Я имею в виду, синхронно. Но вот повторять эту симуляцию раз за разом нельзя – упадет выработка агрегата «М-5». Нейронные связи и контуры надо обновлять. Нужен коллективный сон, меняющийся каждую ночь. И еще, конечно, необходима имитация родовой травмы в каждом цикле, это Судоплатонов вам верно объяснил. В конце или в начале – не играет роли.
– Моя разведка доносила, – сказал кукуратор, – что Гольденштерн успевает прожить целую жизнь с заката до рассвета. Но почти все его жизни обычные – серые, мучительные и малоинтересные.
– Да, – ответил Розенкранц. – Тут существенно не содержание, а скорость. Бесконечные ряды банок, работающих с максимальной нагрузкой. И никто уже не помнит, что снилось вчера. Мы только начали движение к этому идеалу. Но уверенно к нему приближаемся.
– А что такое тюрьма «Новая Жизнь», про которую говорил Ахмад? Кто там сидит? Чем они занимаются?
– Те, кто там сидит, не знают, что они в тюрьме, – улыбнулся Розенкранц. – Их там очень много. И со всеми происходит одно и то же… Неужели не догадались?
– Догадываюсь, – вздохнул кукуратор. – Гольденштерн, выходит, тоже трудится?
– Трудится, конечно. И вы трудитесь. Все в этом мире работники, разве духовник вам не объяснял?
– У меня тогда еще вопрос. Шейх Ахмад говорил про древнего змея… Про мозгового червя, стоящего за человеческой историей. Это правда?
– Да. Мы называем его «языком».
– Почему?
– Ну, во‐первых, он чем-то похож по форме. Во-вторых, что важнее, это и есть создатель второй сигнальной системы. Того самого языка, на котором творит ваш великий Шарабан-Мухлюев. Без второй сигнальной системы не будет никакого баблоса. В-третьих… В общем, как с мистерией Гольденштерна. Больше смыслов, чем поместится в вашей голове.
– Язык бессмертен?
– И да и нет. Он жив до тех пор, пока жив содержащий его человеческий мозг. Раньше мозг умирал вместе с телом – и в этом была проблема. Миграция языка из мозга в мозг была рискованным обременительным делом и сопровождалась смертью прежнего носителя. Но сейчас… Древнему змею больше не нужно менять дом.
– Значит, стать одним из вас уже нельзя?
– Почему же, – ответил Розенкранц. – Миграция перестала быть необходимостью. Но она остается возможностью. Вы добрались до этой комнаты и заявили о своем желании влиться в наши ряды. Это осуществимо. Язык вполне может в вас войти, покинув прежний мозг.
– И кто согласится на такое? Кто перестанет быть богом?
– Я, – ответил Розенкранц. – Я жду того, кто займет мое место, отпустив меня на свободу… Именно поэтому я и подметаю пол в тревожном боксе. Я жду, когда на очередной банке замигает лампочка. Вдруг повезет…
– А что случится с вами? С вашим мозгом?
– Не занимайте себя этим вопросом, – сказал Розенкранц. – Я весьма древнее существо, провел много времени в загробных скитаниях и давно нашел для себя долину покоя и последний приют…
Кукуратор вежливо улыбнулся, как делал всегда, когда слышал непонятную чепуху.
– Увы, судьба не отпускает меня, – продолжал Розенкранц. – Найти преемника непросто. Понимаете ли вы, каково мне столько лет глядеть на эти мигающие белые лампочки – и ошибаться опять и опять?
Кукуратор пожал плечами.
– Вы вот даже нарядились практически Розенкранцем, – продолжал Розенкранц ворчливо. – Немного с вашей стороны самоуверенно, вы не находите?
Кукуратор улыбнулся еще вежливей, чем в прошлый раз. Те, кто знали его, испугались бы этой улыбки.
– Наступает важнейшая минута вашей жизни, – сказал Розенкранц. – Но вы думаете не о том. Банки, Гольденштерны, баблос – это просто. Сложно другое. Вы хоть понимаете, какие моральные проблемы встают перед окончательными бенефициарами существующего миропорядка?
– Мне надоело понимать, – ответил кукуратор. – Я хочу стать. Таким как вы. Одним из вас.
– Но хоть в этом вы уверены?
– Уверен. Абсолютно уверен.
– А как же ваш рай? Ваш уютный садик? Ваша рыжая девочка?
– Мой рай – это шалаш по сравнению с тем, что вы мне показали. Канава с нечистотами.
– А три божественных телефона?
– Я полагал, что сила там. Но я не знал. Я же говорю, теперь я видел. Я правда заглянул за край. Я готов.
– В таком случае, – сказал Розенкранц, – бесчеловечно заставлять вас ждать. Если вы хотите стать моим сменщиком, вам следует пройти испытание.
– В чем оно?
– Вы должны победить меня в поединке и найти вход в наш мир. Догадаться, где он. Шагнуть в нужную сторону.
– Как именно? Я что, войду в лабиринт?
– Примерно, – сказал Розенкранц. – В определенный момент вам нужно будет сделать правильный выбор. Если вы сделаете его верно, вы победите. Гольденштерн станет Розенкранцем.
– Можно подробности?
Розенкранц отрицательно покачал головой.
– Вы уже знаете все необходимое. Все было вам открыто.
– Когда?
– Совсем недавно.
– Это как-то связано с… э-э… мистерией Гольденштерна?
– И да и нет.
– Вы говорите загадками, – сказал кукуратор.
– Именно, – ответил Розенкранц. – Загадками, сказами, баснями и легендами. У нас, вампиров, это национальное…
Он залез на стол и снял с люстры ножны с рапирой.
– Вы хотите драться прямо сейчас? – спросил кукуратор.
– Ну да, – ответил Розенкранц. – Когда же еще? Давайте только допьем это замечательное вино, и убивайте меня к чертовой матери.
Спустившись на пол, он свободной рукой налил обе рюмки до краев и протянул одну кукуратору. Кукуратор положил на эфес правую ладонь и взял рюмку левой.
– Боитесь внезапного нападения? – засмеялся Розенкранц. – Не бойтесь. Я уже говорил вам, что я на вашей стороне.
– Если я проиграю, я умру?
– Нет, – сказал Розенкранц. – Но вы зашли слишком далеко, чтобы вернуться туда, откуда пришли.
– Я понимаю. Но я же не частное лицо. Я управляю Добрым Государством. Отвечаю за жизнь и безопасность многих людей. Кто меня заменит?
– Может быть, Шкуро… Нет, лучше Судоплатонов. Точно, Судоплатонов.
– Но…
– Не волнуйтесь, смуты не будет. На время переходного периода ваши государственные функции возьмет на себя искусственный интеллект. Ваши проявления, бро, довольно несложны – мы смоделировали их на пятнадцати мегатюрингах. Достаточно переключить пару разъемов, и никто ничего не заметит. Даже ваша рыжая девочка.
– Ахмада вы тоже смоделировали?
Розенкранц кивнул.
– На Ахмада понадобилось почти двадцать. Но он пока настоящий, потому что больше не скребется в нашу дверь. А ваш трамвай уже подан к перрону.
– Я не очень помню карбоновые метафоры, – сказал кукуратор.
– Надеюсь, – ответил Розенкранц, – что вы отрежете мне голову.
Кукуратора посетила нехорошая догадка.
– Говорите, достаточно переключить пару разъемов? – спросил он. – А может быть, вы уже их переключили?
– Может быть, – улыбнулся Розенкранц. – Все может быть. Но мое предложение в силе. Не думайте о плохом. Вы действительно в состоянии стать одним из нас – я не лгу. Мимо входа в наш мир ежедневно проходят очень многие. Но они этого не понимают. А вас буквально
