Однажды на их вечеринке появился человек, не похожий на обычного прожигателя жизни. Он принес с собой бутылку шампанского и отдал ее Перси у двери. Ему было за пятьдесят; маленький, аккуратный, он был одет почти по стандартам Перси - в серый клетчатый костюм из материала, образующего на сгибах мягкие складки, с ручной вышивкой на лацканах пиджака. Перси познакомил нового гостя с Вилли и оставил их вдвоем.
Вилли, равнодушный к спиртному, но уже знающий, чего от него ждут, сказал:
- Шампанское!
- Охлажденное, - сказал гость удивительно мягким голосом; его выговор не был похож на выговор представителя свободной профессии. - Оно из "Рит-ца". Там всегда держат для меня бутылку наготове.
Вилли не был уверен, что это не шутка. Но глаза новоприбывшего смотрели холодно и спокойно, и Вилли решил, что ему не стоит над этим задумываться. Но надо же - опять "Ритц"! Как много он, оказывается, для них значит. С точки зрения Вилли, на родине которого гостиница считалась самой дешевой разновидностью кафе или закусочной, у лондонцев было странное понятие о роскоши - шикарный отель привлекал их сильнее, чем выпивка или развлечения, словно дополнительная цена означала дополнительное удовольствие.
Гость не собирался поддерживать разговор с Вилли, и Вилли понял, что ему придется приложить некоторые усилия.
- Вы работаете в Лондоне? - спросил он.
- Прямо здесь, - ответил гость. - Я застройщик. Разрабатываю этот район. Сейчас это мусорная куча. Но через двадцать лет все будет по-другому. Я готов подождать. Здесь очень много стариков, которые пользуются защитой государства и ничего не платят за свои квартиры в этих больших домах, хотя живут почти в центре Лондона. А на самом-то деле они бы хотели жить за городом. Где-нибудь на природе, в уютном сельском коттеджике. Я помогаю им туда переехать. Покупаю там дома и предлагаю здешним жителям обмен. Кто-то соглашается. Кто-то нет. Тогда я ломаю все вокруг них. В прежние времена я натравил бы на них Перси с его негритосами. - Он говорил мягко, без угрозы, просто делясь информацией, и Вилли ему поверил.
- Перси? - спросил он.
- Нашего бывшего лондонского домовладельца. А вы не знали? Он вам не говорил?
Позже в тот вечер Перси сказал Вилли:
- Значит, старикашка тебя прижал.
- Он сказал, что ты был домовладельцем.
- Чем я только не занимался, малыш Вилли. Ребят из Вест-Индии брали водить автобусы. Но где найти жилье? Никто не хочет сдавать черным. Сам знаешь. Поэтому кое-кто из островных чиновников помог людям вроде меня купить дома, чтобы мы могли селить в них своих земляков. Так это началось. И не подумай чего плохого. Дома, которые я покупал, были полны народу и стоили около полутора тысяч. Один обошелся в тысячу семьсот пятьдесят. Свободные комнаты я сдавал своим ребятам. И каждую пятницу, вечером, ходил собирать квартирную плату. У меня не было жильцов лучше барбадосцев. Они были здорово мне благодарны. В эти самые вечера по пятницам, как только кончится смена в автопарке, так каждый из них уже стоит в своей маленькой комнатке на коленях, чистый, умытый, и молится. С одной стороны Библия, открытая на Левите, а с другой - расчетная книжка с вложенными туда деньгами. И деньги высовываются. Старик прослышал обо мне и решил все у меня откупить. Я не мог ему отказать. Это были его владения. Он предложил мне работу в клубе. Обещал долю. А когда я про это напомнил, сказал, что я начинаю его утомлять. Я понял намек и добился стипендии в колледже. Но он по-прежнему хочет со мной дружить, а мне невыгодно с ним ссориться. Но это меня тревожит, Вилли. Он хочет, чтобы я снова на него работал. Это меня тревожит.
Вилли подумал: "Как странно устроен город! Когда я ходил смотреть на Уголок ораторов и встретил Кришну Менона, который гулял и обдумывал свою речь про вторжение в Египет, я и понятия не имел о том, что совсем близко с одной стороны находятся клуб и "Дебнем:"" с его парфюмерным отделом, а с другой - дома, где раньше хозяйничал Перси, а теперь хозяйничает этот старик".
x x x
Как-то раз на очередной богемной вечеринке Вилли познакомился с пухлым молодым человеком с бородкой, который сказал, что работает на Би-би-си. Он был то ли продюсером, то ли редактором нескольких программ для зарубежного вещания. Его пригласили на это место недавно, и он, вообще-то довольно скромный, был преисполнен сознания важности своего дела. В душе бюрократ и почитатель условностей, этот человек, видимо, полагал, что новое положение обязывает его общаться с ноттинг-хиллской богемой и оказывать покровительство людям вроде Вилли - извлекать их, недостойных, из тьмы и приобщать к свету, который несут с собой радиоволны. Он сказал Вилли:
- Чем дольше мы с вами беседуем, тем больше вы меня интересуете.
Вилли как следует потрудился над своей фамильной историей.
Продюсер сказал:
- Мы здесь мало что знаем о христианских общинах вроде вашей. Таких древних, так рано сложившихся. Судя по вашим словам, изолированных от всей остальной Индии. Очень любопытно было бы про это услышать. Может быть, вы напишете для нас сценарий? Он отлично подойдет для одной из программ, которые мы транслируем на страны Содружества. Пять минут. Шестьсот пятьдесят слов. Чтобы вам было понятней - это как полторы страницы из обычной книги в мягкой обложке. Никакой полемики. Пять гиней, если материал пойдет.
Если не считать администрации колледжа, выплачивающей ему стипендию, никто еще не предлагал Вилли денег. И почти сразу, едва только продюсер объяснил ему, на какую тему и в каком ключе нужно писать, пятиминутный отрывок сложился у него в голове. Первые ростки веры на субконтиненте, отраженные в семейных преданиях (надо будет посмотреть кое-что в энциклопедии); чувство отрезанности от всей остальной Индии; поверхностное представление о других индийских религиях; затем рассказ о том, как в эпоху британского владычества его предки становятся общественными деятелями, по-христиански совестливыми, защитниками прав трудящихся (здесь можно упомянуть о дяде матери, выступавшем на митингах в красном шарфе); учеба автора в миссионерской школе, где он неожиданно для себя узнает о противоречиях между потомственными христианами и новыми адептами этой веры людьми вне общества, угнетенными, чья жизнь полна неурядиц; тяжелое испытание для автора, но именно оно в конце концов привело его к пониманию и приятию не только новых христиан, но и более широкого мира индийцев, не входящих в лоно церкви, тех самых индийцев, на которых его предки смотрели свысока.
Он написал весь сценарий меньше чем за два часа. Это было все равно что делать уроки в миссионерской школе: он знал, чего от него ожидают. Неделю спустя
Он подписал длинное соглашение о получении займа в двадцать четыре фунта, и ему, как жильцам Перси, приехавшим в Лондон из Вест-Индии, выдали маленькую расчетную книжку - почему-то в твердой обложке, словно ее полагалось долго хранить, - по которой он каждую неделю обязан был вносить очередную плату.
С машинкой дело пошло еще быстрее. Он начал понимать, что текст для радиопрограммы не должен быть перегруженным. Теперь он знал точно, сколько именно материала умещается в пятиминутное выступление - как правило, достаточно было трех-четырех опорных точек, - и не тратил время на поиски информации, которую не собирался использовать. Он познакомился с продюсерами и директорами студий, с другими авторами. Некоторые из этих авторов были профессионалами. Они жили в пригородах и приезжали в Лондон на электричке с большими портфелями, где лежало множество маленьких сценариев для разных программ и наброски к еще не написанным сценариям. Это были занятые люди, планирующие свою работу на недели и месяцы вперед, и им не хотелось дважды отсиживать запись получасовой журнальной программы. Чужие сценарии они слушали со скучающим выражением, и Вилли научился напускать на себя такой же скучающий вид, когда они читали свои.
Но Роджер его очаровал. Роджером звали молодого юриста, только начинающего свою карьеру. Вилли целиком прослушал смешной сценарий Роджера о его участии в правительственной программе юридической помощи неимущим: Роджер защищал людей, у которых не хватало денег на гонорар адвокату. Бедняки, с которыми Роджер имел дело, были ворчунами, обманщиками и большими почитателями закона. Сценарий начинался и заканчивался тем, как в кабинет к Роджеру приходит толстая старуха из рабочих и говорит: "Это вы, что ли, бедный юрист?" В первый раз Роджер постарался проявить к ней участие. Во второй - вздохнул и сказал: "Да, это я".
Вилли не скрывал своего восхищения во время записи и после, и Роджер пригласил его в клуб Би-би-си. Когда они сели, Роджер сказал:
- Вообще-то я не член. Но это удобно.
Роджер попросил Вилли рассказать о себе, и Вилли назвал ему колледж, в котором учился.
- Так ты собираешься стать учителем?
- Вряд ли, - ответил Вилли. И это было правдой. Он никогда не собирался стать учителем. Ему вспомнилось подходящее выражение, и он добавил: - Я просто убиваю время.
