песеты в Париже, по полсотни за доллар.
Филип (холодно). Что ты говоришь?
Дороти. Да, дорогой. И если мне захотелось мехов, почему я должна без них обходиться? Кто-то же должен покупать эти лисьи шкурки. Иначе зачем их вообще продают – тем более всего по двадцать два доллара за штуку?
Филип. Изумительно. И сколько здесь шкурок?
Дороти. Примерно дюжина. Ну перестань, Филип.
Филип. Надо же, как можно на войне-то нажиться. Как ты провезла свои песеты?
Дороти. В жестянке из-под крема «Мум».
Филип. «Мум»? А, ну да. «Мум». Подходящее слово. И что, этот «Мум» перебил их запах?
Дороти. Не строй из себя ходячую честность, ты меня пугаешь.
Филип. Может, я и есть ходячая честность – в том, что касается экономики. Не думаю, что твой «Мум», или чем вы, дамочки, мажетесь – «Амолин», что ли? – отбелит следы черной биржи.
Дороти. Если будешь продолжать в том же духе, я тебя брошу!
Филип. Отлично!
Дороти направляется к выходу, но в дверях оборачивается и умоляюще произносит:
Дороти. Ну прекрати, пожалуйста. Будь умницей и порадуйся, что у меня такая красивая накидка. А знаешь, о чем я думала, когда ты пришел? О том, чем бы с тобой сейчас занимались в Париже.
Филип. В Париже?
Дороти. Теперь как раз начинает смеркаться, мы встречаемся в баре «Ритц», и на моих плечах – эта накидка. Я жду тебя. И вот появляешься ты – в двубортной шинели гвардейца, сидящей в обтяжку, в котелке и с тросточкой.
Филип. Ты опять начиталась этих американских журналов, «Эсквайр». Знаешь, их ведь не читают, там нужно только картинки рассматривать.
Дороти. Ты заказываешь виски с «Перье», а я – коктейль с шампанским.
Филип. Противно.
Дороти. Что?
Филип. Твои россказни. Убереги меня впредь от своих галлюцинаций, пожалуйста.
Дороти. Это просто игра, дорогой.
Филип. Значит, я больше не играю.
Дороти. Тебе же нравилось, милый. Нам было весело.
Филип. Считай, что я выбыл из игры.
Дороти. Но мы же друзья!
Филип. Ну, да. На войне с кем только не сойдешься.
Дороти. Прошу тебя, милый, хватит! Мы ведь спим вместе?
Филип. Ах, это. Да, конечно. Само собой. Что здесь такого?
Дороти. Мы ведь собираемся быть всегда вместе, веселиться и счастливо жить? Ты каждую ночь говоришь об этом.
Филип. Нет. Даже если сто тысяч лет протянем. Черт, не верь тому, что я несу по ночам. Ночами я вру как сивый мерин.
Дороти. Отчего же все не может быть так, как ты говоришь по ночам?
Филип. Видишь ли, я ввязался в такое, что уже никогда не смогу быть с кем-то вместе, веселиться и счастливо жить.
Дороти. Но почему?
Филип. Во-первых, насколько я разобрался, на это просто не остается времени. Во-вторых, это кажется мелочью по сравнению с множеством более важных дел.
Дороти. Но ты же ничем не занят!
Филип (чувствует, что говорит лишнее, тем не менее продолжает). Нет. Но когда все закончится, мне пропишут дисциплинарный курс для избавления от усвоенных здесь анархических привычек. Наверное, меня снова пошлют работать с пионерами или еще куда.
Дороти. Ничего не понимаю.
Филип. Не понимаешь и никогда не поймешь. Вот именно поэтому мы не сможем всегда быть вместе, веселиться и тому подобное.
Дороти. Ой, это даже хуже, чем «Череп и кости».
Филип. Что еще за «Череп и кости»?
Дороти. Тайное общество; к нему принадлежал один человек, за которого мне хватило ума не выйти замуж. Все у них там на высшем уровне, они такие правильные и до ужаса благородные; людей туда посвящают перед самой свадьбой, и когда мне обо всем рассказали, я ее отменила.
Филип. Замечательный прецедент.
Дороти. Но разве нельзя быть вместе, пока мы рядом, то есть, даже если это не навсегда – радоваться тому, что мы имеем, любить и не огорчать друг друга?
Филип. Как пожелаешь.
Дороти. И пожелаю.
Она прошла от двери и стоит перед самой кроватью. Филип поднимает глаза, встает, обнимает Дороти и сажает рядом с собой на постель – в мехах и прочем.
Филип. Какая же она нежная, мягкая.
Дороти. И не пахнет ничем таким?
Филип (зарывается лицом в лисий мех на ее плече). Нет, не пахнет. И ты в ней – прелесть. Я люблю тебя, и плевать на все. Люблю. И теперь только половина шестого.
Дороти. Будем наслаждаться тем, что есть, да?
Филип (теряя рассудок). На ощупь – просто чудо. Молодец, что купила. (Крепко прижимает ее к себе.)
Дороти. Можем же мы хоть немножечко порадоваться тому, что есть?
Филип. Да. Можем.
В дверь стучат, ручка поворачивается, и в комнату входит Макс. Филип встает с кровати. Дороти остается сидеть.
Макс. Помешал? Да?
Филип. Нет. Ничего подобного. Макс, это товарищ Бриджес, она из Америки. А это – товарищ Макс.
Макс. Салют, camarada. (Подходит к постели, протягивает сидящей Дороти руку. Та пожимает ее и отворачивается.)
Макс. Вы были заняты? Да?
Филип. Нет. Ничего подобного. Хочешь выпить, Макс?
Макс. Нет, спасибо.
Филип (говорит по-испански). Hay novedades [33].
Макс (говорит по-испански). Algunas [34].
Филип. Может, все-таки выпьешь?
Макс. Нет. Большое спасибо.
Дороти. Я пойду. Не хочу вам мешать.
Филип. Это необязательно.
Дороти. Заглянешь ко мне потом?
Филип. Договорились.
Макс (как можно вежливее, обращаясь к уходящей Дороти). Салют, camarada.
Дороти. Салют. (Захлопнув дверь между номерами, выходит в коридор.)
Макс (оставшись наедине с Филипом). Она – точно товарищ?
Филип. Нет.
Макс. Но ты ее так представил.
Филип. Это просто привычка, фигура речи. В Мадриде всех называют товарищами. Предполагается, что все служат общему делу.
Макс. Не очень-то правильная привычка.
Филип. Да. Согласен. Кажется, я однажды так и сказал.
Макс. Эта девушка, как ее – Бричес?
Филип. Бриджес.
Макс. У тебя с ней серьезно?
Филип. То есть?
Макс. Ты понимаешь, о чем я.
Филип. Да нет, я бы не сказал. Скорее, забавно. В некотором смысле.
Макс. Вы много времени проводите вместе?
Филип. Ну, так… Проводим.
Макс. А чье это время?
Филип. Мое. Личное.
Макс. А не время партии?
Филип. Все мое время принадлежит партии.
Макс. Вот и я о том же. Рад, что ты быстро схватываешь.
Филип. Да, на лету.
Макс. Не злись, есть кое-что выше нас с тобой.
Филип. Я не злюсь. Но и в чертовы монахи вроде бы не записывался.
Макс. Филип, camarada. Ты не похож на чертова монаха.
Филип. Правда?
Макс. И никто от тебя этого не требует.
Филип. Ну вот.
Макс. Вопрос в том, мешает ли это твоей работе. Эта девушка – откуда она взялась? Тебе известно ее прошлое?
Филип. Сам спроси.
Макс. Возможно, придется.
Филип. Я что, плохо выполняю свою работу? Кто-нибудь жаловался?
Макс. До сих пор – нет.
Филип. А теперь кто жалуется?
Макс. Я теперь жалуюсь.
Филип. Что?
Макс. Да. Мы должны были встретиться в «Чикоте». Раз ты ушел – мог бы оставить для меня сообщение. Я прихожу на место вовремя – тебя нет. Сообщений ты тоже не оставлял. Иду сюда и застаю тебя mit einer ganzen Menagerie [35] чернобурок в объятиях.
Филип. А тебе никогда не хотелось того же?
Макс. Еще бы. Все время хочется.
Филип. И как ты поступаешь?
Макс. Иногда, если выдается
