Рассказы придумывались легко. За неделю он написал шесть штук. "Высокая Сьерра" дала ему три сюжета, и он видел, что оттуда можно извлечь еще три или четыре. Облик персонажа из фильма менялся от рассказа к рассказу, так что из каждого первоначального героя Кэгни или Богарта вышло по два-три разных человека. Как и в "Жертве", действие всех рассказов происходило непонятно где. Но пока он писал, этот неопределенный фон становился более четким, обретал конкретные черты: получался то дворец с куполами и башенками, то учреждение с рядами слепых окон на трех этажах, то загадочный военный городок с окаймленными белым бордюром дорогами, по которым почему-то никто не ездит, то университет с киосками во дворе, то пара древних храмов, куда в определенные дни стекается празднично одетая публика, то рынок с прилепившимся к нему скопищем разнокалиберных лачуг, то жилище отшельника хитреца, выдающего себя за святого, то зловонные сыромятни за городской околицей, на которых работают исключительно цветные. К удивлению Вилли, эти заимствованные истории, не имеющие никакого отношения к его собственному опыту, и герои, совсем не похожие на него самого, позволяли ему выражать свои истинные чувства гораздо свободнее, чем тогда, когда он придумывал свои осторожные, полные намеков школьные притчи. Он начал понимать - на подобные темы их заставляли писать эссе в колледже, - почему Шекспир никогда не сочинял пьес на сюжеты из своей собственной жизни и жизни тех, кто его окружал, довольствуясь чужими историями, действие которых происходило в чужих краях.
Все шесть его рассказов заняли не больше сорока страниц. Теперь, когда первый порыв миновал, ему захотелось поощрения, и он подумал о Роджере. Он написал ему письмо, и Роджер сразу ответил, предложив Вилли пообедать в кафе "Ше Виктур" на Уордор-стрит. Вилли пришел раньше срока, Роджер тоже. Роджер сказал:
- Ты видел надпись в окне? Le patron mange ici. "Хозяин обедает здесь". Сюда приходят известные писатели. - Роджер понизил голос. - Вон тот человек напротив - сам Притчетт.
Вилли не знал этого имени. Крепкий мужчина средних лет казался благодушным, у него было ироничное лицо с правильными чертами и ироничный, отсутствующий вид. Роджер сказал:
- Он пишет главные обзоры в "Нью стейтсмен". - Вилли видел этот журнал в библиотеке колледжа и знал, что каждую пятницу некоторые студенты прибегают туда пораньше, чтобы прочесть его первыми. Но у Вилли еще не появилось потребности в таком чтении журналов. Для него "Нью стейтсмен" оставался таинственным, полным сообщений на слишком английские темы и ссылок на незнакомые ему события. - Сейчас придет моя подруга, - сообщил Роджер. Ее зовут Пердита. Возможно, она даже моя невеста.
Эта странная формулировка навела Вилли на мысль, что у Роджера с его подругой не все ладно. Пердита оказалась высокой и стройной девушкой с обыкновенным, ничем не примечательным лицом и слегка неуклюжей походкой. Она была сложена иначе, чем Джун, и пользовалась каким-то средством, придававшим блеск ее светлой коже. Она сняла свои белые в полоску перчатки и бросила их на маленький столик таким элегантным движением, что Вилли стал приглядываться к ней с новым интересом. И скоро сообразил - по глазам Пердиты, по тому, как она опускала взгляд и отводила его от Роджера, - что, несмотря на всю их вежливость в обращении друг с другом и с ним самим, эти два человека за его столиком находятся в напряженных отношениях и что его присутствие на обеде должно было сыграть роль смягчающего фактора.
Разговор вертелся в основном вокруг еды. Побеседовали и о Вилли. Роджер держался с безупречной любезностью, но в обществе Пердиты у него был измотанный вид - глаза потускнели, со щек сошел румянец, былая открытость пропала, над переносицей залегли тревожные, едва заметные морщинки.
Они с Вилли вышли из кафе вместе. Роджер сказал:
- Устал я от нее. И от той, что будет за ней, устану, и от следующей тоже. В любой женщине так мало интересного. А миф об их прелести! Это их крест.
- Чего она хочет? - спросил Вилли.
- Хочет, чтобы я не тянул с этим делом. Женись на мне, женись, женись. Стоит мне на нее посмотреть, и я будто слышу эти слова.
- Я тут написал кое-что, - сказал Вилли. - Последовал твоему совету. Может, ты почитаешь?
- А стоит ли рисковать?
- Мне бы хотелось, чтобы ты прочел. Рассказы лежали у него во внутреннем кармане пиджака. Он отдал их Роджеру. Через три дня от него пришло одобрительное письмо, и когда они встретились, Роджер сказал:
- Очень оригинально. Совсем не похоже на Хемингуэя. Больше на Клейста. Отдельно взятый рассказ, может, и не произвел бы впечатления, но вместе они действуют. Чувствуется что-то угрожающее. И фон мне нравится. То ли Индия, то ли не Индия. Тебе надо продолжать. Если сделаешь еще страниц сто, можно будет подумать и о том, куда это пристроить.
Теперь писать стало труднее, но рассказы все же получались - по одному, по два в неделю. Когда Вилли начинал замечать, что ему не хватает материала, что в памяти не осталось хороших киноэпизодов, он отправлялся смотреть старые или иностранные фильмы. Он ходил в хампстедский "Эвримен" и в "Академию" на Оксфорд-стрит. За одну неделю он три раза посмотрел в "Академии" фильм "Детство Максима Горького". Сравнивая то, что происходило на экране, со своим собственным детством, он плакал; увиденное помогло ему написать еще несколько рассказов.
x x x
Однажды Роджер сказал:
- Скоро в Лондон приезжает мой редактор. Знаешь, тот, которому я каждую неделю посылаю отчет о новых книгах и пьесах. Иногда добавляю что-нибудь о разных культурных деятелях. Он платит мне десять фунтов в неделю. По-моему, он приезжает, чтобы меня проверить. Сказал, что хочет познакомиться с моими друзьями. Я обещал ему ужин с лондонскими интеллектуалами, и ты должен туда прийти, Вилли. Это будет первая вечеринка в том доме недалеко от Марбл-Арч, который я тебе показывал. Я представлю тебя как будущую литературную звезду. У Пруста есть герой, светский человек по фамилии Сван. Он любил ради собственного удовольствия иногда собирать вместе людей из разных слоев - это у него называлось социальной бутоньеркой. Вот и я хочу сделать для своего редактора примерно то же самое. Там будет негр из Западной Африки, с которым я познакомился, когда служил в армии. Его отец, уроженец Вест-Индии, вернулся на свою историческую родину, когда началось движение "Назад в Африку". Он и сына назвал Маркусом в честь прохиндея, который основал это движение. Маркус тебе понравится. Он очень обаятельный, исключительно воспитанный. Он сторонник межрасового секса и в этом смысле прямо-таки ненасытен. Когда мы с ним познакомились в Западной Африке, он почти только о сексе и говорил. Чтобы хоть как-то ему возразить, я сказал, что африканские женщины вполне привлекательны. "Если тебе нравятся животные", - ответил он. Сейчас он учится на дипломата - рассчитывает стать им, когда его страна получит независимость, - и Лондон для него рай. У него две мечты. Первая заиметь внука, который на вид будет совершенно белым. Полдела им уже сделано: у него пятеро детей-мулатов от пяти белых женщин, и он считает, что теперь ему остается только следить за этими детьми, чтобы они его не разочаровали. Он хочет в старости пройтись со своим белым внуком по Кингз-роуд. Люди будут на них глазеть, и ребенок громко спросит: "Почему они так на нас смотрят, дедушка?" Вторая его мечта - стать первым чернокожим, у которого есть счет в "Куттс". Это банк королевы.
- Неужели среди их клиентов нет чернокожих? - спросил Вилли.
- Не знаю. По-моему, он и сам точно не знает.
- Почему он тогда просто не пойдет в банк и не выяснит? Попросил бы анкету.
- Он опасается, что его могут вежливо отправить восвояси. Скажут, анкеты кончились. Он не хочет, чтобы это случилось. Он пойдет в "Куттс" и попросит открыть ему счет, только когда будет уверен, что они согласятся. Он собирается зайти туда как бы случайно, мимоходом, и стать первым черным клиентом их банка. Все это очень сложно, и я не уверен, что понял его до конца. Но ты можешь поговорить с ним на эту тему. Он очень откровенен. В этом часть его обаяния. Еще туда придет один молодой поэт с женой. С ними у тебя проблем не возникнет. Они будут смотреть неодобрительно и не скажут ни слова, а поэт будет ждать случая осадить того, кто к нему обратится. Поэтому тебе с ними даже заговаривать не надо. Вообще-то он довольно известный. Мой издатель будет счастлив с ним познакомиться. Как-то раз я сдуру похвалил в своем отчете одну из его книжек, и ему об этом рассказали. Вот он и сел мне на шею.
- Молчанием меня не удивишь, - сказал Вилли. - Мой отец долго соблюдал обет молчания. Надо поискать стихи этого поэта.
- Они тебе не понравятся. Он напускает туману, бьет на эффект, а выходит ужасно скучно, и поначалу тебе может показаться, что это твоя вина. Так было со мной. Поищи, если хочешь, но не считай, что это непременно надо сделать до встречи с ним. Я приглашаю его с женой только для коллекции. Немножко сухого папоротника в бутоньерку, чтобы оттенить остальное. А вот к кому советую тебе присмотреться, так это к двум моим приятелям, которых я знаю с оксфордских времен. Оба они выходцы из среднего класса, из семей скромного достатка, и оба охотятся за богатыми женщинами. У них есть и другие занятия, но это - основное. За очень богатыми. Они потихоньку начали заниматься этим еще в Оксфорде и с тех пор продвигаются все выше и выше, ко все более и более богатым. Теперь, чтобы заинтересовать их, женщине нужно иметь по-настоящему огромное состояние. Конечно, они смертельные враги. Каждый считает другого обманщиком. Видеть их за работой - это, знаешь ли, поучительно. В Оксфорде, примерно в одно и то же время, они оба открыли, что решающее значение в охоте на богатых женщин имеет первая победа. Она пробуждает любопытство у других богатых женщин, которые иначе не обратили бы внимания на искателя приключений из среднего класса, и таким образом зона охоты расширяется. Скоро соперничать начинают сами женщины, и каждая старается победить остальных за счет своего богатства.
