Здесь слишком глубоко. Ты утонешь.
- Лора! - крик души. - Что ты с собой сделала?
Шут ты гороховый, Джош Плаумен. Ходишь - ноги заплетаются. Не мог влезть на насыпь. Не умеешь плавать. Стать во весь рост и то не способен.
- Лора.
Спустился кое-как к самой кромке воды, ботинки сразу увязли в тине, но он не остановился, вошел в воду, все время окликая Лору, забредая все глубже и глубже. Вода уже по грудь.
- Я здесь, Джош. Со мной ничего не случилось.
Да где же она, в конце концов? В тени под мостом поднялась рука, потянулась, ухватилась за что-то, за какую-то укосину, за планку, за щепку. Бог знает за что.
- Вылезай на берег, Джош. Я сейчас. Все в порядке.
- Глупая девчонка.
- Я прыгнула, Джош.
- Ты могла убиться насмерть.
- Я прыгнула, Джош.
- Ты мне соврала. Никогда ты раньше не прыгала с этого моста.
- Иди на берег, Джош. Я сейчас вылезу. Если ты там еще немного простоишь, совсем увязнешь.
- Ты себе ничего не повредила?
- Да нет.
- Чего же ты тогда не плывешь к берегу?
- Мне уже лучше. Пожалуйста, не стой, Джош. Ты увязнешь, а я еще не совсем очухалась, мне трудно будет тебя вытягивать. Я прыгнула, Джош.
- Да, Лора.
С трудом вытаскивая ноги, удивляясь, что не потерял ботинки, Джош выбрался на сухое место.
Ну что на все скажешь?
Хлюпая мокрыми ботинками и цепляясь руками за траву, он поднялся по откосу вверх, тяжело опустился на землю и растянулся на спине в полном изнеможении.
18
Страдая душой, Джош лежал с закрытыми глазами и сочинял стихи. А тело его под отвесными лучами солнца исходило паром, будто кипящий чайник. С одного края горячий, с другого холодный, там мокрый, тут сухой. Как отварное мясо с гарниром из салата, взятое на обед в кафетерии. Неаппетитная мысль, нарушающая его поэтическое отчаяние, и потому-долой ее.
Напрягая все силы, Джош пытался выдавить из себя звучные фразы, которые увековечили бы девочку в зеленом в желтой воде, и желтую дорогу, и желтый свет на жнивье. Но ничего не выдавливалось, кроме желтой жижи и пузырей. Свершилось, Джош, свершилось ужасное: остался твой талант висеть на проволочных колючках.
Стенание.
- Чудной ты какой-то.
С немалым огорчением Джош припомнил, что на земле обитает не один только Дж. Плаумен.
Рядом сидела Лора и расчесывала волосы, накинув на плечи испачканное, в грязных потеках полотенце. Это как проснешься утром с тяжелым чувством и думаешь, что сегодня надо идти на экзамен, а потом вдруг вспоминаешь, что экзамен был вчера и ты уже с треском провалился.
- Это ты верно говоришь, Лора.
Сколько она пробыла в воде? И как давно уже сидит на берегу?
- Ты теперь возьмешь меня снова за руку?
- Нет, Лора.
- Ты противный, вот что. Кивок.
- Ты бы снял с себя мокрое.
Хорошо бы она ушла. Его пугало, что придется опять с ней разговаривать, делать попытки разобраться, что к чему, хотя у него было такое чувство, что в ее присутствии он сразу как-то повзрослел.
- Ты же весь насквозь мокрый. Тебе надо раздеться. С беззвучной мольбой о недостижимом одиночестве Джош сел и покачал головой.
- Да нет, ерунда. Солнце горячее.
- Расшнуруй хоть ботинки. А то ссохнутся на ногах. Он позволил себе поддаться на уговоры, но, как только наклонился вперед, сразу закружилась голова.
- Разуйся, чего ты ботинки не хочешь снять.
- Не приставай. Не буду я разуваться.
- У тебя от ног, что ли, пахнет?
- Не особенно.
- А у Гарри пахнет. Джош поморщился.
- Охотно верю.
- Ты лицо поцарапал.
- Жив останусь.
- Как это ты умудрился?
- К тебе бежал. Думал, ты убилась.
- Тебе жаль было бы?
- Конечно, было бы жаль.
- Как кролика?
Джош ничего не ответил. Но и она уже думала о другом, мечтательно глядя на воду.
- Никто отсюда не прыгал. Бетси в жизни отсюда не прыгала.
- Еще бы!
- Только Брендан О'Халлоран.
- Кто это?
- Ему было девятнадцать лет.
- Ну и что с ним случилось?
- Убился насмерть, прыгая с этого моста.
Джош закрыл глаза, чувствуя, что сердце его сжимают ледяные ладони.
- Зачем ты мне соврала? Какая глупая ложь.
- А я прыгнула. Ты видел.
- ДурА ты.
- Мисс Плаумен говорит, если ты называешь своего ближнего дураком...
- Ладно. Прости. Но ты поступила крайне неразумно.
- Неразумно, что сделала, чего никто еще не делал? И теперь никто не скажет, что я этого не сделала?
- Да.
- Что сделала и осталась живая? Джош с тяжелым вздохом:
- Забудь мои слова, Лора. Давай все забудем. Я хочу побыть один. Иди поиграй в куклы.
Ему даже захотелось, чтобы вернулись ребята. Кругом эти непроходимые заросли, эта огромная равнина, это бездонное небо над головой. Так было и тогда, когда в эти места впервые вышел прадедушка Плаумен, прорубил себе дорогу туда, где радуга уходит в землю. Но если бы он нашел там Лору Джонс, то сразу бы повернулся и прорубил себе дорогу обратно. Прадедушке-то хорошо было.
- А что у тебя в рюкзаке? Она все еще здесь.
- Завтрак.
- На двоих хватит?
- Послушай, Лора, как ты можешь думать о еде?
- Я проголодалась. Я утром ела, знаешь как давно. В полседьмого.
- Чего ради в такую рань?
- Чтобы отец поспел на работу.
- Так рано?
- Он развозит хлеб. По всей округе. За много-много миль. Работы на весь день хватает. Лошадь устает. После завтрака я дою корову, кипячу молоко и принимаюсь за домашние дела.
- А чем занят Гарри, пока ты все это делаешь?
- Кормит свиней, засыпает корм курам. Приносит с огорода овощи для обеда. Опоражнивает выгребную яму, если приезжают.
Джош похолодел.
- Опоражнивает что?
- Сама же она не опорожнится. Помереть можно.
- Гарри умный. Он еще учится. Ему надо как-то зарабатывать, чтобы платить за ученье.
- А что с вашим отцом?
- Ничего. А что?
- Почему он сам ее не опоражнивает?
- Он же хлеб развозит.
- Я не могу больше этого выносить, Лора Джонс.
- Так как насчет завтрака, Джош?
- Ах, Лора, ну как ты можешь? У тебя, должно быть, луженый желудок.
- Ты не хочешь со мной поделиться?
- Я не про то... - У него мелькнула мысль об умном Гарри и не особенно умной Лоре. - Гарри еще учится, а ты, Лора?
- А зачем мне-то учиться? Чего ради? Так, мисс Джонс, вопрос по существу.
- Значит, ты ходишь на работу?
- На какую работу?
- Не знаю, Лора, я тебя спрашиваю.
- Где здесь взять работу? Здесь ничего нет для таких, как я. В магазины берут только хорошеньких. Ездить в Балларат? Ты это имел в виду? Какой смысл? Тратить на проезд, что зарабатываешь за день!
- Чем же ты занимаешься? Весь день сидишь без дела?
- Конечно, нет.
- Может быть, тебя как раз сейчас ждут какие-нибудь дела?
- Например?
Ты ведешь сражение, Джош, и явно сдаешь позиции.
- Это я тебя спрашиваю, Лора.
- Ну, что за дела? Позавтракать днем. Помочь обед приготовить. А по вторникам вымыть полы у мисс Плаумен.
- Значит, ты все-таки зарабатываешь что-то? У тебя есть работа?
- Какая работа?
- Как - какая? А полы у тети Клары?
- Ты что! Думаешь, я беру деньги у твоей тети? Разве можно?
- Я сам не знаю, что я думаю, Лора. Кажется, я уже совсем ничего думать не могу. Почему нельзя, чтобы она тебе платила? Почему?
- Брать деньги у твоей тети!
- Да-да, если ты для нее выполняешь работу, почему бы ей не платить тебе по справедливости? Так принято во всем мире. Чтобы перемыть у нее полы, надо ведь потратить целый день.
- Брать деньги у твоей тети?
Брось ты эти разговоры, Джош. Поделись с ней своим завтраком. Пусть ест и молчит. Пусть набьет себе желудок, тогда ее, может быть, сон сморит.
Приехал погостить в Райен-Крик. Программа на понедельник: встреча с мисс Лорой Джонс. Программа на остальные дни недели: все повторяется, как икота, хотя за икоту винить приходится лишь самого себя.
Джош развязал рюкзак и вытряхнул завтрак - смявшиеся пакеты и бутылка лимонада, на удивление целая.
- Здорово у тебя все смялось.
- Если бы тебя так швыряли и пинали, Лора, ты бы стала калекой.
Он стал разворачивать пакеты, чувствуя все возрастающую неловкость. Гораздо лучше было бы их снова завернуть, да поскорее. (Тетя Клара, что вы со мной сделали? Тетя Клара, вы предательница. Как можно есть такой завтрак на глазах у других ребят?) Хлеб грубого помола, черствый, несвежий, намазанный густым слоем какой-то черной овощной замазки. Большие куски сыра, салатные листья. Морковка, молодая морковка, прямо с огорода, обчищенная и связанная пучком. Какая-то банка и при ней ложка, а в банке что-то липкое, наподобие патоки, и отдает рыбьим жиром. И еще медовый пряник, помятый, раскрошившийся.
Почесывая ногу, Лора заметила:
- Странный у тебя завтрак.
И так, только в более умеренной форме, выразила его собственные чувства.
- Что же в нем странного?
- Все странное.
- Нет, ты скажи, Лора.
- Ты что, осел? Это только ослы едят.
- Очень смешно.
