Хозяин жизни и солдаты смотрели на Насуфа с ужасом и восторгом, он же мрачно взглянул на них и сказал: "Чего вы ждете, негодяи? Делайте, что вам приказано". Тогда четверо из них собрались с духом и, накинув ему на шею петлю, удавили его. После этого Хозяин жизни закрыл двери. Когда он доложил султану, что приказ его выполнен, тот велел принести ему голову Насуфа, швырнул ее на пол и, пнув ногой, сказал: "Брекаин", что значит: изменник.
Оставив только то, что находилось в комнате вдовы покойного, султан конфисковал все имущество Насуфа. Это были самые огромные богатства, какими частное лицо когда-либо обладало, ибо среди прочего оружия там было тысяча двести мечей, отделанных золотом и серебром. Если, однако, вашей милости эта цифра покажется чрезмерной, вроде числа мулов, то вы можете убавить ее как вам заблагорассудится. Я почти уже не осмеливаюсь добавить, что у Насуфа было в Константинополе тридцать тысяч приверженцев и что он держал под седлом в разных частях империи семь с половиной тысяч лошадей, так что, если бы судьба благоприятствовала его тайным замыслам, он мог бы стать владыкой всей Азии.
Фатьма {32} осталась богатой вдовой, и хотя многие домогались ее руки, в том числе один именитый паша в зеленом тюрбане, султан пожелал возвысить Фелисардо и сделать его своим зятем, женив на женщине, имевшей столь назидательный пример в своем приданом. Он сообщил о своих намерениях султанше, которая с трепетом наблюдала за тем, какой оборот принимает дело. Чтобы воспрепятствовать желанию султана, она стала плохо отзываться о Фелисардо, уверяя, что он человек надменный, преданный той стране, где родился, и что ее много раз поражала пылкость, с какой он рассказывал о королях и вельможах Испании, из чего можно было заключить, что в один прекрасный день он способен убежать на родину, уж если зять султана Насуф, родившийся в Турции и выросший в турецком законе и обычаях, оказался изменником, то и подавно нельзя положиться на иностранца и иноверца, воспитанного в другой стране, в другой вере и обычаях. Последний довод показался Ахмету разумным, он отложил свадьбу и стал холоднее и подозрительнее относиться к Фелисардо.
А тем временем султанша, соблюдая величайшую осторожность, стала готовиться к отъезду в Испанию. Она добилась у султана, чтобы эскадру Фелисардо весной отправили крейсировать в Архипелаг, где, по слухам, действовали шесть мальтийских галер, а сама, готовясь к бегству, стала собирать свои драгоценности.
Султанский дворец имеет две лиги в окружности. Со стороны моря, то есть со стороны, обращенной к Калхедону, расположено множество артиллерийских орудий. Главный фасад дворца, обращенный на запад, смотрит прямо на церковь святой Софии. Справа от главного входа находится госпиталь, именуемый Тимариной: он предназначен для всех нуждающихся в нем жителей дворца; слева же - бывшая церковь святого Георгия, ныне превращенная в арсенал. Дальше находится второй подъезд дворца, у которого спешиваются вельможи, прибывающие на царский совет, и там же начинается прекрасная улица длиной около трети лиги. Через калитку в северной стене обычно выходит и возвращается султанша и женщины сераля. Запомните эту калитку, ваша милость. От этой калитки начинается также прекрасный сад, в котором растут сотни деревьев и водятся олени, а рядом находится закрытая площадь, где обычно стоит стража из янычар. В те дни, когда бывает совет, часть янычар обедает здесь же, между тем как остальные стоят на страже. Каждую из названных дверей охраняют двенадцать привратников. В южной части находятся кухни для султана и его семьи, а в дни, когда бывает совет, - для всего двора. Тогда здесь обедает такое множество людей, что уверяют, будто одних поваров насчитывается четыреста пятьдесят человек. (Впрочем, ваша милость, не опасаясь обидеть султанскую пышность и тем самым мою новеллу, свободно может этому не верить). Пройдя все это, можно подойти к главным дверям султанского дворца, охраняемым белыми евнухами. В эти двери разрешается входить только членам семьи султана, а все остальные могут входить в них лишь по особому его разрешению, будь то сам великий визирь.
Так вот через калитку, которую я просил вас запомнить, сеньора Марсия, вышла великая султанша с двумя ренегатами, которым она решилась довериться; и притом еще она была в костюме янычара, ибо иначе выйти было невозможно. Подвергая себя великой опасности, она отправилась к берегу моря, где была встречена смелым Фелисардо, остерегавшимся проронить хотя бы слово. Он приказал эскадре выйти в море и взять курс на Сицилию, где, по его словам, им предстояло совершить некий великий подвиг. Но столь несчастен был этот юноша, хоть и достойный лучшей судьбы, что едва лишь его корабли вышли в море и капитанская галера, распустив паруса, начала бороздить воды веслами, как небо затмила черная туча и со всех четырех сторон света загромыхал гром, сопровождаемый столь ужасными вспышками молний, что, казалось, они сливались в одно сплошное полымя. Море вздулось, волны забушевали, клочья морской пены завязали между собой грозную битву, взлетая к звездам, которые, словно боясь, что пена их погасит, спрятались. Не было смысла зарифлять паруса, и все понимали, что в этом хаосе мужество и стойкость были бессильны. Фелисардо выхватил саблю и, грозя ею, требовал, чтобы галеры продолжали путь; но и он не смог противиться воле небес. И когда стало рассветать, все увидели, что капитанская галера, как, впрочем, и все остальные, находится почти в самом порту.
Фелисардо намеревался провести весь день на судне, спрятав донью Марию в каюте. Но в городе уже узнали об ее исчезновении, ибо несколько турчанок и гречанок, прислуживавших ей, забили тревогу. Они подняли такой крик, что встревоженные янычары доложили о случившемся своему начальнику, тот передал Махмуду-паше, а тот сообщил обо всем султану. Этот последний, крайне взволнованный, вообразил сначала, что султаншу умертвила из ревности какая-нибудь другая из его жен или наложниц. Но, подумав хорошенько и взвесив все обстоятельства, - ибо, как говорит Сенека, "ни в чем не уверен тот, кто склонен к подозрениям", - он решил, что она бежала с Фелисардо, ибо не доказывало ли то, что она так дурно о нем говорила, того, что она была в него влюблена? Ведь женщины постоянно так делают - либо для того, чтобы скрыть свою любовь, либо для того, чтобы обмануть других поклонников. Придя к такому выводу, султан послал Хозяина жизни с сотней телохранителей и янычар на галеры, так как было уже известно, что буря настолько их потрепала, что без основательной починки снова выйти в море они не в состоянии.
Как только Фелисардо завидел их, он сразу же принял решение умереть, как подобает кабальеро, а не погибнуть под пыткой в руках подлого палача. Хоть паше и очень хотелось взять его живым, Фелисардо не пожелал сдаться: он отчаянно бился на мостике своей галеры, ловко орудуя палашом и круглым щитом и громоздя трупы убитых врагов. Видя, что взять его живым не удастся. Хозяин жизни приказал янычарам стрелять в него. Фелисардо упал, сраженный одновременно четырьмя выстрелами, хоть и сделанными без всякой охоты, ибо он был весьма любим этими варварами. Рассказывают, будто перед смертью он успел промолвить: "Турки, будьте свидетелями, что я умираю как христианин и что я оскорбил моего повелителя лишь тем, что хотел увезти донью Марию". После этого паша отрубил ему голову, чтобы доставить ее султану, и разыскал султаншу, которая, заливаясь слезами, взирала на мужественную смерть несчастного юноши. Весьма обрадованный тем, что она нашлась, Хозяин жизни попытался как мог утешить ее и с великим почетом доставил ее во дворец.
Султан целых четыре дня отказывался видеть донью Марию, но затем любовь все же взяла верх в его сердце, и он простил ее, ибо, когда любящий гневается на любимую, это, как весьма верно замечено в "Амфитрионе" Плавта {33}, приводит лишь к тому, что любовь становится еще более пылкой и нежной. Султанша в свое оправдание могла сослаться лишь на то, что очень уж ей хотелось побывать на родине и повидать родителей, а другого способа для этого, ввиду запрета султана, она не видела. Ревнивый турок ей поверил, ибо хотел тем самым умирить свой гнев - вещь, способствующая тому, что и жены ревнивцев, как бы ни были они пылки, тоже скорее успокаиваются. По этому случаю мне вспоминается сцена из одной португальской комедии, где старик, беседуя с другом, сообщает ему, что хочет женить своего сына, на что друг замечает: "Не делайте этого, так как он влюблен в куртизанку". А старик отвечает на это: "Мне это отлично известно, и потому-то я и хочу женить его, что они с куртизанкой поссорились и ревнуют друг друга, а это весьма кстати: я воспользуюсь этой ссорой, чтобы разлучить их". Но друг возражает ему: "Плохо же вы знаете, как бывает сильна старая любовь, вошедшая в привычку. Ваш сын уже сейчас ищет предлога, чтобы извиниться перед этой женщиной за обиду, которую она ему причинила".
