Отношения Сталина и Сергия между тем приближались к своему апогею. В 43-м году уже не понукания американцев и не опасения перед немецкой пропагандой заставляют вождя поддерживать сердечные отношения с Патриархией. Официальная пропаганда взяла на вооружение не только "тени великих предков", о которых митрополит Сергий писал в своем первом Послании, но, что важнее, два принципиальных церковных тезиса: об извечной ненависти немцев к славянским народам и об особой мессианской роли Москвы, о Руси - источнике единственного верного пути жизни. С помощью мессианства интернационального пытался изменить мир Владимир Ленин. Но Иосиф Сталин вернул русскому мессианству его первоначальный национальный характер. Ту мыслишку в начале шестнадцатого века подбросил московским царям монах Псковского монастыря Филофей. Царю Василию III пришлась она по душе. Вслед за Филофеем сформулировал он для всех своих продолжателей основную идею русской самодержавной власти: "Два Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти". Триста лет спустя, слегка заплесневелый, но все еще привлекательный плод, взращенный псковским монахом и московским монархом, понравился и Сталину. В конце войны, ощутив себя без пяти минут самодержцем всея Руси, вождь проникся мессианским духом. Это еще более расположило его к Церкви. Царь без Церкви - какой же это царь? Так оно и тянулось одно за другим: Самодержавие за Православием, а Православие за русской (и только русской) Народностью. Церкви в этой триаде почетнейшее место было уготовано: оправдывать и благословлять далеко идущие международные и внутригосударственные претензии монарха.
О том же, как Церковь будет жить в безрелигиозном государстве, как станет "стыковаться" с другими, прежде сосуществовавшими ведомствами, вождь не слишком заботился, детали его не интересовали. Когда чиновник ЦК Поликарпов, назначенный секретарем Союза писателей, пожаловался однажды, что писатели склочничают, ненавидят, подсиживают друг друга, Сталин, как всегда немногословный, сказал ему: "Иди, Поликарпов, руководи, у меня для тебя других писателей нет". Каждый отдельный писатель, ученый вождя действительно не интересовал. Но для его целей, для его престижа нужен был Союз писателей, необходима была Академия наук. Точно так же и в Церкви не было для Сталина прихожан, священников, толп, стекающихся на молитву. Но была Патриархия, учреждение, ведающее престижем власти. И все. А что касается устроения, так там, где есть ВЦСПС, не представляющий интересов рабочих, где есть Союз писателей, не имеющий никакого отношения к творчеству, где существует пресса, равнодушная к новостям,-найдется местечко и для Церкви, не причастной к вере.
Требовалась, однако, еще одна, какая-то последняя акция, которая окончательно закрепила бы союз первого большевика страны с Местоблюстителем Патриаршего престола. От Церкви ждали еще одного знака верности, чего-то такого, что вызвало бы международный эффект, шум в газетах и потрясение российских сердец. И Патриархия придумала, 30 декабря 1942 года митрополит Сергий из своего ульяновского далека объявил о начале сбора средств на танковую колонну имени Дмитрия Донского. Деньги на танки предстояло собрать среди пастырей и пасомых. Пять дней спустя в новогодней телеграмме вождю митрополит сообщал:
"Нашим особым посланием приглашаю духовенство, верующих пожертвовать на постройку колонны танков имени Дмитрия Донского. Для начала Патриархия вносит сто тысяч рублей, Елоховский кафедральный собор в Москве - триста тысяч, настоятель собора Колчицкий Николай Федорович - сто тысяч. Просим в Госбанке открыть специальный счет. Да завершится победой над темными силами фашизма общенародный подвиг, Вами возглавляемый".
В том же номере газеты "Правда" Сталин впервые публично обнаружил свое знакомство с главой Церкви. Его ответ гласил:
"Ульяновск
Патриаршему Местоблюстителю Сергию,
Митрополиту Московскому
Прошу передать православному русскому духовенству и верующим мой привет и благодарность Красной Армии за заботу о бронетанковых силах Красной Армии. Указание об открытии специального счета в Госбанке дано.
Сталин".
"Церковная весна" начала набирать силу. За два неполных месяца духовенство и верующие страны собрали на танковую колонну шесть миллионов рублей. В конце февраля вождь второй раз ответил главе православных благодарственной телеграммой. Вслед за тем правительство открыло доступ к весьма почитаемой иконе Иверской Божьей Матери. Икону перевезли из закрытой Иверской часовни на поклонение в Воскресенскую церковь в Сокольниках. А в мае на Третьем Всеславянском митинге в Москве (фотографии во всех газетах) в президиуме появился профессорского вида блондин в клобуке - все тот же митрополит Киевский и Галицкий Николай. Впервые за четверть века газеты опубликовали речь церковника.
Газеты между тем действительно сообщали много нового и неожиданного. 1 января 1943 года введены погоны. Для офицеров и генералов - золотые. 17 января - новые мундиры для всей армии. 5 сентября - мундиры объявлены для чиновников железнодорожного ведомства, 25-го - для юристов. 9 октября - для дипломатической службы. Люди старшего поколения вспомнили о давно забытом: двенадцать разрядов статских и военных чинов. Не к тому ли идет? Другим пришла на память старая гимназия: на улицах появились школьники в форменных кителях и школьницы в одинаковых коричневых платьях. 1 сентября 1943 года, как известила пресса, началось раздельное обучение мальчиков и девочек. На год раньше был возвращен к жизни некогда прославленный орден Александра Невского. По вечерам - еще одна дань ушедшей эпохе - артиллерийские салюты. К пушечному гулу добавился вскоре другой, тоже изрядно забытый в России звук. 8 сентября малиновый колокольный звон оповестил жителей столицы об избрании Патриарха всея Руси. Распустив паруса, полоща флагами, корабль российский плавно и величественно входил в свое историческое вчера.
На фоне этого непрерывного торжественного шума уже не удивила газетная заметка о том, что товарищ Сталин принял в Кремле трех митрополитов Русской Православной Церкви. Между тем встреча в Кремле 4 сентября 1943 года, несомненно, относится к событиям подлинно историческим. Не так-то часто глава партии, которая предписывает своим членам "вести решительную борьбу... с религиозными предрассудками", встречается с главой Церкви для дружеского разговора.
Митрополита Сергия привезли из Ульяновска в Москву дня за два до встречи. Одновременно из Ленинграда вызвали митрополита Алексия, второе лицо в церковной иерархии. Третьим был Николай, митрополит Киевский, всю войну заменявший Сергия в Москве. К властям наиболее близок из этой тройки был Николай, но похоже, что и он не знал о предстоящем визите к вождю. Им позвонили ночью. Говорят, что Местоблюститель растерялся, начал лепетать по телефону что-то о трудностях передвижения по Москве: "Ведь трамвая уже не ходят..." Трамвай не понадобился. Всех троих доставили на прием кремлевские машины. К полуночи иерархов принял Молотов. Сталин был еще занят - слушал донесения с фронтов. Часа в два ночи (любимые рабочие часы вождя) Сталин, Молотов и митрополиты заняли, наконец, места вокруг богато сервированного стола. Началась беседа. Все, кому приходилось вести переговоры со Сталиным, когда он находился в хорошем настроении, рассказывают о нем как о человеке редкого обаяния. Очевидно, именно этой стороной своей обернулся он к трем иерархам в ночь с 4 на 5 сентября. Сказал, что Советское правительство высоко ценит общественные усилия Церкви в настоящей войне, а также труды каждого из присутствующих по сбору пожертвований на нужды Красной Армии. Радушно разведя ладони, спросил: "Что теперь мы можем сделать для вас? Просите, предлагайте". И, не дожидаясь ответа, сам сделал первое предложение: "У вас плохо с кадрами, нужно готовить новые кадры".
С "кадрами", то есть со священниками, положение было не просто плохое, а катастрофическое. Хотя в июле 1941 года, стремясь расположить к себе британского союзника, советское посольство в Лондоне и заявило, что в церквах СССР служат пятьдесят восемь тысяч четыреста сорок два священнослужителя, но это было абсолютно недостоверно. Число оставшихся на свободе священников не превышало нескольких сотен. Да и то после лагерей и тюрем большая часть из них не желала или не была способна служить в церквах. "Может быть, открыть какие-нибудь курсы для священнослужителей...",- неуверенно заговорили митрополиты, не зная, куда клонит вождь. Но бывший семинарист уже вошел в роль римского императора Константина. "Какие там курсы! Академии духовные вам необходимы, семинарии нужны. К этому делу надо приучать с малолетства".
Митрополиты оживились. Но вот беда, ведь и епископов нехватка. Их тоже надо готовить, но где? Ведь епископы - монахи. Нельзя ли разрешить при Патриархии домик завести, где будущие епископы смогли бы проходить монашеский искус?.. Сталин: "Зачем же домик, мы для этого монастырь подыщем". Заговорили об отсутствии богослужебных книг. Митрополит Николай заметил, что не худо бы издавать Календарь, а в качестве приложения к нему печатать богослужебные тексты. И снова, как исконно хлебосольный хозяин, Сталин, широко разведя руками, заявил, что Календарь церковный, конечно, издавать можно, но Календарь-пустяк. Патриархии надо наладить широкую издательскую деятельность, обмениваться изданиями с зарубежными церквами. И прежде всего прямо в ближайшие дни надо выпустить первый номер "Журнала Московской Патриархии". Вождь даже укорил митрополитов за узость планов, за отсутствие настоящего размаха. "Вам надо создать свой Ватикан, чтобы там и Академия, и библиотека, и типография помещались, и все другие учреждения, необходимые такой крупной и значительной Патриархии, какой является Патриархия Московская".
