Примчался озабоченный Боб, привез ключ от нового замка и пожаловался, что работать ему мешали разнообразные субъекты, слонявшиеся по квартире туда-сюда. Лёва был дома, во всяком случае, оставался там, когда Боб уходил. А теперь ему, Бобу, нужно срочно ехать — его тёщу разбил радикулит и он должен делать ей лечебный массаж. На этом драматическом пассаже приятель испарился.
На всякий случай Лёлька ещё раз набрала номер Агнии — безрезультатно. И что теперь? Сидеть и ждать милостей от судьбы? А Агнию будут изводить допросами и обвинениями? Нужно попытаться добыть хоть какую-то информацию. Иначе милиция может опередить её в сборе компромата и тогда ситуация будет ещё хуже. Хотя куда уж хуже?
Сведений об окружении Воти у неё маловато — бывшая жена Зинаида, их дочь — «инфант террибл», ужасный ребёнок — и новый муж Зинаиды по фамилии Гогуа. От безысходности Лёлька разыскала в компьютерном телефонном справочнике адрес Гогуа. Их было целых два: А. К. Гогуа и А. В. Гогуа. Один жил на Прибрежном бульваре, второй на какой-то Комсомольской улице. Где эта улица находится — неизвестно, поэтому есть резон смотаться на Прибрежный бульвар.
Облачившись в узенькие джинсы и куцую кожаную куртку, Лёлька критически уставилась на себя в зеркало. Чего-то явно не хватало. Нырнув шкаф, она отыскала миленькую косыночку — кусочек шелка, расписанный батиком. Повязанная на манер банданы, косынка дополнила облик новоявленного корреспондента О. П. Сагайдаченко. Ох, и влетит ей от Олега… Порепетировав нахально-заинтересованное выражение лица, Лелька поехала к А. К. Гогуа.
* * *
Дом на Прибрежном бульваре выглядел вполне презентабельно — огромный дореволюционный особняк. Подъезд был один, на каждом из трех этажей по четыре двери. Двери различались радикально — часть была бронированно-дубовыми, над некоторыми даже торчали объективы теленаблюдения. Остальные выглядели выходцами из пятидесятых годов — ободранные, украшенные десятком звонков, под которыми карандашом или чернилами были нацарапаны фамилии жильцов. Очевидно, часть коммуналок уже расселили предприимчивые богатеи, остальные ждали своей очереди. Квартиры тут после ремонта клоповников получались наверняка грандиозные, многокомнатные с высоченными потолками. Квартира номер 10 была на третьем этаже и неожиданно оказалась коммуналкой. Странно.
Нажав на кнопку древнего медного звонка, под которым прямо на стене карандашом было криво написано «Гогуа», Лёлька ровным счетом ничего не услышала. Подождав ещё пару минут, позвонила опять. Через секунду в дверь что-то с силой ударило с другой стороны, словно в неё врезалось нечто тяжёлое и мягкое. На всякий случай Лёлька отошла подальше и стала ждать. Заскрежетала задвижка, дверь открылась, но никто не появился. Лёлька осторожно сунула голову внутрь.
Огромный коридор, заставленный сундуками и старыми шифоньерами, уходил в неведомую даль. Стены украшены оцинкованными корытами, пучками лыж, велосипедными колесами и покрытыми пылью и паутиной пейзажами с русалками и лебедями. На ближайшем сундуке возвышалось чудовищное гипсовое изваяние, изображающее битву медведя с диким кабаном. Оба зверя были выкрашены в коричневый цвет и одинаково облуплены. В глубине коридора угадывалось какое-то движение. Прищурившись, Лелька разглядела в тусклом свете голой пятнадцативаттной лампочки маленького мальчика на велосипедике, ловко лавировавшего между предметами коммунальной меблировки.
— Стой! — завопила Лёлька и помчалась за ребёнком.
Но тот уже успел развернуться и несся теперь на неё.
Еле успев отскочить за древний комод, она с интересом пронаблюдала, как малец, слегка притормозив перед дверью, привычно врезался в неё, соскочил со старенького «Олимпика», закрыл дверь на засов и снова вскочил в седло. Лёлька успела схватить его за шиворот, когда он опять устремился вглубь квартиры. Пацан возмущенно уставился на неё голубыми глазами в обрамлении совершенно белых ресниц.
— Гогуа здесь живут? — спросила у маленького хулигана Лёлька.
Том молча ткнул в обитую драным дерматином дверь и, подняв упавший велосипед, продолжил странную езду.
Лёлька постучала в косяк указанной двери, но никто не отозвался. Мальчишка, проносясь в очередной раз мимо неё, крикнул:
— Бабка глухая, ничего не слышит! Заходи так, там всегда открыто — помереть боится!
Осторожно открыв дверь, Лёлька увидела огромную комнату с лепниной на потолке и мутным от грязи арочным окном. В центре, за круглым столом, покрытым вязаной скатертью, сидела древняя старуха и раскладывала пасьянс. На старухе был синий лыжный костюм и пуховая шаль. Лёльке пришлось подойти вплотную к столу, прежде чем хозяйка обратила на неё внимание. Бесцветные глазки равнодушно скользнули по гостье взглядом. Бабка сделала приглашающий жест, указывая на ветхий стул. Лёлька уселась, а старуха снова погрузилась в пасьянс. Пришлось ждать, пока она закончит расклад.
Потом бабулька довольно резво поднялась, достала из серванта слуховой аппарат и, нацепив его, вернулась к столу.
— Здравствуйте. Я ищу Акакия Гогуа, — начала Лёлька.
— Како? Этого проходимца? — безо всякого грузинского акцента возмутилась старуха. — А ко мне зачем пожаловали?
— В телефонной книге только два человека с такой фамилией… — растолковывала Лёлька.
— Холера его разбери! — разозлилась бабка. — Знать ничего не хочу про этого разбойника. Фамилию опозорил! Гогуа всегда уважаемыми людьми были, а этот, словно не из нашего гнезда.
Старуха пустилась в сварливые воспоминания. Выходило, что Акакий приходится ей внучатым племянником, сыном Валико Гогуа. Валико, племянник покойного бабкиного мужа, с семьёй жил в Грузии, а Акакия привезли сюда к ним, чтобы выучился в технологическом институте и стал уважаемым человеком, вах! Был Како тощим и некрасивым, успехов в учебе не достиг, институт бросил. Так и уехал бы обратно в Зугдиди, но связался с компанией местных охламонов, стал качать мышцы, побрил голову и превратился в натурального бандита. Сидел в тюрьме два раза. Один — за грабеж, второй — за нанесение телесных повреждений. Позор семьи! Валико отрекся от такого сына, на порог не пускает. Анна Константиновна тоже старается с Акакием не встречаться, хотя тот регулярно приезжает поздравлять её с днем рождения и Восьмым Марта. Но бабка притворяется совсем глухой, и разговаривать с ним отказывается.
Старуха ничего не знала о семье Како, слышала только, что женился. И зачем девушке, какой бы она не была, понадобился этот выродок?
Лёлька туманно объяснила, что её дядя, живущий в другом городе, просил разыскать Акакия, друга юности.
— Эх, скажи дяде, что умер Акакий. Нет того, прежнего Како. Все равно, что умер.
Распрощавшись с продолжающей ругать на все лады непутёвого родственника бабкой, Лёлька отправилась домой, рассудив, что визит на Комсомольскую улицу лучше отложить до утра.
Открывая дверь в квартиру, она услышала, что звонит телефон, и судорожно задергала ключом в замке, боясь, что не успеет снять трубку. Наверняка звонит Агния. Едва не сломав ногти, она отперла дверь и, едва не растоптав Лукаша, ринулась к аппарату. Но звонила не Агния. Незнакомый мужской голос сообщил, что его зовут Кириллом Евгеньевичем Фоминым, и он является адвокатом госпожи Сташевской.
— Где Агния? — выдохнула Лёлька, пытаясь снять с головы чертову бандану, в узел которой вплелась прядка волос.
— К сожалению, пока в следственном изоляторе. Ситуация складывается не очень благоприятно. Я веду переговоры об освобождении под залог, но судья отдыхает, как и все. Может быть, только послезавтра, если удастся договориться.
— Черт! — выругалась Лёлька, отдирая бандану вместе с клоком волос. — Оставьте мне ваш телефон, чтобы я могла узнать, как дела.
— Хорошо. — Адвокат продиктовал номер своего мобильника. — И вот ещё что. Я разговаривал с Агнией Львовной. Она просила, чтобы вы кормили кота и присматривали за её братом. Я так понял, что указанный юноша — существо беспомощное и нуждающееся в постоянной опеке…
— Да уж, — вздохнула Лёлька. — Хорошо бы этому юноше мозги дихлофосом сбрызнуть, чтобы тараканов там поменьше было. Ладно, передайте Агнии, что все будет хорошо. Присмотрю я за Левой и котом.
После такого разговора выбора у Лёльки не было, пришлось ехать опять к Агнии, тем более, что телефон в её квартире по-прежнему не отвечал. Проклиная всё на свете, она вела машину по мирно пьянствующему городу. Из окон раздавались хоровые песни и громкий хохот. Редкие прохожие двигались замысловатыми зигзагами. Народ с удовольствием праздновал день солидарности всех трудящихся.
Лёлька долго звонила в дверь, почему-то запертую на защёлку так, что открыть замок снаружи было невозможно. Ей отворил странноватый босой тип в длинной шелковой рубахе с рюшами на манжетах и груди. Ноги мужчины обтягивали дамские лосины в голубой цветочек. При виде Лёльки, он молча отвесил ей низкий поклон, посторонился, захлопнул дверь и, старательно обойдя вдоль стенки нарисованный мелом на полу силуэт, исчез в ванной. Лёлька заглянула на кухню, но кроме кота и удава, коротающих вечер у батареи, никого не обнаружила. Зато в приемной в креслах валялись две барышни. Барышни не удивились появлению Лёльки, они курили папиросы через длинные мундштуки и пили из высоких стаканов мутноватые коктейли. В салоне, слава богу, никого не было, только исчез со стола хрустальный шар.
