попутно она ухитрилась поддерживать семью, работая агентом по недвижимости.
Надо отдать Джулз должное: даже если это одно из самых раздражающих человеческих существ, какие я знаю, она добивается поставленных целей. В сущности, из нее получился бы замечательнейший сержант-майор.
Что касается маленькой Виолы, то ее имя всегда присутствовало в рождественских письмах Джулз, поэтому я полагал, что она еще жива. Хотя на самом деле не видел ее, пока…
Здесь я должен извиниться перед читателем этих записок за все «пока». Мне надо рассказать о многих вещах, и писать о некоторых из них будет трудно, так что, пожалуйста, наберитесь терпения.
И, наконец, о Хлое. Я видел ее довольно много за последние десять лет. Выяснилось, что наши школы устраивают совместные «танцы», которые оказались меньше похожими на «Танцы со звездами» и больше на потные схватки на импровизированной танцплощадке в школьном зале.
Поскольку тогда Хлоя еще любила Мишеля, она разыскала меня и попросила «защитить» ее от внимания других мальчиков, и мы сидели вместе в углу, цедя газировку из бутылок, пока она отводила душу, рассказывая, как сильно скучает по нему.
Также она проводила ужасно много времени у нас в Сидер-хаус. Она действительно стала членом семьи – крайне необходимым, как оказалось, особенно для младших.
Я спокойно выжидал, надеясь, что ее фиксация на Мишеле угаснет. Не угасла. Как и моя фиксация на ней. Конечно, мы были достаточно близки: она называла меня своим лучшим другом.
Но, как знают все мужчины, дружащие с женщинами, надежда изменить статус отношений на «нечто большее», о чем я мечтал каждую ночь, с каждым днем ускользала все дальше и дальше.
Окончив школу, она взяла перерыв на год, а потом уехала в Лондон изучать моду.
И только когда Хлоя закончила учебу, чары Мишеля наконец рассеялись. Она рыдала у меня на плече, говоря, что все еще любит его, но эти «удаленные» отношения наконец сделали свое дело, и между ними все было кончено.
Примерно тогда же все изменилось и для меня.
λβ
Тридцать два
Откладываю ручку и потягиваюсь, чувствуя себя сонным от солнца и пива, плюс меня утомили припоминания событий последних десяти лет. Просматриваю все, что написал, чтобы понять, не упустил ли я кого-то, – и понимаю, что упустил. Себя. Или, по крайней мере, остальное обо мне до настоящего времени. Но я устал, и мне слишком жарко и грустно, чтобы продолжать.
А кроме того, к дому только что подъехали машина и белый фургон. Фургон извергает двоих мужчин, в которых я сразу же узнаю сыновей Алексиса. За ними из машины выходит сам Алексис с малышом, который держит его за руку. Димитриос и Мишель открыли задние двери фургона и вытаскивают оттуда еще ящики.
Маленький мальчик – точное подобие Ангелины – застенчиво смотрит на меня.
– Поздоровайся, Густус, – подсказывает ему отец.
Густус не идет на сотрудничество и прячется за длинными ногами Алексиса.
– Мы подумали, что можем установить освещение на террасе и развесить фонари на оливах в роще, – продолжает Алексис.
– Хорошая идея, – соглашаюсь я.
– Это должен быть праздник, да? – Алексис смотрит на меня.
– Да, – твердо отвечаю я. – Непременно.
* * *
Следующие пару часов мы снова жарились на солнце и потели, пока вчетвером натягивали тросы с лампочками от балконов наверху до перголы. Мы почти не разговаривали – просто мужской треп, в основном о футболе.
Во время путешествий за границу я заметил, что английское происхождение делает меня (по крайней мере, в глазах всех иностранцев) признанным специалистом по Премьер-лиге и в особенности по «Манчестер Юнайтед», за который болели все Лайлы.
Учитывая, что сам я больше интересуюсь регби и не имею личного entrée [19] в спальню Уэйна и Колин Руни, я затрудняюсь предоставить им интересующую информацию. Украдкой поглядываю на Мишеля, который, пожалуй, еще красивее, чем в прошлый раз, когда я его видел. Мне хочется спросить, есть ли у него девушка, невеста или даже супруга, но ничего столь личного не упоминается.
Ангелина выходит на террасу с большим кувшином домашнего лимонада и маленьким Густусом. Он сразу же забирается на колени к отцу, когда мы рассаживаемся по стульям и жадно пьем.
– Странно, да, Алекс? – хмыкает Алексис. – Я так надеялся стать дедушкой. И теперь я папа малыша, а у двоих моих сыновей до сих пор нет детей.
– Папа, мне едва за тридцать, а Касси двадцать девять, – мягко выговаривает Димитриос. – У нас еще масса времени. А кроме того, ты так нас эксплуатируешь, что времени на детей просто нет, – добавляет он с улыбкой.
– Ты не женат, Мишель? – спрашиваю я.
– Нет, – твердо отвечает он.
– Думаю, мой сын убежденный холостяк, – вздыхает Алексис. – Кажется, нет женщины, которая может поймать его в сети. А ты, Алекс? Ты нашел любовь всей своей жизни с тех пор, как мы встречались в последний раз?
– Да, – отвечаю я, помолчав. – Нашел.
– Папа, – Густус открывает рот и тыкает в него пальцем, говоря что-то по-гречески.
– Так, Густус проголодался и хочет ужинать. Нам пора домой, – переводит Алексис. Он зовет Ангелину, которая появляется и выдает мне указания (по сути, все сводится к тому, чтобы ничего не трогать на кухне или в кладовке, пока она не вернется завтра рано утром). Как будто я смог бы за ночь съесть все в одиночку.
– Алекс, хочешь пойти к нам домой поужинать? – спрашивает Алексис.
– Это очень любезно с твоей стороны, но завтра будет очень долгий день, и, думаю, я останусь здесь и лягу пораньше.
Алексис подхватывает вертящегося Густуса сильными загорелыми руками.
– Тогда мы желаем доброй ночи.
Смотрю, как семья рассаживается по машинам и уезжает. Начинают спускаться сумерки, солнце снова садится над Пандорой – точно так же, как садилось все эти десять лет, когда некому было оценить его красоту. Иду на кухню и вижу, что она заставлена прикрытыми фольгой подносами и блюдами, кладовка равно забита таинственными десертами всех форм и размеров. Беру маленькую порцию мусаки, которую Ангелина неохотно разрешила взять на ужин.
Одиноко сижу с тарелкой на террасе и надеюсь, что Алексис не счел грубостью отказ от приглашения. Мне просто нужно побыть одному, чтобы собраться с мыслями и силами на завтра.
Потом снова пододвигаю к себе дневник. Может быть, если записать все, это действительно поможет.
ЗАПИСКИ АЛЕКСА
«Я» (продолжение)
Половину года между школой и университетом я откладывал деньги на путешествие, таская пинты пива в местном баре, а вторую половину преодолевал фобии всего без исключения, что смог вообразить.
И развивал новые – например, фобия путешествия за границу.
Потом я начал учиться на философском факультете в Оксфорде – в колледже, где когда-то учились папа и «генетический папа». Через три года папа приехал на мой выпускной, и, когда после мероприятия мы обнялись по-мужски, у него в глазах стояли искренние слезы гордости.
Только вчера вечером я
