своим мечом. А моя магия давит его, не позволяя вздохнуть.
В груди все сильнее разгоралось это желание, но я ограничилась словами:
— Я знаю, что ты это сделал не по своей воле. Что сам не хотел.
Несколько секунд он молчал, продолжая пристально смотреть на меня.
— Там, в пещере, ты сказала правду? Что любишь меня? — Слова Ливея звучали чуть громче шепота.
— Да.
Я сделала глубокий вдох, стараясь успокоить ноющее сердце. Возможно, это чувство всегда будет жить там. Ведь я на себе познала, что нельзя разлюбить по желанию.
— И действительно буду дорожить воспоминаниями о проведенных вместе днях. Но я искренне желаю тебе счастья, хоть и не буду больше частью твоей жизни.
Его ногти так сильно впились в ладони, что на золотое крыло цапли на его подоле упала капля крови.
— Я думал, что если нам удастся одолеть госпожу Хуалин, то мы вновь сможем отыскать путь друг к другу. Но я оказался слишком самонадеянным, посчитав, что твой путь лежит лишь ко мне.
Я вздрогнула от его слов. неужели… неужели он думал, что в награду за талисман я попрошу стать его женой?
— Я желаю тебе счастья, — продолжил он, но в его голосе звучало сожаление. — Хоть капитан Вэньчжи и не заслуживает тебя. А я продолжу мечтать, что между нами что-то изменится.
— Спасибо, — удалось выдавить мне. Чувствуя, как, несмотря на сияющее солнце, внутри пробирает холод, я обхватила себя руками. — Ты все еще ненавидишь меня за то, что я не рассказала тебе о родителях?
— Я никогда бы не смог тебя возненавидеть. И вел себя как глупец, отказываясь отпускать, хотя уже не имел права удерживать рядом. — Он приоткрыл рот, словно хотел сказать что-то еще, но тут же закрыл его.
— Ты уезжаешь завтра? — наконец произнес Ливей через несколько секунд.
Я кивнула.
— Я отправлюсь с тобой.
— Почему?
— По той же причине, из-за которой ты отправилась за мной в пещеру, — пожав плечами, ответил он тем же вежливо-отстраненным тоном, который ранил меня сильнее, чем хотелось бы признавать. — Наши жизни переплелись независимо от того, вместе мы или нет. Я помогу тебе потому, что хочу этого, а не потому что так велит мне долг. Да и не считаю нужным вести какой-то учет, кто, кому и что должен. Это не имеет никакого смысла.
Он ушел, а я еще долго сидела на мраморном стульчике. Порыв ветра склонил ивы, и их ветви окунулись в воду, создавая рябь на поверхности пруда. Листья зашелестели, словно обсуждали секреты, которые я только что раскрыла миру. Когда-то мечта, что я смогу обнародовать свое происхождение и отбросить притворство, казалась несбыточной. Но мне удалось на шаг приблизиться к маминому освобождению и возвращению домой. Вот только это достижение не наполняло меня безграничной радостью, а отдавало непонятной горечью.
Глава 29
Круглые красные фонари, окаймленные желтыми шелковыми шнурами, освещали мощеные красным камнем улицы. Деревья шелестели на ветру, отбрасывая тени на бледные стены зданий с ромбовидными решетками на окнах и дверях, которые выцвели до светлых оттенков красного и зеленого. Темнота ночи скрывала крыши, выложенные серой черепицей, которая стоила так дешево, что ее не составляло труда заменить после очередного каприза природы. Вечером деревня создавала бы унылое впечатление, если бы не фонари, придававшие ей очарование.
В воздухе витали сотни ароматов: еды, духов и смертных. Люди спешили по своим делам, и большинство из них носили простые хлопковые халаты, но нам встретилось несколько зажиточных смертных в блестящей парче и шелке. С их поясов свисали украшения с нефритовыми бусинами или дисками из драгоценных металлов. Внезапно раздалось несколько напугавших меня громких хлопков — и в воздух с дымом взвились яркие искры и клочки красной бумаги. Фейерверки. Сегодня проводился какой-то фестиваль? На лицах жителей читалось возбуждение, которое я видела не раз, когда наблюдала за ними с Луны.
Ливей и Вэньчжи остановились перед большим зданием. Над входом висела прочная черная табличка, на которой выделялись белые иероглифы:
ПОСТОЯЛЫЙ ДВОР У ЗАПАДНОГО ОЗЕРА
Фонари в форме тыкв каскадом свисали по обеим сторонам красных деревянных дверей. Окна распахнули, чтобы впустить внутрь прохладный вечерний воздух, а на улицу лились музыка и смех. На постоялом дворе уже собралось много народа, и у меня заболела голова от бесконечного шума, а ведь нам предстояло провести здесь ночь, прежде чем мы отправимся к реке Янцзы, где Длинный Дракон уже несколько веков томился в заточении под горой. Когда Вэньчжи предложил нам остановиться в этой деревне, я с радостью согласилась, желая взглянуть, как живут смертные. Ведь если бы не прихоть судьбы, моя жизнь могла бы проходить так же.
Увидев нас, хозяин постоялого двора покачал головой. Неужели все комнаты уже заняты? Деревня действительно казалась оживленной. Но Вэньчжи молча положил перед ним серебряный лян. И это сработало получше любого заклинания, потому что хозяин тут же расплылся в улыбке, пряча монету в манжету, а затем что-то сказал Вэньчжи, но его слова заглушил внезапно раздавшийся хохот сидевшего неподалеку посетителя.
Девушка, возможно дочь хозяина, проводила нас к деревянному столу у окна и тут же ушла, но спустя несколько минут вернулась с подносом, на котором стояли тарелки с жареными лесными грибами, небольшой рыбой, тушеными свиными ребрышками, а еще большие миски дымящегося супа.
— Какие развлечения будут сегодня вечером? — кивнув в сторону возвышения в центре комнаты, спросил Вэньчжи у девушки.
Она поклонилась ему, и ее щеки окрасил румянец.
— Сегодня выступает сказитель, молодой господин. Один из лучших в наших краях.
Молодой господин? Я едва не рассмеялась. Да Вэньчжи, наверное, вдвое старше ее дедушки, хотя, глядя на его гладкую кожу и точеные черты, и не скажешь.
Примерно в середине нашей трапезы появился сказитель. Длинная седая борода скрывала морщинистое лицо, а запавшие глаза блестели под густыми бровями. Усевшись на бамбуковый стул, он положил сучковатый деревянный посох на пол. Один из посетителей протянул старику монету, и он, прочистив горло, начал рассказ о благородном императоре, которого предала его любимая наложница, подосланная вражеской империей. Когда легенда о несчастной паре закончилось трагической смертью, восхищенная публика заохала и захлопала в ладоши. Некоторые даже вытирали слезы носовыми платками и рукавами. А я с трудом подавила зевок, потому что предательство наложницы вызвало у меня отвращение, а глупость императора — раздражение.
С веселой улыбкой на лице Вэньчжи бросил серебряную монету старику, тот с удивительной легкостью поймал ее, а затем сунул в кошель.
— Какую историю желает услышать молодой господин? — почтительно спросил сказитель.
— О четырех драконах, —
