штраф пятнадцать рупий, либо отсидеть семь дней в участке. Жена продала серьги и браслеты, заложила знакомому патану приготовленное к зиме новое одеяло и внесла штраф.
Так прошли еще два года. Наконец Фазал по рекомендации Рахмана поступил на работу в типографию господина Асфии. Ему было восемнадцать, и потому в жилах его кипела горячая кровь. Большие сильные руки Фазала двигались с такой быстротой, словно они хотели как можно скорее создать что-то значительное. Платили Фазалу двенадцать рупий в месяц. Надо сказать, что работал он, как машина. Порой во время работы Фазал вспоминал о двенадцати рупиях, и сердце его радостно трепетало, по всему телу пробегали мурашки. Мысль эта не давала покоя, точно муравьиные укусы. Двенадцать рупий! Двенадцать рупий! Двенадцать рупий! Кончая работу, он выходил на улицу, и двенадцать рупий, казалось, обступали его со всех сторон. Теперь он сможет купить себе рубашку, брюки или шарф. Он сделает себе английскую прическу… и… и… Да! Теперь он сможет купить себе сладостей. Вот получит деньги и купит сразу две дюжины апельсинов. Потом пойдет в ресторан «Соединенные провинции» и съест сразу пять порций жаркого. Думая об этом, он начинал работать еще усерднее и, увлекшись, тихонько мурлыкал песенку. «Молодо-зелено, — говорили про него старые рабочие. — Станет старше — уж не будет так распевать. Что ему? Не женат, забот никаких. Пусть себе поет. Ведь в этом мире песне так тесно».
Но вот как-то Фазал увидел у директора очень красивые ботинки. Кожаные, коричневого цвета, на каучуковой подошве, и блестели они как зеркало. Фазал был потрясен. Он не мог оторвать от них глаз. Куда бы ни шел директор, он плелся за ним по пятам. Однажды директор даже пригрозил ему. Только после этого Фазал пришел в себя. Но теперь он уж не мог работать, как прежде. Перед глазами все время маячили злосчастные ботинки, красивые, мягкие, блестящие! Наверное, в таких люди отправляются в рай! Ему хотелось потрогать их, прикоснуться к ним щекой. Фазал взглянул на свои ноги, безобразные, растрескавшиеся, — ведь всю жизнь он ходил босиком. Никогда прежде он не носил башмаков. Но теперь он во что бы то ни стало обзаведется ими. «Обязательно куплю ботинки. Коричневые, из мягкой кожи, с двойной каучуковой подошвой. Блестящие как зеркало», — твердо решил он.
— Дядя, прикажи выдать мне жалованье, — сказал он Рахману.
Тот посмотрел на него с удивлением:
— Но ведь ты работаешь всего десять дней. Какое же может быть жалованье?
— А сколько я заработал за десять дней, дядя?
— Четыре рупии.
— Ну так скажи, чтоб дали четыре. Чтоб сегодня же дали.
— А что ты будешь с ними делать?
Фазал вдруг замолчал. Он не мог ответить сразу и покраснел от переполнявших его сердце чувств.
— Так что же ты будешь делать с этими четырьмя рупиями? — снова спросил Рахман.
Глаза Фазала блеснули. Чуть запинаясь, он тихо проговорил:
— Я… я куплю ботинки.
Рахман расхохотался. Он хохотал до слез. Потом отвел Фазала к директору и выложил ему все начистоту. Теперь стал хохотать директор — он чуть не лопнул от смеха. Но зато Фазал ушел от него с четырьмя рупиями.
— Рехнулся парень, — сказал директор. — Вот так рассуждают все рабочие. Приходят сюда босые, голодные, в лохмотьях. А потом, смотришь, то одно приобретут, то другое. Сначала напялят ботинки, потом рубашку или шарф, потом шляпу. А там, глядишь, начинают требовать прибавки к жалованью.
— В этом нет ничего удивительного, — вспыхнул Рахман. — Ведь рабочий тоже человек. Рабочий тоже хочет выбиться в люди, шаг за шагом…
— Конечно, — поспешил ответить директор, — я ничего плохого и не говорю. Что же в том дурного? Именно постепенно… шаг за шагом. Против этого не возразишь. Но нужно во всем соблюдать умеренность.
Рахман взглянул на ботинки директора.
— Я заказывал их у одного китайца, — сказал директор. — Негодяй содрал за них сорок рупий.
Фазал шел по базару, зажав в кулаке четыре рупии. Он останавливался перед каждым обувным магазином и приценивался. В одном магазине за ботинки просили сорок рупий, а в другом — тридцать девять рупий пятнадцать ана. Нигде не смог он найти ботинок дешевле. А ведь у него было всего четыре рупии. Сердце его будто остановилось. Что же делать? Ведь он мечтал в этом месяце купить ботинки, в следующем — рубашку и шарф, потом — шляпу, одеяло… «Пойду посмотрю еще, — с грустью подумал он. — Может, все же найду что-нибудь подешевле».
Ботинки — 30 рупий, ботинки — 25 рупий, ботинки — 20 рупий, 18 рупий, 11 рупий, 9 рупий и 9 ана, ботинки — 7 рупий… Но нигде не было ботинок за 4 рупии — нигде в целом городе. Разочарованный, Фазал уже возвращался домой, как вдруг на толкучке среди всякого хлама он увидел именно такие ботинки, о которых мечтал. Да, это были те самые ботинки, коричневые, кожаные, на толстой каучуковой подошве, но только старые и потому не блестящие. Шнурков на них не было. Но все-таки это были ботинки, о которых он мечтал!
— Сколько стоят ботинки? — с трепетом в голосе спросил Фазал.
— Десять рупий.
— А у меня только четыре.
— Доставай. Четыре так четыре. Зато сколько тебе будет радости — ведь эти ботинки когда-то носил богач. Забирай.
Надев ботинки, Фазал бросился бежать — не дай бог, кто-нибудь отнимет. Подошва была мягкая, и Фазалу казалось, будто идет он по бархатному ковру. Сегодня впервые в жизни он надел ботинки, завтра купит себе новую рубашку, послезавтра — шляпу. Так постепенно, шаг за шагом, он будет выбираться в люди. Теперь работа в типографии казалась ему еще милее, никогда не ослушается он директора. И ему захотелось поблагодарить за это бога. Он бросился к ближайшей мечети и вошел в нее…
Но когда он вышел, ботинок на месте не оказалось [34].
Всю ночь он оплакивал башмаки — будто потерял любимую или лишился отца, будто разбились все его надежды, будто все радости жизни превратились в прах.
На следующий день Рахман, напившись, сильно избил Фазала.
— Ишь ты, ботинки захотел надеть. Да будь ты проклят со своими ботинками. Пока есть хозяин, рабочий всегда будет нищим. Хозяином ему никогда не стать. Не придется тебе заказывать ни новой одежды, ни шляпы. — Голова его безжизненно повисла. — Пойми же это, дурак…
Он стукнул Фазала кулаком по спине.
— Когда-то и я думал так же. Шаг за шагом: сегодня ботинки, завтра рубашку, послезавтра шляпу. Что толку с этого? Болтовня одна. За первым шагом — второй, за ним опять —
