порядке самозащиты...
Ариэль, затаив дыхание, слушал. Григорий Борисович рассказывал ему о маленькой процветающей стране. Пока не раздался крик:
— Арик! Ты где? Кура стынет...
— Мама, — с легкой досадой произнес Ариэль.
И затем:
— Я еще погуляю.
В ответ раздалось:
— Арик! Если мама сказала — ноу, то это значит — ноу!
— Кура стынет, — грустно повторил мальчик.
— В такую жару, — удивился Григорий Борисович, — странно... Ей можно только позавидовать.
— Ну, я пойду.
Это Ариэль говорит. Писатель в ответ:
— Давай, брат. Заходи, если будет время...
Мальчик убежал, забыв игрушки. Писатель взошел на крыльцо. Водрузил на колени пишущую машинку. Увидел чистый лист бумаги. Привычный страх охватил его.
— Дядя Гриша! Вам нужна машина?!
Он вздрогнул. Когда его неожиданно окликали, писатель вздрагивал. Это началось давно, еще с армейских лет, когда писатель был охранником в Мордовии.
— Дядя Гриша!
Григорий Борисович с досадой и облегчением прервал работу. Вышел на крыльцо.
— Это я — Ариэль. Я машину принес...
Действие происходило в летней русской колонии чуть западнее Монтиселло. Ариэль был племянником Мишкевицеров. Писатель жил от них в двадцати метрах, ближе к железнодорожной линии. Еще левее жили Касперовичи.
— Вы спрашивали про машину. Я наигрался. Ваша очередь.
— А, — сказал писатель, — наконец-то...
Разговор этот начался еще вчера. Григорий Борисович заметил машину, с жужжанием катившуюся по траве. Следом шел Ариэль. В руках у него была черная продолговатая коробочка.
Писатель счел нужным заметить:
— Однако...
Что означало, например, — додумаются же люди!..
И вот явился Арик.
— Хотите поиграть?
— Еще бы.
— Тогда смотрите.
В спешке Ариэль начинал заикаться. При этом речь его звучала с какой-то дополнительной отчетливостью.
— Вот смотрите. Так включается. Так выключается. Так вправо. Так влево. А так, значит, — прямо. Поняли? Учтите — заднего хода нет.
— Как всегда, — реагировал писатель.
Ариэль убежал.
Григорий Борисович тронул пластмассовый рычажок. Машина с жужжанием покатила вдоль газона. Из-под нее вылетали мелкие камешки. Писатель сделал неосторожное движение. Машина резко повернула в сторону. Левое крыло ее уперлось в стену.
Писатель выключил мотор. Затем сказал: «Фантастика» — и удалился. Коробочку оставил на подоконнике. Рядом, возле кривоватой дачной лампы, ожидали его сенсационные мемуары Яновского.
Затем был телефонный звонок из Нью-Йорка. Приходила Фаина жаловаться на мужа. Звучала по карманному радио «Ленинградская» симфония Шостаковича. Вслед за Шостаковичем явился Мишкевицер. Интересовался погодой на завтра:
— Вы слышали про ИЗНОС?
Григорий Борисович усмехнулся. «Произнес» — это стоило записать...
Ариэль появился вечером, когда уже стемнело:
— Поиграли?
— Конечно, — сказал писатель, — увлекся. Все дела забросил...
— А где машина?
Машины не было. Коробочка лежала на подоконнике.
— Странно, — удивился писатель, — может, дети взяли?
— Не беспокойтесь, — сказал Ариэль, — я найду.
— Спроси у Левушки. Или у Буси...
— Не беспокойтесь...
Наутро мальчик появился снова.
— Ну как дела? — спросил писатель. Он не выспался. Пил среди ночи кофе.
— Они не брали.
— Ты о чем? — спросил Григорий Борисович. — Ах да...
— Они не знают, где машина.
— Так. Куда же она могла деваться?
Ариэль задумался, потом сказал:
— А вы под домом смотрели?
— Нет.
— Наверное, она под домом.
Григорий Борисович тяжело опустился на колени. Припал к сыроватой земле. Вдыхая болотный запах, протиснулся между двумя гнилыми столбами.
— Фонарик принести?
— Давай.
Под домом обнаружились лыжи, железная решетка, мяч и корпус гитары без струн. Машины не было. Писатель оглядел свои испачканные брюки.
— Что-то фантастическое, — сказал он.
— Не беспокойтесь, — утешил его Ариэль, — подумаешь. Мне дядя Леня новую купит. У него знаете сколько долларов.
— Сколько? — вдруг заинтересовался Григорий Борисович.
— Очень много. Думаю, больше ста.
И затем:
— Вы под кроватью не смотрели?
— Я посмотрю, — сказал Григорий Борисович.
Писатель отодвинул кровать. Заглянул в кладовку. Порылся в ящиках стола.
— Я завтра приду, — сказал Ариэль.
С этого дня началась ежедневная пытка. Рано утром к нему заходил Ариэль:
— Я только хотел спросить насчет машины.
— Как сквозь землю провалилась, — жаловался писатель.
— Ничего, я вечером зайду.
В конце недели Григорий Борисович принял решение. Дневным автобусом поехал в Монтиселло. Зашел в игрушечный магазин «Плейленд». Выбрал машину за сорок шесть долларов. Вернулся. Разыскал Ариэля и вручил ему большую, довольно тяжелую коробку.
— Играй, — сказал он.
Мальчик смутился.
— Зачем? — говорил он, срывая пластиковую ленту. — Не беспокойтесь. Она найдется...
А потом:
— К тому же это, в общем, другая машина. Капот не открывается.
— Капот? — переспросил Григорий Борисович. — А я и не заметил. Колеса, думаю, на месте... Дверцы, руль...
— Это не та машина, — весело сказал Ариэль.
И положил ее в коробку. Поролоновые крепления вставил. Ленту приклеил на старое место.
— Может, сойдет? — упавшим голосом выговорил писатель.
— Вы не беспокойтесь. Подумаешь, машина. У меня их штук двадцать пять. Правда, у той был капот. И фары.
— У этой тоже фары.
— У той были никелированные... Она найдется. Вы на кухне смотрели?
— Смотрел.
— А за плитой?
— За плитой еще не смотрел.
— Может, она там?
Григорий Борисович вынул из стола рейсшину. Долго водил ею за газовой плитой. Выкатил оттуда россыпь дряни, напоминавшей экскременты.
— Не густо, — сказал писатель.
— Найдется, — в который раз повторил Ариэль...
Короче, лето превратилось в ад. Ариэль появлялся, как тень отца в «Гамлете». Ужасом веяло на писателя от его слов:
— Не беспокойтесь. Она найдется.
Писателю снились автомашины. Они съезжались к нему, беспомощному, — черные, громадные. Капоты их были угрожающе подняты. Никелированные фары сверкали.
Писатель обратился к Мишкевицеру. Тот сказал:
— Да бросьте. Подумаешь, машина. У него их целый автопарк. Найдется... Вы на чердаке смотрели?
— Нет у меня чердака, — сказал писатель. Он почувствовал, что близок к нервному срыву. Забросил все свои дела. Позвонил в Нью-Йорк литературному агенту Гордону Брукмайеру.
— Помнишь, Горди, ты хотел отдать мне свой автомобиль?
— Бери. Он только даром место занимает.
— Какая марка?
— «Бьюик-ригал», восемьдесят первого года. Что называется, в рабочем состоянии. Для новичка в самый раз.
— Фары никелированные?
— Вроде бы.
— Капот поднимается?
— Как это?