Постель – это хорошо. (Обхватывает подушку руками, раскидывает ноги.) Я сплю лицом в подушку, чтобы по утрам никого не пугать.
Филип (из ванной). Можешь спать на всей кровати. Я переночую в другом номере.
Филип идет в ванную, откуда доносится плеск воды. Выходит в халате поверх пижамы, открывает дверь между номерами, пролезает под плакатом и забирается в постель.
Дороти (в темноте). Дорогой, сейчас очень поздно?
Филип. Около пяти.
Дороти (сквозь сон). Где ты был?
Филип. В гостях.
Дороти (все еще сквозь сон.) А твоя встреча?
Филип (поворачивается на бок, так что они лежат спиной к спине). Он так и не появился.
Дороти (она по-прежнему сонная, но ей не терпится поделиться новостями). А бомбежки не было, дорогой.
Филип. Отлично!
Дороти. Спокойной ночи, дорогой.
Филип. Спокойной ночи!
За открытым окном, где-то далеко слышна автоматная очередь: поп-поп-поп-поп. Оба лежат очень тихо, потом раздается голос Филипа.
Бриджес, ты спишь?
Дороти (сквозь сон). Нет, дорогой. Если ты…
Филип. Я хочу тебе кое-что сказать.
Дороти (сонно). Да, мой любимый.
Филип. Хочу две вещи сказать. У меня опять кошмары, а еще я тебя люблю.
Дороти. Мой бедненький.
Филип. Я никому не рассказываю, когда у меня кошмары, и никому не признаюсь в любви. Но я тебя люблю, понимаешь? Ты меня слышишь? Чувствуешь, что я здесь? Это правда я говорю?
Дороти. Вот и я тебя люблю, с первого взгляда. С тобой так хорошо. Как будто в буран, только снежинки теплые и не тают.
Филип. Днем я тебя не люблю. Днем я никого, ничего не люблю. Постой, сейчас еще кое-что скажу. Хочешь выйти за меня замуж? Или просто всегда быть со мной, куда бы я ни поехал, и оставаться моей? Я это вслух сказал? Да, представляешь, сказал.
Дороти. Дорогой, лучше замуж.
Филип. Ага. Странные вещи я говорю по ночам, правда?
Дороти. Я бы хотела, чтобы мы поженились, много работали и вели достойную жизнь. Знаешь, я не такая глупая, как кажется, иначе меня бы здесь не было. И я работаю, когда тебя нет. Просто готовить не научилась. Но ведь в нормальных условиях для этого есть прислуга. О, милый! Я люблю твои большие плечи, твою походку, как у гориллы, и твое необычное лицо.
Филип. Оно станет еще необычнее, когда все это будет позади.
Дороти. А как твои кошмары, дорогой, отпускают? Хочешь, поговорим о них?
Филип. К черту. Я свыкся и даже буду скучать, если они пропадут. Погоди, я еще кое-что скажу. (Говорит очень медленно.) Хотелось бы мне на тебе жениться, уехать и прекратить все это. Я что, сейчас вслух говорил? Ты слышала?
Дороти. Что ж, дорогой, так и сделаем.
Филип. Нет, не сделаем. Даже ночью ясно, что так не будет. Но мне нравится говорить об этом. Ох… Я люблю тебя. Черт, черт! Я люблю тебя. У тебя такое прекрасное тело, какого ни у кого больше в мире нет. И я тебя обожаю. Я это вслух сказал?
Дороти. Да, милый; правда, насчет моего тела – тут ты ошибаешься. Обычное здоровое тело. Хотя мне нравится, когда ты так говоришь. Но расскажи про кошмары, и, может быть, они тебя оставят.
Филип. Нет. У каждого кошмары свои, не стоит ими делиться.
Дороти. Тогда, может, поспим, мой красавец, мой великан? Буран мой снежный.
Филип. Скоро рассвет, и я прихожу в себя.
Дороти. Пожалуйста, постарайся уснуть.
Филип. Слушай, Бриджес, я еще кое-что скажу. Уже почти рассвело.
Дороти (с придыханием). Да, дорогой?
Филип. Если ты хочешь, чтобы я заснул, Бриджес, тресни меня по голове молотком.
ЗАНАВЕСКОНЕЦ ВТОРОГО АКТА
Действие третье
Явление первое
ВРЕМЯ ДЕЙСТВИЯ: Пять дней спустя. Вторая половина дня в тех же смежных номерах – сто девятом и сто десятом – отеля «Флорида». Декорации те же, что в третьем явлении второго действия, но дверь между комнатами открыта. Плакат надорван внизу. В номере Филипа на прикроватной тумбочке – ваза с хризантемами. У стены, справа от постели, стоит этажерка с книгами. На креслах – покрывала из кретона. На окнах – занавески из того же кретона. Кровать застелена покрывалом. Вся одежда аккуратно развешана на плечиках. Петра убирает в шкаф три пары ботинок Филипа, вычищенных до блеска. Дороти в соседнем, сто девятом, номере примеряет перед зеркалом накидку из черно-бурой лисы.
Дороти. Петра, пожалуйста, подойди!
Петра (убрав ботинки, распрямляется во весь свой малый старушечий рост). Да, сеньорита! (Направляется через коридор к настоящей двери в сто девятый номер и, постучавшись, входит.)
Петра (прижимает руки к груди). Ой, сеньорита, как же красиво!
Дороти (оборачивается через плечо, смотрится в зеркало). Что-то не то, Петра. Даже не знаю что, но что-то они не то сделали.
Петра. Очень красиво, сеньорита!
Дороти. Нет, что-то с верхней частью воротника. А я не так хорошо говорю по-испански, чтобы объясниться с этим бестолковым меховщиком. Вот бестолочь!
Из коридора доносятся шаги. Это Филип. Он открывает дверь сто десятого номера и озирается. Снимает кожанку и бросает ее на постель, потом снимает берет и швыряет его на вешалку в углу. Тот падает на пол. Филип садится в кресло, накрытое кретоновым покрывалом, снимает ботинки, с которых стекает грязь, и оставляет их посреди комнаты. Идет к кровати, берет свою кожанку и не глядя швыряет ее на кресло. Растягивается на постели, вытаскивает из-под покрывала подушки, кладет их горкой себе под голову и включает светильник. Наклонившись, открывает двойные дверцы тумбочки, достает бутылку виски, наливает немного в стакан, которым было аккуратно накрыто горло графина с водой, и добавляет воды. Взяв стакан в левую руку, тянется к этажерке за книгой. Откидывается обратно, потом пожимает плечами и неудобно ерзает. Наконец вытаскивает из кобуры, пристегнутой к поясу, пистолет и кладет его рядом с собой на покрывало. Сгибает ноги в коленях, делает первый глоток и погружается в чтение.
Дороти (из смежной комнаты). Филип, Филип, дорогой!
Филип. Да.
Дороти. Пожалуйста, подойди.
Филип. Нет, милая.
Дороти. Я хочу тебе кое-что показать.
Филип (не отрываясь от книги). Неси сюда.
Дороти. Как скажешь, дорогой.
В последний раз осматривает себя в зеркале. Накидка ей очень к лицу, и с воротником, разумеется, все в порядке. Она входит в комнату с гордым видом и кружится в накидке – грациозно, плавно, как настоящая манекенщица.
Филип. Где взяла?
Дороти. Купила, дорогой.
Филип. На что?
Дороти. На песеты.
Филип (холодно). Очень мило.
Дороти. Тебе не нравится?
Филип (разглядывая накидку). Очень мило.
Дороти. Что-то не так, Филип?
Филип. Ничего.
Дороти. Разве тебе совсем не хочется, чтобы я наряжалась?
Филип. Это уж твое личное дело.
Дороти. Но, дорогой! Она обошлась очень дешево. Всего по тысяче двести песет за шкурку.
Филип. Столько платят в Интернациональной бригаде за сто двадцать дней службы. Давай посчитаем. Это целых четыре месяца. Не помню, чтобы кто-нибудь столько продержался и его бы не подстрелили… возможно, насмерть.
Дороти. Но, Филип, твоя бригада здесь ни при чем. Я купила
