Позже я внимательнее пригляделся к их стилю жизни. В Узбекистане практически никто из известных мне армян не строил собственных домов. И не из-за бедности. Деньги у них всегда водились. Жили они только в государственных квартирах. В Баку я тоже обратил внимание на район их компактного проживания - Арменикенд. Он представлял собой лабиринт настоящих времянок, все там было истлевшее, покосившееся, квартиры десятилетиями не ремонтировались, это были трущобы, но набитые под завязку золотом и прочим добром, которое легко в любой момент прихватить с собой. Как будто хозяева подобного жилья ежедневно готовились к бегству. Образ жизни армян повсюду чем-то напоминает мне вечное кочевье. Но винить в этом они могут только самих себя. Невозможно постоянно жить с камнем за пазухой.
С 1828 года, когда армяне в Азербайджане поселились более-менее компактно, примерно, каждые 60-70 лет они обязательно провоцировали межнациональные столкновения, других губили и сами маялись...
На первое января 1981 года население Армении составляло 3 млн. 119 тысяч человек. Из них армян - 2 млн. 725 тысяч. А сегодня за счет массовой эмиграции армян там осталось - по документам ООН -1 млн 200 тысяч человек. Ежедневно 30-35 человек покидают Армению. Те, кто побогаче, уезжают в Европу, Америку, Канаду, Австралию. Менее состоятельные - в Россию, бедные в Грузию. Тяжело в Грузии, но в Армении еще хуже. Между прочим, в Грузии они селятся, в основном, рядом с азербайджанскими деревнями, в Марнеули. Мне знакомый тамошний житель рассказывал: даже в гости ходят друг к другу. Только иногда через соседей предупреждают: "Сегодня не приходите, родня из Еревана приехала". Вот такая маскировка!..
В Азербайджане они устроены были прекрасно. Без всяких препятствий получали высшее образование, занимали руководящие должности, трудились врачами, учителями, инженерами. Часовые, сапожные, швейные мастерские, рестораны - все это находилось преимущественно в их руках. И плохого они от азербайджанцев не видели.
Однажды после ухода Аршака отец поделился со мной тем, о чем они беседовали. Аршак страшно жаловался на своих сородичей, ереванских армян, которые, оказывается, повадились регулярно приезжать к бакинским армянам за деньгами. Отец удивился: "Какие деньги? В долг?" Аршак махнул рукой: "Зачем в долг? Фонд они там создали... Пожертвования со всего мира собирают. И нас, бакинских армян, не обходят стороной". Замолчал и больше на эту тему не распространялся.
Рассказал мне это отец, многозначительно посмотрел на меня и добавил: " К чему-то они готовятся, сынок!"
Ему не суждено было узнать, к чему они готовились. А я сразу же этот разговор вспомнил, когда в 1988 году начались известные события, связанные с Нагорным Карабахом. Когда азербайджанцев начали в массовом порядке сгонять из Армении, я находился в командировке в Москве. Со мной была жена. Идем мы по коридору в гостинице "Россия", а в холле телевизор работает. Слышу, диктор говорит: "Армяне поставили вопрос о передаче Нагорного Карабаха Армении". Вот оно, мелькнула мысль, началось... Вот, чего они очередные семьдесят лет ждали, к чему готовились, зачем по всему миру собирали деньги с армянских общин... Дождались момента!
Не передать того чувства беспомощности и отчаяния, которое я испытал в тот миг. Перед глазами сразу же возникло лицо отца... Вернувшись в Узбекистан, я неоднократно со своими земляками собирал материальную помощь для наших беженцев. Помогал нам молла из поселка Славянка в Чимкентской области, тоже из высланных, нахчиванец. Несколько раз мы его командировали с собранными средствами в Баку. Но вот дошли ли они по назначению - теперь сомневаюсь. У власти тогда был Народный фронт, в основном, люди безответственные, без управленческого опыта. Анализируя то, что они творили в Азербайджане, постепенно пришел к убеждению: у многих из них и в мыслях не было, что произойдет со страной, с народом. Карман набить - это да!.. Разумеется, не имею в виду Эльчибея. Судя по всему, он лично был честным и порядочным человеком. Но в его случае очевидна некая проблема. Один из наших "силовых" министров очень точно ее выразил: предлагают кому-то, допустим, занять высокий пост, а он знает, что несоответствует этой должности, но предложение все равно принимает, совершая тем самым государственное преступление. Так у нас с "народнофронтовцами" и происходило. Министром обороны стал учитель, который не разбирался ни в военном искусстве, ни в оружии, пороха никогда не нюхал, а от службы в армии в свое время двумя баранами откупился. Из-за его некомпетентности Азербайджан понес огромные потери и людьми, и территориями. Не говоря о человеческих страданиях, республике за время правления Народного фронта был нанесен ущерб порядка 60 миллиардов долларов. Разве не преступление?
Эльчибею все же хватило мужества не цепляться за президентское кресло. Когда почувствовал, что ситуацией не владеет, что страну начал раздирать сепаратизм, что мы теряем район за районом, а экономика стремительно катится в пропасть, он послал самолет за Гейдаром Алиевичем Алиевым. Тем более что народ открыто призывал Алиева возглавить республику, хотя тот вовсе не стремился к этому: он успешно работал в блокадном Нахчиване, по сути - в прифронтовой обстановке, и далеко не сразу дал согласие на свое возвращение в Баку.
С Гейдара Алиева началась новейшая история Азербайджана.
В его фигуре, в его личности ярко проявилась общенародная воля к национальному самосознанию. Он, так же, как и генерал де Голль о себе и Франции, может с полным основанием сказать о себе и Азербайджане: "Все эти годы я строил, строю и буду строить мой Азербайджан". Подобное национальное чувство не предполагает ни гегемонии, ни экспансии. Оно выражает стремление Патриота к созиданию нации, первоочередной ее защите, к возбуждению в людях национального и гражданского достоинства в сочетании с уважением к их личным правам.
Порой за границей или от членов иностранных делегаций, которые встречались с нашим Президентом, приходилось слышать такие высказывания и вопросы: "Какой удивительно сильный характер! Это связано как-то с особенностями национального менталитета?" И я всегда отвечаю так: "Разумеется, связано, только помножьте это на стойкость и бесстрашие нахчиванцев. Там даже женщины, когда наступал враг, не прятались, продолжали заниматься своими делами, а то и брались за оружие. Ни одной пяди своей земли не отдавали захватчикам!" Об этом мне говорил отец, когда вспоминал, как они отражали атаки банд Андраника. Не удались и дашнакские провокации против Нахчиванской Автономной Республики в конце 80-х -начале 90-х годов прошлого века.
Так случилось, что мое собственное гражданское становление самым тесным образом оказалось связаным с политикой, проводимой Гейдаром Алиевым.
Я вполне успешно работал в Узбекистане и пользовался там уважением. В советское время вне зависимости от места рождения и места пребывания все мы были гражданами одной страны. Но времена менялись. Каждая из республик после 1991 года стала независимым государством, и, к сожалению, во многих местах появилась почва для межэтнического напряжения. Узбекистан не стал здесь исключением. Разумеется, профессионалы, специалисты везде нужны, и лично я в работе не ощущал никакого национального давления. Словом, я продолжал трудиться и не задумывался конкретно о переезде в Азербайджан. К тому же я строил дом... Семья моя разрослась, у меня уже было двое детей. Жена моя, Самира, - тоже из семьи высланных. Мой отец с ее дедом был в очень близких друзьях. А еще с одним его внуком, Тофиком, ныне, увы, покойным, дружил я, хотя в Ташкенте мы учились в разных институтах. Вся его большая семья и родственники жили в Славянке.
Однажды в выходной день он пригласил меня с собой навестить его родных. А Славянка расположена в 120 километрах от Ташкента, но уже в Казахстане. Приехали мы туда, поужинали, а затем отправились знакомиться с другими его родственниками. Зашли во двор дома, где жила семья моей будущей супруги. Самира тогда в третьем классе училась, а мне было шестнадцать лет. Вижу, во дворе ловко орудует веником маленькая такая девчушка. Заметила нас, веник бросила, глаза заблестели радостно, подбежала к брату, поцеловала его, а затем и меня - ребенок, гостям обрадовалась! Такой я ее впервые увидел и запомнил...
Закончил я институт, лет пять прошло. Самира уже в восьмом классе училась, а я два года работал в области, в Гулистане, километрах в тридцати от них и наведывался, иной раз, по выходным. Девушка вызывала у меня чувство искренней дружеской симпатии. Затем - Москва, аспирантура. Самира, тем временем, решила пойти учиться в Ташкентский фармацевтический институт. Шел август. Она сдавала вступительные экзамены, а я из Москвы приехал и узнал, что вся ее семья в Ташкенте. Как раз в этот день должны были объявить результаты вступительных экзаменов, и я решил отправиться к институту "поболеть" за нее. Мы стояли все вместе и с нетерпением ждали, когда огласят список принятых. И вот, наконец, прозвучала ее фамилия. Радости было!.. Вечером ее родители устроили по этому поводу маленькое торжество. Я же незаметно наблюдал за девушкой, и она мне все больше и больше нравилась...
