не…
– Семьдесят один час и двадцать минут, – быстро ответил Вальдемар. – Придется заночевать в Вене, но если устроиться на вокзальной скамье, то не надо будет платить за ночлег.
– А еда?
– О, можно взять хлеба с сыром. Да и подумаешь, легкий голод, что в нем такого? Люди, бывает, по две недели постятся. Пустяки.
– Зато билет денег стоит.
– Всего лишь семьдесят три марки семьдесят пфеннигов. Третьим классом.
Я не сдержал смеха.
– Да ты, смотрю, уже все продумал.
Вальдемар широко улыбнулся.
– Заскочил в бюро путешествий и обо всем разузнал.
– Понятно.
– Так, на всякий случай. За спрос ведь не ударят в нос.
– Нет, конечно.
Некоторое время мы молча улыбались друг другу. С людьми вроде Вальдемара очень приятно иметь дело: чего бы я не сделал или, наоборот, сделал, – он не затаит обиды. В то же время, давая ему что-то, на благодарность рассчитывать не стоило. Для него эта проблема была сродни булыжнику под ногами. Вальдемар смотрел на камень, размышляя: сдвинуть ли его самому? Или кто-то поможет? Он ждал, и настрой у него был прямо-таки фаталистический.
– Сколько у тебя денег? – спросил я наконец.
– Одиннадцать марок, – ответил Вальдемар, быстренько прикинув в уме. Открытие скорее порадовало его, нежели расстроило. – Сам видишь, – добавил он, – мне нужно всего шестьдесят две.
– И еще семьдесят пфеннигов.
Вальдемар улыбнулся, славно, что он может позволить себе не думать о такой ничтожной сумме, а я жуткий сквалыга просто потому, что упомянул ее. Проникнувшись духом нашей игры, я спросил тоном человека, который ищет совета по некоторому абстрактному моральному вопросу:
– Итак, ты думаешь, что я должен дать тебе эти деньги?
Вальдемар не обманул моих ожиданий, изобразив искренний ужас.
– Почему нет, Кристоф! Я тебя хоть раз о чем-нибудь просил? Просил? Посмотри мне в глаза и скажи: просил или нет? Ты ведь хорошо меня знаешь! Кто я, по-твоему? – Он помолчал, как бы давая мне время устыдиться самого себя, а после, моментально забыв об оскорблении, стал упрашивать: – Само собой, я беру деньги в долг. Ты же читал письмо Ганса: этот англичанин будет платить мне жалованье, и я из этих денег все тебе верну. Да, именно, – пришел он в возбуждение, видя, как камень сдвигается с места, – так и поступим, Кристоф! Пусть англичанин еженедельно перечисляет тебе мое жалованье! Забирай себе все, пока долг не будет выплачен. Или же, раз он такой богатый, пусть перечислит тебе сразу всю сумму…
– То есть ему надо будет пересылать деньги совершенно незнакомому человеку, которого он в жизни не видал, в другую страну?
– Кристоф, к тому времени ты уже не будешь незнакомцем, и ты не останешься в другой стране, ведь ты едешь со мной! Не думаешь же ты, что я поеду без тебя? Одному в такую даль? Это совершенно не весело.
– Мне надо подумать, – сказал я. – Поговорим завтра. И послушай, не начинай пока собирать вещи. Я еще ничего не обещал, пойми. Я очень, очень сильно сомневаюсь, что потяну…
– Кристоф! – Вальдемар восхищенно обнял меня, а потом очень торжественно взял за руки. – Я знал, что ты мой друг. Ни минуты не сомневался. Хоть раз я уходил от тебя с отказом? Никогда! Но ты меня послушай, Кристоф, и запомни: я тебе клянусь, что ты никогда, до конца жизни не пожалеешь о том, что сделал для меня сегодня. Запомни: Вальдемар поклялся тебе в этом…
– Так я же еще ничего не сделал. Я ничего не обещаю. Послушай, прошу тебя, не придумывай там себе ничего…
Вальдемар в ответ лишь улыбнулся. Он не слушал. Он и так меня прекрасно знал. Минутой позже, не предпринимая более никаких попыток убедить меня, он ушел, полностью уверенный, что все устроено.
И ведь он был прав. Вальдемар действительно застал меня врасплох со своим планом, но при этом нисколько меня не смутил. Его задумка полностью соответствовала тому настроению, в котором я тогда пребывал. Лежа ночью в кровати, я говорил себе: это ли не перст судьбы, указывающий мне на следующий шаг? Правда, которую я только сейчас осознал, была в том, что мне не хотелось вернуться в Англию и осесть там. Во всяком случае, тогда. Во мне все зудело, тянуло двигаться дальше, сменить остановку. В этом смысле Берлин напоминал вечеринку, по завершении которой не хочется домой. Лондон стал бы антиклимаксом, и если уж нельзя остаться в Германии, то я бы предпочел совершенно новую атмосферу. Так почему бы не отправиться в Грецию? Говорят, там жизнь дешевая. Я бы провел на острове лето и поработал над новым романом. И почему бы не взять с собой Вальдемара? Недавно я получил подарок от дядюшки и аванс от издателя, так что чувствовал себя довольно свободно. Возврата долгов я от Вальдемара, понятное дело, не ждал – пусть даже он получит работу у этого загадочного англичанина (в чем лично я очень сомневался). Зато он с лихвой окупит свой билет просто как попутчик, ведь я знал, что, покинув Берлин и всех местных знакомых, буду чувствовать себя одиноко.
И вот мы в пути. Надо ли говорить, что перебиваться хлебом и сыром следующие три дня и ехать третьим классом всю дорогу нам не придется? Из Вены, где переночуем с комфортом в отеле, а не на скамье при вокзале, мы поедем в спальном вагоне. Когда я рассказал об этом Вальдемару, он возмутился, мол, я испортил весь дух приключения. Впрочем, сопротивлялся он недолго.
Вальдемар любуется пейзажем, который, я думаю, уже кажется ему экзотичным, хотя за окном по-прежнему все та же Германия. Магический флер виду придает пункт назначения. Вальдемар знает только, что едет в страну, wo die Zitronen bluehen [25], где у девушек темные глаза. Все в его немецкой душе отвечает традиционной нордической тяге к странствиям: путь на юг – иных приключений северный германец просто не знает. А все, что мы оставили в городе позади себя – Гитлер у власти, поджог Рейхстага, начало террора, – Вальдемар принимает как фон. Этим утром он так и сказал:
– Как же я рад, Кристоф, что мы уезжаем. Тут делать нечего.
Вальдемар – убежденный антинацист, но главным образом потому, что такие настроения испытывают люди, чье мнение он уважает. Случись ему попасть под влияние этакого харизматичного старшего брата, нацистского лидера молодежи, и я бы не решился отвечать за последствия. Сам он, как иной берлинец, уже привык к людям в коричневой форме, полицейским облавам, уличным стычкам и побоям; для него они проходят под заголовком «политика», то есть все правильно. Вальдемар – добродушный шалопай, беспечный малый, вряд ли способный на особую жестокость, но видно, что жестокость в других людях его не сильно шокирует. Раз за разом я замечаю, как парни вроде Вальдемара инстинктивно
