему.
Девушка встала, заходила, разминаясь, по учительской, приблизилась к зеркалу, оглядела свои окровавленные ноздри, ключицы в синяках, расцарапанную кожу на руках и на шее, слипшиеся от пота волосы, и в уголке ее распухшего глаза сверкнула слеза. Дорогую же цену она заплатила за проклятую прописную истину! Жизнерадостная первая красавица школы, какой она была до сих пор, за двое суток превратилась в ободранную кошку, брошенную хозяином, вымокшую под дождем и одичавшую в смертельной драке с таким же хищным и противным зверем, утащившим у нее последний корм.
– Я хотела убить ее, – в ужасе прошептала она. – Я бы сделала это, если б нас не разняли.
– Разняли, и хорошо, что так! – с облегчением вымолвила Дана. – Она не стоит того, чтобы ты села из-за нее в тюрьму.
Галь продолжала с угрюмой пристальностью рассматривать свое отражение, словно пытаясь узнать в нем себя. Сейчас, когда ее эмоции немного улеглись, весь ужас ее нового положения стал явен ей до мелочей, какие даже выразить было страшно.
– И все равно, для меня все кончено, Дана, – сказала она. – Как я смогу теперь показываться в школе? Как объясню всем такой поворот событий? Кто из друзей останется рядом со мной, и как я их поделю между собой и моими бывшими… приятелями?
Ей пришлось сделать усилие, чтоб выговорить последнее слово, и при этом лицо ее искривила презрительная гримаса.
– Твои настоящие друзья останутся рядом с тобой, – ободрила ее Дана. – Все остальные – отпадут. Это закон. Таким образом, ты сама убедишься, кто есть кто. А что касается самого происшествия, то я попробую своей властью его замять, но и ты должна будешь мне в этом помочь.
– Как? – встревожено воскликнула девушка.
– Тебе придется успокоиться и доучиться с Лиат и Шахаром в одном классе до выпускного. Я надеюсь, что ты проявишь себя взрослым человеком и впредь не будешь провоцировать подобных инцидентов.
– Об этом не может быть и речи! – в ужасе вскричала Галь. – Я не стану терпеть присутствие этих двоих! Переведите меня в паралелльный класс.
– Как ты себе это представляешь? – строго спросила педагог.
– В виду особых обстоятельств! – умоляюще произнесла Галь. – Или выкиньте из класса эту парочку. Вообще, я не желаю одна отдуваться перед порядками школы за этот линч! Лиат виновата в нем точно в такой же мере, как и я. Это несправедливо! Почему я одна должна получать все шишки? Если мне придется гореть из-за нее в аду, то она там окажется вместе со мной! – прибавила она со злобой.
– Хватит! – рассердилась Дана. Она властно взяла Галь за локоть и притянула ее к себе. – Ты выходишь за всякие рамки! Никто в моем классе никого убивать не станет, и никого из него никуда не переведут. Я тебе пообещала, что заглажу этот случай, который, честно говоря, требует участия не только директора, но и полиции, и я слово свое сдержу. В твоей же реальной возможности, девочка моя, достойно пережить свою утрату, взять себя в руки, повзрослеть. Прими ваш разрыв с Шахаром так твое личное испытание на прочность, и постарайся пройти его с высоко поднятой головой.
– Какое еще испытание?! Да я не выдержу и дня! – запротестовала девушка.
– Выдержишь! – отрезала преподаватель. – Ты сильная, запомни это! Я буду рядом, обещаю.
Она выпустила локоть Галь, прошла на кухню, заварила им крепкого чаю, и, подавая его своей ученице, задумалась. Отчасти, Галь была права: Лиат провинилась с ней в равной степени, но и пострадала тоже в равной степени. Она, как их классный руководитель, несла ответственность за обеих, а не только за Галь, чья душераздирающяя история, безусловно, подкупила ее. Было бы вопиющим непрофессионализмом с ее стороны обойти сейчас своим вниманием Лиат.
"Надо будет позвонить ей, узнать, как она", – промелькнуло в ее мозгу. – "Хотя бы это. Еще, придется дать Лиат понять, что для ее же блага не афишировать то, что произошло сегодня".
Размышляя об этом, учительница отрешенно смотрела, как Галь вяло тянула чай. Пора было расходиться по домам, так как время близилось к вечеру и школу должны были скоро запереть.
