– Горе мне, – повторил Ойсин. – Навсегда обречен Финн на муки. Кто победил его после того, как сам он победил врагов без счета?
– Господь победил Финна, но не рукой воина. И фении обречены гореть в аду вместе с Финном.
– Ах, Патрик, покажи мне место, где теперь Финн и фении, и, будь это ад или рай, я сокрушу его. Если же и Осгар, мой сын, храбрее которого не было воина на земле, тоже там, разве не одолел бы он любое воинство, будь оно в аду или в раю?
– Не будем спорить понапрасну, – сказал Патрик. – Лучше рассказывай дальше. Что случилось после того, как ты узнал о гибели фениев?
– Я расскажу тебе, Патрик, – ответил ему Ойсин. – Едва я повернул коня, чтобы ехать прочь, как увидел камень, в который фении опускали руки, и он был полон воды. Увидев его, я забыл обо всем на свете, соскочил с коня и в мгновение ока постарел на все те годы, что прожил в Стране Юных. Мой конь убежал от меня, бросив меня одного, слабого слепого старика, который ничего не понимает и которого никто не почитает.
Вот и весь сказ, Патрик, ни словом я не солгал тебе. Обо всем я рассказал, что случилось со мной после того, как я покинул Ирландию, а потом покинул Страну Юных.
Ойсин жил в доме святого Патрика, однако не нравилось ему, как с ним обходились. Однажды он сказал Патрику:
– Твои люди говорят, что я слишком много ем, но, видит Бог, это неправда. Не могу я, Ойсин, сын Финна, быть под ярмом.
– Я уверен, что тебе дают довольно всего. Разве не съедаешь ты четверть быка, маслобойку масла и буханку хлеба каждый день? – спросил его святой Патрик.
– Твоя четверть быка меньше четвертой части дрозда, – ответил ему Ойсин. – Ягода рябины больше маслобойки, и лист плюща больше твоей буханки хлеба.
Святой Патрик обиделся на Ойсина за его слова и сказал, что все это неправда.
Разгневался тогда Ойсин, пошел туда, где были щенки, и приказал мальчику-слуге повесить на стену шкуру только что освежеванного вола, а потом бросать в нее одного щенка за другим. Все щенки падали чуть ли не замертво, зато последний вцепился в шкуру зубами и когтями.
– Этого оставь, а остальных утопи, – приказал мальчику Ойсин.
Еще он приказал мальчику отнести щенка в темное место и хорошо его кормить, но оберегать от вкуса крови и от дневного света. В конце года, испытав щенка, Ойсин назвал его Бран Ог, что значит Юный Бран.
Вскоре Ойсин приказал мальчику привести щенка и собираться в дорогу. Они отправились в путь, миновали Слиав Набан, где колдуньи из племени сидов пряли нитки, и повернули на восток в Глеанн-на-Смойл. Ойсин поднял один из лежавших там камней и велел мальчику достать из ямы три вещи – великий рог фениев, железный мяч и острый меч. Взяв их в руки, он сказал так:
– Прощай день, когда я спрятал вас под камнем!
Он приказал мальчику хорошенько почистить их, а когда он это сделал, приказал дуть в рог. Мальчик повиновался, и Ойсин спросил его, не увидел ли он ничего необычного.
– Нет, – ответил ему мальчик.
– Дунь посильнее.
– Я дую изо всех сил и ничего не вижу.
Тогда Ойсин взял у него рог и сам дунул в него три раза.
– Что ты видишь?
– Я вижу три больших тучи. Они опускаются в долину. Первая туча – стая больших птиц. Вторая туча – стая птиц, которые больше первых. Третья туча – самые большие и черные птицы, какие только живут на земле.
– Что делает пес? – спросил мальчика Ойсин.
– У него глаза вылезают из орбит и шерсть стоит дыбом.
– Отпусти его.
Бран Ог бросился на самую большую птицу из всех, у которой тень была как огромная туча. Они бились, не щадя своих сил, и Бран Ог одолел птицу и напился ее крови. Обезумев, с открытой пастью и горящими огнем глазами он помчался обратно к Ойсину.
– Я боюсь, Ойсин, – сказал мальчик. – Он в ярости бежит к нам.
– Возьми железный мяч и брось в него, когда он будет близко.
– Я боюсь.
– Положи мяч мне в руку и, когда пес будет близко, поставь меня к нему лицом.
Мальчик все сделал, как сказал Ойсин, и когда Ойсин бросил мяч, то попал псу прямо в рот. Упал Бран Ог и забился в судорогах.
Ойсин и мальчик направились к мертвой птице, и Ойсин приказал мальчику разрубить ее мечом на четыре части. Внутри птицы мальчик нашел большую ягоду рябины, какой ни разу в жизни не видел, и лист плюща величиной с буханку хлеба.
Ойсин вернулся к святому Патрику и показал ему четверть птицы, что была больше четверти вола, ягоду рябины, что была больше маслобойки, и лист плюща, что был больше буханки.
– Смотри, Патрик-звонарь, – сказал Ойсин, – нет неправды в моих словах, и никогда не было неправды в словах фениев. Мы жили с честными сердцами и сильными руками и не бросали слов на ветер.
– Нет неправды в твоих словах, – повторил святой Патрик.
Когда Ойсин совсем ослеп, каждый вечер он ставил одного из слуг себе на плечи и шел с ним проверить, не случилось ли беды со скотом. Но один раз слуги, не желая никуда идти, договорились сказать Ойсину, будто непогодится на дворе.
Первый сказал Ойсину так:
– Шумит сильно на дворе, льется вода с верхушек деревьев, даже моря из-за нее не слышно.
Второй сказал так:
– Гнутся деревья в лесу, и березы чернеют, и снег убивает птиц, такая на дворе непогода.
Третий сказал так:
– На восток повернули и белый снег, и черный дождь, холодно на дворе из-за злого снега.
Но была в доме служанка, которая сказала Ойсину так:
– Поднимайся, Ойсин, иди к белоголовым коровам. Холодный ветер вырывает из земли деревья с корнями.
Пошел Ойсин к коровам, неся на плечах слугу, который взял с собой кувшин с водой и ветку березы и вылил воду на лицо Ойсину, и Ойсин подумал, будто идет дождь. Однако, пока они шли к загону, где держали скот, Ойсин понял, что его обманули, и больше ни о чем никогда не спрашивал слуг.
Святой Патрик решил обратить Ойсина в христианскую веру и крестить его, однако это был нелегкий труд, потому что, если он что говорил, Ойсин не медлил с ответом. Не один раз они говорили и спорили, и вот как это было.
Патрик. Ойсин, долго ты спишь. Поднимайся и внимай псалму. Силы покинули тебя, хотя ты привык к битвам и сражениям.
Ойсин. Силы покинули меня, потому что нет больше воинства Финна. Не люблю я священников, их музыка не пленяет меня.
Патрик. Не было музыки прекраснее с сотворения мира. А ты, старый, седой и глупый, как сражаться ты думал в воинстве Финна?
Ойсин. Как сражался я, Патрик неумный, так и думал сражаться, и нечего тебе позорить меня, нечего мне стыдиться.
И слышал я музыку прекраснее твоей, как ни хвали ты своих священников. Слышал я песню черного дрозда в Лейтер Лаой, и глас рога фениев, и сладкозвучную песню дрозда в Долине Теней, и шум ладьи, пристающей к берегу. Лай собак приятнее мне, чем шум в твоих школах, Патрик.
Когда, играя на арфе, запевал карлик Финна, маленький Орешек, Орех моего сердца, засыпали все фении до единого.
Когда Финн спускал с поводка двенадцать своих гончих, когда бежали они на волю из Киуира, их лай был слаще для нас, чем звуки арфы и флейты.
Я расскажу тебе о Финне. Пятнадцать нас было, и мы победили короля саксов, совершившего много великих подвигов, и победили могучего короля Греции.
Девять раз мы сражались в Испании, и девятью двадцать раз в Ирландии, из Лохланна и из Восточной Земли посылали Финну дань золотом.
Горе мне! Пережил я Финна, и нет мне радости в играх и музыке. Почему не умер я вместе с фениями? Горше мне жить, чем не жить. Никогда не заключить нам мир, мне и служителю священных книг.
Был бы жив Финн, были бы живы фении, ушел бы я от священников, ушел от их колоколов. Я бы скакал за оленем в долине, я бы настиг его следом за гончими.
Проси, Патрик, своего Небесного Бога, о Финне и фениях, молись за великого мужа, нет и не было равных ему на земле.
Патрик. Не буду я просить Бога о Финне, об умном муже, против которого восстает мой гнев. Не нашел он ничего лучше, чем охотиться дни напролет в долинах.
Ойсин. Если б хоть раз побыл ты среди фениев, Патрик безрадостных священников и колоколов, забросил бы ты свои школы и забыл бы о своем Боге.
Патрик. Никто из живущих на западе и на востоке не разлучит меня с Божьим Сыном, а ты, Ойсин, бессильный бард, бойся возмездия за Божьих священников.
Ойсин. Любил Финн лай гончих в горах, когда они гнали волков из логовищ, победные крики своих гордых воинств любил Финн.
Патрик. Много чего любил Финн, но все забыли о нем с тех пор, как он умер. Нет больше ни Финна, ни гончих, и ты не вечен, Ойсин.
Ойсин. Гремит слава о Финне, с которым никто не сравнится из прежних и нынешних, из прежних и нынешних никто так не щедр, как великий Финн.
Патрик. Чем теперь поможет тебе щедрость Финна? Навсегда он в аду за предательство и самовластие.
Ойсин. Я не верю тебе, муж из Рима с белыми книгами, не может щедрый Финн, вождь фениев, быть в руках чертей и демонов.
