приедем, ты незамедлительно ляжешь в постель. Но мы устроим славную вечеринку, когда ты окрепнешь. – Он опять просиял. – Клянусь Юпитером, съездим в город, накупим кучу всего, учиним что-нибудь этакое! Так-то вот!
Автомобиль, в салоне которого царили сладострастная роскошь и гнетущая тишина, быстро проехал через Кошем и Хавант. Еще несколько прелестных страниц из книжки с картинками.
– Осталось совсем чуть-чуть, – с жаром повторял Филдинг. – Осталось чуть-чуть.
Весело звякнув клаксоном, машина свернула с главной дороги и пронеслась сквозь белую с красным деревушку, расположившуюся в сонной лощине. Вереница уток чинно пересекала лужайку. Несколько детей в фартучках вдруг оборвали смех, старательно изображая почтительность. Дальше, выписав кривую, автомобиль нырнул в широкую аллею, обсаженную буками. Под этими буками путешественники проехали еще примерно милю.
Харви заметил нескольких оленей, проводивших «роллс-ройс» кротким взглядом, и наконец сообразил, что машина пересекает территорию огромного парка. Это было поместье – конечно, поместье Филдинга. Грандиозное, богатое, обширное до бесконечности.
А потом, поднявшись на холм, они увидели Бакден. Его даже нельзя было назвать домом, настолько он был велик. Отсюда, с вершины, он выглядел восхитительно. Квадратный, добротный, с внутренним двором. Перед фасадом простирались бархатистые зеленые газоны. Из труб поднимались завитки голубого дыма. Над трубами, каркая, кружили грачи. На флагштоке вяло висел флаг. Белый павлин стоял на террасе, издавая вопли.
Все это богатство, совершенство и великолепие поразили Харви, раздавили его. «О боже, – подумал он, – как это отличается от Лос-Сиснеса». То поместье служило фоном для красоты Мэри, это, казалось, ненасытно пыталось ее поглотить.
Шины присвистнули и тихонько заскрипели по гравию. Машина сделала круг, подъезжая к портику. К ней бросились лакеи и дюжина собак.
– Слава богу, мы дома! – восторженно выкрикнул Филдинг.
Наступил следующий вечер. Ужин закончился. Не спартанская морская трапеза на «Ореоле», не сварганенные Коркораном на скорую руку кофе и тамале [69]. Простая пища, простая и одновременно вкусная, – «честная еда», по незамысловатому выражению Майкла. «Пойдем чего-нибудь перекусим, – предлагал он со смехом, а потом добавлял, несколько напыщенно: – Слава богу, мы всегда можем подкрепиться честной едой». И вот начиналось честное застолье. Мелкие жирные устрицы из Уистабла; простой суп из зайца, густой и питательный; жаренный на гриле лосось из Твида; нежнейшая, готовая растаять грудка цыпленка; сочная, мясистая спаржа; румяное суфле, ложившееся пенной шапочкой на тарелку; особая пикантная закуска происхождением из Страсбурга.
Нет-нет, ничего вычурного, конечно. И все же вполне можно было пропустить блюдо и при этом не остаться голодным. Харви пропустил несколько, Мэри – все, кроме одного. Лишь три ливрейных лакея спасали трапезу от буколической простоты – каждый был украшен адмиральскими эполетами и держался с достоинством эрцгерцога. Несмотря на сумятицу в душе, Харви не мог не задумываться: а реальны ли они? Есть ли у них душа, индивидуальность, собственная жизнь? И если уж на то пошло, реально ли вообще это место? Давайте начистоту – поместье утопало в роскоши. Воздушной, как сливки, утонченной роскоши. Ничего не приходилось делать – в этом ты убеждался немедленно. Всё делали за тебя. Будили утром, приносили чай. Набирали ванну, выкладывали подогретые полотенца. Чудесным образом из ниоткуда появлялись выглаженная одежда, сложенное белье, начищенная до блеска обувь. Тебя брили, одевали, деликатно отправляли вниз завтракать. И это было только начало. Ты мог получить все, что угодно, – стоило только попросить. На Харви в который раз нахлынуло отвращение.
Господи, в этом было что-то удушающее! Даже сигарету не прикурить самостоятельно – к тебе сразу подплывет очередной лакей, держа наготове зажженную спичку.
Харви угрюмо уставился на большое шипящее полено в мраморном камине. Компания находилась в гостиной. Лейт сидел в угловом кресле, Мэри устроилась на прикаминной скамеечке. Майкл и Элисса, поглощенные процессом пищеварения, расположились на обширной кушетке. Все молчали. Поленья шипели и разбрасывали искры. На старинных китайских обоях ручной работы среди небесной голубизны посверкивали серебристые попугайчики. Помещение освещал ряд изящных люстр. На низком дубовом комоде стояли орхидеи, отражаясь в его поверхности, отполированной временем и заботой. Над камином висел портрет Мэри – Харви не осмеливался бросить на него взгляд.
– А знаете что? – Элисса, выглядевшая довольно экзотично на кушетке, решила поделиться с присутствующими нечаянной мыслью. – Я проснулась утром с твердым намерением поскучать. Но теперь не уверена. День сложился восхитительно. Я рада, что ты вытащил меня в церковь, Майкл. Там до ужаса умиротворенно и мило. Я вспомнила того миссионера. – Пауза. – Думаю, он и правда пережил хорошенькую встряску. Наверняка ему это не повредило.
Мэри, наклонившись к огню, смотрела куда-то далеко, в сердцевину горящего полена.
– А его сестре? – прошептала она.
Элисса потянулась за сигаретой:
– Не будь такой неловкой, моя дорогая. Портишь мне настроение.
Пала тишина.
– Ну вот, оно пропало. Какая же ты бессердечная! Никто, никто здесь меня не жалеет, ни одна живая душа! Ради всего святого, что мне делать?
Мэри, апатичная, как и прежде, не ответила. Но какое-то чувство поднялось в душе Харви. Он сказал:
– А почему бы вам ради разнообразия не поработать?
– Поработать?! – Элисса презрительно вытаращилась на него.
Майкл бережно вынул изо рта сигару и поднес ее к ноздре, чтобы вдохнуть аромат.
– Позвольте, – вмешался он, – да будет вам известно, мы все вносим свой скромный вклад.
– Ваш вклад… – тяжело бросил Харви. – И в чем он заключается? Вы сидите здесь… едите, спите. Развлекаетесь напропалую. Элисса коллекционирует любовников. Вы коллекционируете долгожителей. Ездите в город. Там еще немного едите и спите. Посещаете десяток глупых спектаклей. Показываете на выставках голубую герань, которую кто-то вырастил для вас. Вам вручают медаль. Вы кидаетесь обратно, чтобы открыть ярмарку, благотворительный праздник, нелепый фестиваль…
– Минуточку, – с улыбкой возразил Майкл, – у меня есть Бакден, не правда ли?
– И даже ради него вы не трудитесь, – устало ответил Харви. – Вы его не заработали. Он упал вам прямо в руки – все его квадратные мили, дома престарелых, павлины, лизоблюды, хлопок-сырец и вши.
Майкл сочно хохотнул:
– Вы забываете о налогах. Право, по нынешним временам нужно крутиться как белка в колесе, чтобы хватало на добрый честный стол.
Харви не ответил. Элисса искоса бросила ироничный взгляд на Мэри, потом рассмеялась легко и презрительно:
– Демократия витает в воздухе. Шушуканье простоты. Назад к наслаждениям безыскусного существования. «Жизнь в трезвости, жизнь в усердии». Вечный девиз мореходов Мейнуэрингов.
Никто не ответил. Молчание длилось до тех пор, пока Майкл не поднялся. Он взял новую сигару и отрезал кончик.
– Ладно, хватит киснуть. Давайте чем-нибудь займемся. Докажем, в конце концов, что не такие уж мы и лодыри. Сыграем
