— Душа моего корабля — я, Мариетт. Но ты будешь песней моей освобожденной души, Мариетт. Песней моего корабля будешь ты, Мариетт. Ты знаешь, куда мы пойдем? Мы пойдем искать край света, неведомые страны, еще неведомых чудовищ. А по ночам нам будет петь отец-океан, Мариетт!
— Обними меня, Хаггарт. Ах, Хаггарт, тот не Бог, кто делает людей трусами! Мы пойдем искать нового Бога.
Хаггарт шепчет бурно:
— Я лгал, что я все забыл — этому я научился в вашей стране. Я люблю тебя, Мариетт, как огонь. Эй, Флерио, товарищ!
Кричит радостно:
— Эй, Флерио, товарищ! приготовил ли ты салют?
— Приготовил, капитан. Берега вздрогнут, когда зашепчут наши малютки.
— Эй, Флерио, товарищ! Не скаль зубы, не кусая — тебе не будут верить. Положил ли ты ядер, круглых, чугунных хороших ядер? Дай им крылья, товарищ — пусть черными птицами разлетятся по берегу и морю.
— Есть, капитан.
Хаггарт смеется:
— Я люблю думать, как летит ядро, Мариетт. Я так люблю следить его невидимый полет. А если кто подвернется — пусть! так бьет сама судьба. Что цель? Только глупцы нуждаются в цели, а дьявол, зажмурившись, бросает камни — так веселее мудрая игра… Но ты молчишь — о чем ты думаешь, Мариетт?
— Я думаю о тех. Я все думаю о тех.
— Тебе их жаль? — хмурится Хаггарт.
— Да, мне их жаль. Но моя жалость — моя ненависть, Хаггарт. Я ненавижу их, и я убила бы их еще, еще!
— Мне хочется поскорее лететь — такая у меня свободная душа. Давай шутить, Мариетт. Вот загадка, отгадай: для кого сейчас рявкнут пушки? Ты думаешь для меня. Нет. Для тебя? Нет, нет, да нет же, Мариетт! Для маленького Нони, вот для кого, для маленького Нони, который сегодня вступает на корабль. Пусть проснется при громе — вот удивится наш маленький Нони! А теперь тише, тише, не мешай ему спать, не порти пробуждения маленькому Нони.
Шум, голоса — приближается толпа.
— Где капитан?
— Здесь. Стой, капитан здесь!
— Все кончено. Их можно класть в корзину, как сельдей.
— Наш боцман молодец! Веселый человек.
Хорре, веселый и пьяный, кричит:
— Тише, черти! Или вы не видите, что здесь капитан? Кричат, как чайки над дохлым дельфином.
Мариетт отходит в сторону на несколько шагов туда, где спит маленький Нони.
Хорре. Вот мы и явились, капитан. Потерь нету, капитан. Ну, уж и смеялись же мы, Нони!
Хаггарт. Ты что-то рано напился, Хорре. Говори, о дьявол!..
Хорре. Есть! Дело сделано, капитан. Наши деньги мы все собрали, не хуже королевских сборщиков податей. Я не мог отличить, какие деньги наши и собрал все. Ну, а уж если какое золото они закопали, то, прости, капитан, мы не мужики, чтобы пахать.
Смех. Смеется и Хаггарт.
— Пусть сеют, мы пожнем.
— Золотые слова, Нони. Эй, Томми, слушать, что говорит капитан. И вот еще: сердись, не сердись, а музыку я разбил, раструсил на кусочки. Покажи трубку, Тэтю! Видишь ли, Нони, я сделал это не сразу, нет. Я предложил ему сыграть джигу, а он сказал, что эта штука не может. Потом он сошел с ума и убежал. Там все сошли с ума, капитан! Эй, Томми, покажи бороду! Старуха вырвала ему полбороды, капитан, теперь он ни на что не похож. Эй, Томми! Спрятался, ему стыдно показаться. И вот еще что: поп сюда идет.
Мариетт восклицает:
— Отец!
Хорре удивленно:
— А, это ты? Если она жаловаться пришла, то я доложу тебе, капитан: поп чуть не убил одного матроса. Да и она тоже. Я уже попа велел связать.
— Молчать!
— Я не понимаю, Нони, твоих поступков.
Хаггарт со сдержанным гневом.
— Я велю заковать тебя в цепи! Молчать!
С возрастающим гневом:
— Ты смеешь мне возражать, гадина! Ты…
Мариетт предостерегает:
— Гарт! Отца привели.
Несколько матросов вводят связанного аббата. Одежда на нем в беспорядке, лицо расстроено и бледно. С некоторым удивлением взглядывает на дочь и опускает глаза. Вздыхает.
— Развяжите его! — говорит Мариетт.
Хаггарт сдержанно поправляет ее:
— Здесь только я приказываю, Мариетт. Хорре, развяжи.
Хорре распутывает узлы. Молчание.
Аббат. Здравствуй, Хаггарт.
Хаггарт. Здравствуй, аббат.
Аббат. Хорошую же ночку устроил ты, Хаггарт!
Хаггарт говорит сдержанно.
— Мне неприятно тебя видеть — зачем ты пришел сюда? Иди домой, поп, тебя никто не тронет. Лови рыбу… и что ты еще делал? — ах, да: выдумывай молитвы. А мы идем в океан; твоя дочь, знаешь ли, также идет со мною. Видишь корабль? — это мой. Жаль, что ты не понимаешь в кораблях — ты засмеялся бы от радости, увидев такой прекрасный корабль… Отчего он молчит, Мариетт? Скажи ему ты.
Аббат. Молитвы? А на каком языке? Или ты открыл еще новый язык, на котором молитвы доходят до Бога? Ах, Хаггарт, Хаггарт.
Плачет, закрыв лицо руками. Хаггарт тревожно:
— Ты плачешь, аббат?
Мариетт. Смотри, Гарт, он плачет. Отец никогда не плакал. Мне страшно, Гарт.
Аббат перестает плакать. Густо сопнув, он крякает, вздыхает и говорит:
— Я не знаю, как тебя зовут: Хаггарт или дьявол или как-нибудь еще: я пришел к тебе с просьбой. Слышишь ты, разбойник, с просьбой. Да не вели твоей команде скалить зубы: я этого не люблю.
Хаггарт угрюмо:
— Иди домой, поп! Мариетт остается со мною.
— Ну, и пусть остается с тобою. Мне ее не нужно, а если тебе нужна — возьми. Возьми, Хаггарт. Но только…
Становится на колени. Ропот удивления. Мариетт испуганно делает шаг к отцу:
— Отец! Ты стоишь на коленях!
Аббат. Разбойник! Отдай ты нам эти деньги. Ты награбишь себе еще, а эти деньги отдай ты, пожалуйста, нам. Ты еще молод, ты еще награбишь…
Хаггарт. Ты с ума сошел! Ну, уж и человек — он дьявола самого доведет до отчаяния. Послушай, поп, я кричу тебе: ты просто сошел с ума!
Аббат (на коленях). Может быть, и сошел, ей-богу, не знаю. Разбойничек, миленький, ну, чего тебе это стоит: отдай ты нам эти деньги. Мне жалко их, подлецов! Ведь они так радовались, подлецы: они расцвели как старый терн, у которого оставались одни только колючки, да ободранная кожа. Ну, и грешники они: так разве ж я Бога о них прошу: я тебя прошу. Разбойничек миленький…
Мариетт смотрит то на Хаггарта, то на отца. Хаггарт колеблется. Аббат бормочет:
— Хочешь, чтобы я сыном тебя, разбойника, называл? Ну, изволь… сын… все равно я тебя больше не увижу. Все равно! Как старый терн они расцвели — ах, Господи, эти подлецы-то, эти старые подлецы!
Хаггарт угрюмо:
— Нет.
— Ну, так ты дьявол, вот ты кто. Ты дьявол, — бормочет аббат, тяжело вставая с колен.
Злобно скалит зубы Хаггарт:
— Дьяволу хочешь продать душу, да? Эй, аббат, — а что дьявол всегда платит фальшивыми деньгами, этого еще не знаешь. Дай факел, матрос!
Выхватывает факел и высоко поднимает над головою — огнем и дымом одевает свое страшное лицо:
— Смотри, вот я. Видишь? Теперь попроси еще, если смеешь.
Бросает факел. Что пригрезилось аббату в этой стране, полной чудовищных снов? Но с ужасом, дрожа всем толстым телом, бессильно отталкиваясь руками — отступает он назад. Поворачивается: видит блеск металла, темные и страшные лица, слышит злобный плеск воды и закрывает голову руками, уходит поспешно. Выскакивает Хорре и ножом бьет его в спину.
— За что ты? — хватает аббат ударившую руку.
— А так, ни за что!
Аббат падает и умирает.
— За что ты? — вскрикивает Мариетт.
— За что ты? — гремит Хаггарт.
И устами Хорре, идя из неведомых глубин, отвечает чужой странный голос:
— Ты велел.
Оглядывается Хаггарт и видит: суровые и хмурые лица, тревожный блеск металла, неподвижный труп; слышит загадочно веселый плеск волны. И с мгновенным ужасом хватается за голову.
— Кто велел? Это море шумело. Я не хотел его убивать — нет, нет!
Мрачные голоса:
— Ты приказал. Мы слышали. Ты приказал.
Хаггарт слушает, подняв голову — и вдруг хохочет громко:
— Ах, дьяволы! Дьяволы! Так вы думаете: для того у меня два уха, чтобы мне лгали в каждое?
— На, кольни, гадина.
Бросает Хорре на землю.
— На веревку! Я сам бы раздавил твою ядовитую голову — но пусть это сделают те. Ах, дьяволы, дьяволы! На веревку.
Хорре грубо хнычет.
— Это меня, капитан? Я был твоей нянькой, Нони.
