* Голштин-Готторпская линия восходит к герцогу Адольфу (ум. в 1586 г.), брату датского короля Христиана III (ум. в 1559 г.). К линии этой принадлежал Карл-Петр-Ульрих, который, будучи племянником императрицы Елизаветы, был объявлен в 1742 году наследником российского престола и в 1761 году стал императором Петром III.
Глава VIII
Мое необычайно напряженное состояние сменилось внезапно нахлынувшими на меня чувством счастья и возбуждением. Последнее было так сильно, что, несмотря на все мое желание не обнаруживать его, я не смог его подавить. Под влиянием всех этих переживаний я испытал некое подобие раздвоения: я слышал голос барона и различал каждое его слово, но вместе с тем мне казалось, что я нахожусь вовсе не здесь, а в больничной палате. Это ощущение было чрезвычайно отчетливым: я чувствовал на лбу и на затылке что-то влажное и теплое. Я пытался дотронуться до лба рукой, но был не в состоянии пошевелить и пальцем. Я слышал тихие шаги больничной сиделки. По-видимому, именно тогда я впервые пережил то галлюцинаторное состояние, которым суждено было закончиться моему приключению. Впоследствии подобные предчувствия овладевали мною еще несколько раз, но это почти всегда происходило в тех случаях, когда я бывал очень утомлен - по большей части ночью, перед тем, как засыпал. Но никогда это состояние предвосхищения будущих событий не было столь отчетливым, как в то утро.
"Что со мной происходит? - спрашивал я себя.- Где я? Ведь я только что разговаривал с бароном... Бибиш приезжает, через восемь дней она будет здесь..."
В этот момент я пришел в себя. Открыв глаза, я увидел, что барон стоит, наклонившись надо мной с бутылкой коньяка в руках. Я проглотил рюмку, выпил вторую. "Что же это было? - промелькнуло в моем мозгу.Приснился сон, что ли? Сон среди бела дня? Но Бибиш приезжает, это-то не сон, а реальность".
Я принялся толковать с бароном о вызванном чрезмерной работой переутомлении и небольших припадках слабости, которым не следует придавать особого значения.
- Да, сказываются нервы столичного жителя,- услыхал я голос барона.-Жизнь в деревне пойдет вам на пользу.
При словах "жизнь в деревне" я невольно опять подумал о Бибиш и опять поймал себя на своеобразном повороте чувств: каких-нибудь несколько минут тому назад я не смел даже мечтать о том, что когда-нибудь вновь увижусь с ней, а теперь мне казалось нестерпимым, что ее придется ждать еще восемь долгих дней.
Наконец я окончательно совладал с нервами и даже начал стесняться всего происшедшего.
- Здесь у меня скверный воздух,-сказал барон.-Впустим немножко озона, а то я все утро курил, как дымовая труба.
Он встал и растворил окно. Порыв холодного ветра ворвался в комнату и зашелестел лежавшими на письменном столе бумагами. Должно быть, в это самое мгновение в комнату вошел Федерико. Когда я его заметил, он стоял, опершись на дубовую панель между двуручным мечом и шотландской шпагой. Вероятно, он только что пришел с болота или из лесу - в его гамаши набился смешанный с сосновыми иглами снег, а из открытого ягдташа высовывалась отливающая синевой голова какой-то болотной птицы. И снова я подумал о том, что это не была игра воображения - у мальчика действительно были черты лица виденного мною в антикварной лавке человека, мужчины, который, должно быть, являлся выдающейся личностью своей эпохи. Когда я увидел Федерико, стоявшего неподвижно подле меча, во мне промелькнула странная мысль: он рожден для этого оружия, оно как будто выковано для него. И я почти удивился тому, что в его руках была обыкновенная охотничья двустволка.
По узкому, жесткому лицу барона скользнула мимолетная улыбка.
- Уже вернулся? Я думал, ты придешь только к обеду. Как продвигаются работы в лесу?
- Рубка дошла уже почти до самого ручья,- доложил мальчик.- Завтра начнут отвозить срубленные деревья. Наняты трое новых рабочих. Они прежде служили на железной дороге.
- Рабочих с железной дороги я недолюбливаю,- заметил барон.- Они никуда не годятся. Кто их нанял? Праксатин?
Не выжидая ответа, он обратился ко мне.
- Это Федерико,- сказал он, не прибавив к этому ни одного слова ни о происхождении мальчика, ни о существовании между ними родственной связи.
- А это наш новый доктор, он только вчера приехал.
Федерико отвесил легкий поклон, ни одним мускулом лица не выдав, что мы с ним уже встречались. Я шагнул было по направлению к нему, но встретил такой изумленный и отстраняющий взгляд синих, как ирисы, глаз, что невольно остановился и опустил поднятую в приветствии руку,- он напомнил мне, что мы враги.
Барон фон Малхин не заметил ни взгляда Федерико, ни моего движения.
- Вы охотитесь? - спросил он меня.- Федерико знает каждого зайца в лесу. Здесь недурная охота, довольно много всякой дичи, а иногда даже лани встречаются. Как, вы ничего в этом не понимаете? А вот ваш отец бил диких уток налету. Если хотите, я научу вас ремеслу Нимрода*. Не хотите? От души сожалею. Вы, должно быть, вообще не занимаетесь спортом, не так ли?
- Не совсем так. Я фехтую.
- Вы умеете фехтовать? Это чрезвычайно интересно. На немецкий манер или на итальянский?
Я ответил, что одинаково хорошо знаком с обеими школами фехтования.
Барон пришел в полный восторг.
- Ну, значит, нам необычайно повезло! Вы прямо клад, доктор! воскликнул он.- В наши времена так редко можно встретить хорошего фехтовальщика. Не желаете ли померяться силами?
- Прямо сейчас?
- А почему бы и нет?
- Пожалуйста. С вами, барон?
- Нет, с Федерико. Он мой ученик в фехтовании на рапирах: чрезвычайно способный ученик, насколько я могу судить. Однако вы, наверное, все еще утомлены с дороги. Да еще этот приступ слабости...
Я бросил взгляд на Федерико. Он ожидал моего ответа с выражением напряженного внимания на лице. Заметив, что я наблюдаю за ним, он тут же отвернулся в сторону.
- О, приступ уже давно прошел,- сказал я.- Я в полной форме и готов к вашим услугам.
- Превосходно! - воскликнул барон фон Малхин.- Федерико, проведи доктора в гимнастический зал. Вот ключ от ящика с рапирами. Я сейчас приду.
Федерико пошел вперед, напевая про себя какую-то итальянскую песенку. Он шел так быстро, что я едва поспевал за ним. В гимнастическом зале мы сбросили с себя пиджаки и жилеты, он молча подал мне маску и рапиру. По-видимому, он не намерен был дожидаться барона. Отойдя друг от друга на изрядную дистанцию, мы отвесили поклоны и стали в позицию.
Федерико начал с обводного удара в левую сторону и двойной финты, за которой, как я того и ожидал, последовал круговой удар. Я без особого труда парировал этот выполненный на ученический лад выпад. По правде говоря, я вообще не ожидал, что этот поединок окажется особенно интересным, и принял вызов только из желания доставить удовольствие барону. Я отнесся ко всему этому не очень серьезно и, механически парируя удары своего противника, все еще продолжал думать о Бибиш и о том, что скоро вновь увижу ее.
Но наш поединок вдруг принял непредвиденный оборот.
На мой очередной удар, которым мне удалось отклонить рапиру Федерико в сторону, тот ответил рядом чрезвычайно искусных притворных выпадов. Я понял, что недооценил своего противника. Еще до того, как я успел разгадать его намерения, тот нанес круговой удар, который я смог отвести лишь наполовину и который достиг моего плеча.
- "Туше"**,- отметил я и вновь встал в исходную позицию. Я был ужасно зол на себя и не мог понять, как допустил промах. За последние годы я получил два приза на фехтовальных турнирах, а моим противником был всего лишь подросток, начинающий фехтовальщик.
- Удачный удар,- сказал я и вдруг заметил, что моя рубашка над левым плечом надорвана и из небольшой царапины выступили капли крови. Только теперь я увидел, что на конце рапиры моего противника не было так называемой "пуговки", того обтянутого кожей шарика, который предупреждает возможность ранений при фехтовальных состязаниях. Направленное против меня оружие было смертоносным.
- Знаете ли вы, что у вашего клинка нет предохранительной пуговки? спросил я.
- Как и у вашего,- ответил он мне.
В первый момент я даже не сообразил, что он хотел этим сказать. Я посмотрел на него с изумлением. Он спокойно выдержал мой взгляд. Только теперь я понял, в чем дело.
- Неужели вы думаете, что я стану драться на дуэли со школьником?
Я не сказал этого, а только хотел сказать. Его взор -взор этих больших, синих, как ирис, глаз, отливавших серебристым блеском,- помешал мне произнести эти слова вслух. Затем во мне произошло нечто такое, что я и поныне еще не в состоянии объяснить.
Может быть, здесь сыграло роль озлобление по поводу того, что я позволил ему тушировать себя, или желание реванша и стремление загладить свою неудачу? Нет. Ни одного из этих мотивов у меня, конечно же, не было. На меня подействовало, каким-то странным образом подавляя мою волю, выражение лица Федерико и его взгляд. Я вдруг почувствовал, что стою лицом к лицу не с мальчиком, а с мужчиной - мужчиной, которого я оскорбил, усомнившись в его мужестве, и которому я обязан дать удовлетворение.
