Особенно с воротничками! Какой у вас размер? Держу пари, на дюйм меньше моего. У меня семнадцатый – разве не досадно? Но знайте, всем остальным я могу с вами поделиться: костюмом, который я ни разу не надевал (какое счастье, что старина Мартин уложил его в чемодан), бритвой, нижним бельем, зубной щеткой, мочалкой – всем набором. Но, будь оно неладно, – он шутливо нахмурился, – понятия не имею, как нам поступить с воротничками!
Нет, это не было притворством. Филдинга действительно слегка беспокоила мелкая проблема с воротничками, хотя он и говорил об этом полушутливо. Беспокоила и вызывала интерес. Харви едва не застонал. Он ожидал чего угодно, но только не этой оживленной добродушной болтовни. Отвернувшись, он угрюмо уставился в пол.
– А знаете, – сказал Филдинг, – я ведь вас еще не поблагодарил. Боже мой! – Он снова вспыхнул очаровательной, неуместной улыбкой. – Выздоровление Мэри – это просто чудо. Я ужасно благодарен вам. Так, что и словами не описать. Вообще-то, она уже встает. Скоро сможет отправиться в дорогу. На самолете, естественно. А потом деревенский воздух Бакдена окончательно поставит ее на ноги. – Он помолчал, затем жизнерадостно добавил: – Вы полетите с нами. Конечно, так и поступим. Решение окончательное. Вам очень даже понравится Бакден. Милое местечко. У меня есть гибридные розы, я бы хотел, чтобы вы на них посмотрели. Совершенно новый сорт. Новомодный, уверяю вас. В этом году я собираюсь показать их на выставке садоводов.
Харви застыл. Происходящее казалось настолько непостижимым, что он лишился дара речи. Филдинг должен был знать правду. Да, совершенно точно должен был знать. И тем не менее он так улыбчив, хладнокровен, невозмутим… что не облегчало переживаний Харви, напротив, вгоняло его в состояние напряженного ожидания. Ему хотелось ненавидеть Филдинга. Но не получалось. Одно лишь дружелюбие, несомненно, тяготило бы его. Но проглядывало в этом человеке что-то такое… какая-то неуверенность в себе. У него было все: внешность, происхождение, обаяние, непобедимая доброжелательность. Однако, казалось, он готов был благодушно допустить, что у него ничего нет. Он не мог не вызывать симпатии.
Наконец Харви пробормотал:
– Простите, но я не могу принять ваше приглашение. Вы возвращаетесь самолетом. Я вернусь морем. Маловероятно, что мы встретимся в Англии.
Филдинг бурно запротестовал.
– Мой дорогой друг, – воскликнул он, – какого черта! Вы сами не понимаете, что говорите. Вы не вернетесь морем. Судно для вас еще даже не построено. – Эта фраза сопровождалась смехом. – Вы вернетесь на самолете, с нами. – Он любезно преподнес этот вариант как само собой разумеющееся. Затем, несколько непоследовательно, хлопнул себя по коленям и энергично вскочил. – Что же, пойдемте. Нет времени на разговоры. Я снял для вас номер. Вам нужно помыться и переодеться. А потом заскочим к Мэри. Тут рукой подать.
Пока он говорил, скрипнули и задребезжали распашные двери. В комнату вошла Элисса, за которой следовали Карр и Дибдин. Увидев Харви, все трое резко остановились. Было что-то довольно глупое в их внезапном общем изумлении. Они медленно приблизились.
– Ровно тот штрих, – заметила Элисса (она первой пришла в себя и легкомысленно уставилась на бородку Харви), – которого не хватало, чтобы выглядеть эффектно и волнующе.
– И героически? – добавил Карр, оскалившись. Вокруг его левого глаза все еще виднелась нежно-лиловая тень. – Упадем ему на грудь и разрыдаемся.
– Заткнись, Уилфред, – вмешался Филдинг. – Хочешь, чтобы я тебя уволил не сходя с места? Ты поговорил со Стэнфордом насчет самолета или нет? Отвечай, идиот.
– Конечно поговорил, – обиженно ответил Карр. – Ему осталось только одно дело закончить – разобраться с подачей масла или еще что-то в этом роде. Он сказал, в любой день на следующей неделе. Если будет хорошая погода.
– Слава богу! – Дибдин исторг это восклицание, словно сливовую косточку. – Наконец-то сбежим из этой скотской дыры.
Филдинг повернулся к нему и рассудительно сообщил:
– Вы вернетесь морем, конечно. Вы это понимаете, Дибс?
– Морем? – в ужасе ахнул тот.
– В самолет помещается только четверо, кроме Стэнфорда.
– Но… разумеется… четверо… я хочу сказать…
Разинув рот, бедолага перевел ошеломленный взгляд с Харви на Филдинга, потом обратно. Водянистые глаза постепенно расширялись в смятении, монокль выпал. Дибс беспомощно рухнул на стул.
Элисса затряслась от смеха. Села на подлокотник кресла, закурила сигарету. Но подняла взгляд, когда Филдинг взял Харви под локоть.
– Куда вы идете? – поинтересовалась она, разглядывая их сквозь струйки дыма. – Полуденный визит вежливости к выздоравливающей?
– Нет, – жизнерадостно ответил Филдинг, – мы отправляемся на поиски воротничков.
Рев самолетных моторов был едва слышен в замкнутом пространстве салона. Все пассажиры уже привыкли к нему. Просто ровное жужжание. Да и сам полет не ощущался. Мчась вперед на скорости две мили в минуту, они словно парили в синеве над серой пуховой периной из облаков. По сравнению с неторопливым морским путешествием возвращались они стремительно, как выпущенная стрела.
С момента отправления из Санта-Круса прошло всего два дня.
Они поднялись в небо над бухтой в четверг до полудня. Стоял спокойный, ясный день, солнце светило не слишком ярко, море было зеленым и плоским, как стеклянная пластина. Гидросамолет взлетел так внезапно, что мамаша Хемингуэй распахнула окно и высунула лоснящуюся голову – ее так озадачило это событие, что она была сама не своя.
– Господи боже, да они улетели! Carajo coño! Даже попрощаться не пришли, носа не показали. Вот же чертовы злопыхатели, чтоб им пусто было. Клянусь двенадцатью апостолами, после такого я еще сто раз подумаю, с кем водить компанию. Эй, Кука, притащи капелюшку «негритянской крови». Pronto, pronto, я то я прям на части разваливаюсь. Жуть!
А Трантер, испугавшись гудения в небе, выскочил из своего недавно арендованного миссионерского дома и, задрав голову, проводил взглядом удаляющееся пятнышко.
– Вот это да, они улетели… – произнес он, эмоционально стиснув молочно-белые руки. – Вот это да, я избавлен от бед и искушений. О благодарю, Господи! В конце концов я достигну успеха в своей миссии. Аллилуйя!
Проскакав в дом, как огромный кролик, он плюхнулся перед фисгармонией и со всем пылом раскаявшегося грешника извлек из инструмента громогласные звуки псалма.
Грехи мои были выше гор,
Но я им дал наконец отпор.
Единственным местом, где это отбытие предвидели, было поместье Лос-Сиснес. Конечно, знал об этом и Дибс, но тот, охваченный смертельным негодованием, замуровал себя в отеле, отказываясь сделать хоть шаг на улицу. В поместье же на полусгнившем флагштоке колыхалась огромная белая скатерть, как будто белье, которое забыли снять после стирки. Под флагштоком стояли, размахивая руками, две фигурки: серая букашка
