— Это меня, капитан? Я был твоей нянькой, Нони.
— Молчи, гадина!
— Это я-то, Нони? Твоя нянька? Ты визжал как поросенок в камбузе — ты забыл, Нони? — жалобно бормочет матрос.
— Эй! — грозно кричит Хаггарт в угрюмые ряды: — Взять!
Подходят несколько человек. Хорре встает:
— Ну, уж если меня, твою няньку — так ты совсем выздоровел, Нони! Эй, слушать капитана! Взять! Ты у меня наплачешься, Томми. Ты у меня всегда зачинщик!
Угрюмый смех. Несколько матросов под тяжелым взглядом Хаггарта окружают Хорре. Недовольный голос:
— Здесь и вешать негде. Тут и дерева ни одного нет.
— Подождать до корабля! Пусть честно умрет на рее.
— Я знаю тут дерево, но только не скажу, — хрипит Хорре. — Ищите сами! Ну, и удивил же ты меня, Нони. Как закричишь: на веревку! Совсем как твой отец, он тоже чуть не повесил меня. Прощай, Нони — теперь я понимаю твои поступки. Эй, джину — и на веревку!
Хорре уводят.
Никто не смеет подойти к Хаггарту: все еще гневный, он шагает взад и вперед крупными шагами. Останавливается, взглядывает коротко на труп и снова шагает. Зовет:
— Флерио. Ты слыхал, чтобы я приказывал убить этого?
— Нет, капитан.
— Ступай.
Снова шагает и снова зовет:
— Флерио. Ты слыхал когда-нибудь, чтобы море лгало?
— Нет.
— Если не найдут дерева, прикажи удушить руками.
Шагает. Мариетт тихо смеется.
— Кто смеется? — гневно спрашивает Хаггарт.
— Я, — отвечает Мариетт. — Я думаю, как его вешают, и смеюсь. О, Хаггарт, о, благородный мой Хаггарт! Твой гнев — Божий гнев, ты это знаешь? Нет. Ты смешной, ты милый, ты страшный Хаггарт, но я тебя не боюсь. Дай руку, Гарт, пожми мне крепко, крепко. Вот сильная рука!
— Флерио, мой друг. Ты слыхала, что он сказал? Он говорит, что море никогда не лжет.
— Ты сильный и ты справедливый — я была безумна, когда я боялась твоей силы. Гарт, можно мне крикнуть морю: Хаггарт справедливый!
— Это неправда. Молчи, Мариетт, тебя дурманит кровь. Я не знаю, что такое справедливость.
— А кто же знает? Ты, ты Хаггарт. Ты божья справедливость, Хаггарт. Это правда, что он был твоей нянькой? О, я знаю, что такое нянька: она кормит, учит ходить, ее любишь, как мать. Не правда ли, Гарт — ее любишь, как мать? Ну, так вот же — на веревку Хорре!
Тихо смеется.
В той стороне, куда повели Хорре, слышится громкий, раскатистый хохот. Хаггарт в недоумении останавливается.
— Что там такое?
— Это дьявол встречает его душу, — говорит Мариетт.
— Нет. Пусти мою руку! Эй, кто там?
Надвигается толпа: смеющиеся лица, оскаленные зубы — но, увидев капитана, становятся серьезны. Голоса повторяют одно и то же имя:
— Хорре! Хорре! Хорре!
И сам показывается Хорре: взъерошенный, помятый, но счастливый: оборвалась веревка. Сдвинув брови, молча ожидает его Хаггарт.
— Веревка оборвалась, Нони, — скромно, но с достоинством хрипит Хорре. — Вот и концы. Эй, вы там: тише! Смеяться тут нечего. Стали меня вешать, а веревка-то и оборвалась, Нони.
Хаггарт смотрит на его старое, пьяное, испуганно-счастливое лицо — и хохочет, как безумный. И таким же хохотом, подобно реву, отвечают ему матросы. Весело пляшут на волнах отраженные огни — словно и они смеются со всеми.
— Нет, ты посмотри, Мариетт, какая у него рожа, — задыхается от смеха Хаггарт. — Ты счастлив, да? Да говори же: ты счастлив? Посмотри, Мариетт, какая у него счастливая рожа! Оборвалась веревка — это сказано сильно, это еще сильнее, чем я сказал: на веревку. Кто сказал, ты не знаешь Хорре? Но ты совсем одурел и ты ничего не знаешь — ну, не знай, не знай! Эй, дайте ему джину. Я рад, очень рад, что ты еще не совсем покончил с джином. Пей, Хорре!
Голоса:
— Джину.
— Ой, боцман хочет пить! Джину!
Хорре с достоинством пьет. Смех, крики поощрения. И сразу все смолкает и воцаряется угрюмое молчание — все погасил чужой женской голос, такой чужой и незнакомый, как будто не сама Мариетт — а другой кто-то говорит ее устами:
— Хаггарт! Ты помиловал его, Хаггарт?
Некоторые взглядывают на труп: те, кто стоит ближе, отходят. Хаггарт спрашивает удивленно:
— Это чей голос? А, это ты, Мариетт? Как странно: я не узнал твоего голоса.
— Ты помиловал его, Хаггарт?
— Ты же слыхала: веревка оборвалась.
— Нет, скажи: это ты помиловал убийцу? Я хочу слышать твой голос, Хаггарт.
Угрожающий голос из толпы:
— Веревка оборвалась. Кто еще разговаривает тут? Веревка оборвалась.
— Тише! — кричит Хаггарт, но в голосе его нет прежней повелительности. — Убрать их всех! Боцман, свисти всех на корабль. Время! Флерио! прикажи готовить шлюпки.
— Есть. Есть.
Хорре свистит. Неохотно расходятся матросы, и тот же угрожающий голос звучит откуда-то из темной глубины:
— Я думал сперва, что это мертвец заговорил. Но и ему бы я ответил: лежи! Веревка оборвалась.
Другой голос отвечает:
— Не ворчи. У Хорре есть заступники и посильнее тебя.
Хорре. Разболтались, черти! Молчать. Это ты, Томми? Я тебя знаю, ты всегда первый зачинщик…
Хаггарт. Идем же, Мариетт! Дай мне маленького Нони, я сам хочу отнести его на борт. Да идем же, Мариетт.
Мариетт. Куда, Хаггарт?
Хаггарт. Эй, Мариетт! Сны кончились. Мне не нравится твой голос, женщина — когда ты успела подменить его. Что же это за страна фокусников, я еще никогда не видел такой страны.
Мариетт. Эй, Хаггарт! Сны кончились. И мне также не нравится твой голос — несчастный Хаггарт! Но может быть, я еще сплю — тогда разбуди меня. Поклянись, что это ты так сказал, Хаггарт: веревка оборвалась. Поклянись, что мои глаза не ослепли и видят живого Хорре. Поклянись, что это твоя рука, несчастный Хаггарт!
Молчанье. И громче голос моря веселый плеск, и зов, и обещание грозной ласки.
— Клянусь.
Молчание. Подходит Хорре и Флерио.
Флерио. Все готово, капитан!
Хорре. Тебя ждут, Нони. Иди скорее! Они сегодня хотят бражничать, Нони. Только вот что скажу я тебе, Нони, они…
Хаггарт. Ты что-то сказал, Флерио? Да, да, все готово. Я сейчас иду. Кажется, у меня еще не все кончено с землею — это такая удивительная страна, Флерио: в ней сны впиваются в человека, как колючки терна и держат его. Надобно разорвать одежду, и, пожалуй, немного и тело. Ты что говоришь, Мариетт?
Мариетт. Ты не хочешь ли поцеловать маленького Нони? Никогда больше ты не поцелуешь его.
— Нет, не хочу.
Молчание.
— Ты пойдешь один, Хаггарт.
— Да, я пойду один.
— Ты плакал когда-нибудь, Хаггарт?
— Нет.
— Кто же плачет теперь? Я слышу: кто-то плачет горько.
— Это неправда, это только море шумит.
— О, Хаггарт! О какой великой печали говорит этот голос?
— Молчи, Мариетт. Это море шумит.
Молчание.
— Уже все кончилось, Хаггарт?
— Все кончилось, Мариетт…
Мариетт, умоляя:
— Гарт! Одно только движение руки! Вот здесь против сердца… Гарт!
— Нет. Пусти меня.
— Одно только движение руки. Вот твой нож. Гарт, пощади же меня, убей своей рукою. Одно только движение руки… Гарт!
— Пусти. Отдай нож!
— Гарт! Я благословлю тебя! Одно движение руки… Гарт!
Хаггарт вырывается, отталкивает женщину.
— Так нет же! Или ты не знаешь, что одному движению руки так же трудно совершиться, как солнцу сдвинуться с неба? Прощай, Мариетт!
— Ты уходишь?
— Да, ухожу. Ухожу, Мариетт — вот как это звучит.
— Я прокляну тебя, Хаггарт. Ты знаешь ли это: ведь я прокляну тебя, Хаггарт. И маленький Нони проклянет тебя, Хаггарт. Хаггарт!
Хаггарт кричит весело и резко:
— Эй, Хорре. Ты, Флерио, мой старый друг. Стань сюда, дай твою руку — о, какая крепкая рука! Ты что дергаешь меня за рукав, Хорре? — у тебя такая смешная рожа. Я так и вижу, как лопнула веревка и ты, словно мешок… Флерио, старый друг, мне хочется сказать что-нибудь смешное, но я забыл, как оно говорится. Как оно говорится, да напомни же, Флерио! Чего тебе надо, матрос?
Хорре хрипло шепчет.
— Нони, будь осторожен. Веревка-то оборвалась неспроста, они нарочно дали плохую веревку. Тебе изменяют! Будь осторожен, Нони. Бей их в лоб, Нони.
Хаггарт хохочет.
— Вот ты и сказал смешное. А я? Ну, слушай, Флерио, старый друг. Вот эта женщина, что стоит и смотрит… Нет, это не будет смешно!
