Симона Бовуар - Мандарины

19

Они обсуждали тогда первую версию «Мандаринов», законченную к июню 1951 г.

Ср. с заявлением Анны Дюбрей: «<...> беда в том, что я делаюсь несчастной оттого, что не чувствую себя счастливой» (с. 59 наст. изд.).

Российскому читателю не надо напоминать, каким смыслом наполняются местоимения «мы» и «наши» в переломные моменты истории.

«Изображать в романах интеллигенцию всегда очень опасно, — предостерегал Андре Жид. — Они удручающе действуют на публику: изрекают одни глупости и всему, к чему прикасаются, придают абстрактный вид» (Жид 1991: 412).

Ср. высказывание на эту тему французского критика Альбера Тибоде: «Создатель романа оживляет возможное, а не воспроизводит реальное» (Thibaudet 1935: 87—88).

Любопытную оценку значения этой ссоры дает Артур Кёстлер: «Они были как две звезды-близнецы, блиставшие в зените экзистенциалистско-марксистского небосвода послевоенной французской интеллигенции. <...> На третьем месте была Симона де Бовуар, ее приглушенный блеск был блеском планеты, отражавшей свет этих звезд. Когда Сартр и Камю поссорились, весь этот космос рассыпался, и крайне левые стали уже не теми: во Франции очень серьезно относятся к интеллигентам и их размолвкам» (цит. по: Фокин 2000: 270).

«Бог из машины» (лат.).

В «Мандаринах» Поль заявляет: «Я знаю, что ты скажешь: любовь — вся моя жизнь, а ты хочешь, чтобы она была лишь частью твоей жизни. Я это знаю, и я согласна» (с. 76 наст. изд.). Когда де Бовуар говорит о том, в чем убеждена, она не боится повторов.

Это было хуже потому, что в жизни подобные мучительные события растягиваются надолго и обретают для человека свой окончательный смысл только в ретроспекции. Вот почему их так трудно описать в романе. Де Бовуар, устами Анри Перрона, в этом признается: «<...> как легко расстаются на бумаге! Ненавидят, кричат, убивают себя или другого, словом, идут до конца: вот почему это неправда» (с. 251 наст. изд.).

За исключением слишком «идейного романа» «Кровь других».

«Вы призывали меня к действию, и действие отвратило меня от литературы» (с. 215 наст, изд.), — признавался в романе Анри Перрон. Об этом же рассуждает и Скрясин: «Французские интеллектуалы в тупике. <...> Их искусство, их мысль сохранят смысл лишь в том случае, если сумеет удержаться определенная цивилизация; а если они захотят спасти ее, то у них не останется ни сил, ни времени ни для искусства, ни для мысли» (с. 29 наст. изд.).

Нам удобно все рассматривать по отдельности, как будто сначала место под солнцем полностью захватил экзистенциализм, а другие течения мысли, получившие широкое распространение позднее, оставались совсем без внимания. На самом деле их связывал единый дух времени; мощные потоки и тоненькие струйки взаимодействовали в нем самым причудливым образом. Так, де Бовуар познакомилась с Жаком Лаканом в начале 1944 г., да и в последующие годы постоянно следила за его работами.

Ангажированность (фр. engagement — букв, «вовлеченность») — понятие, введенное в обиход Сартром и обозначающее социально-политическую ответственность любого человека (особенно художника) за происходящее в мире, его сопричастность проблемам эпохи. Это понятие нередко переводили на русский язык как «вовлеченность» или даже «участность».

Слово, придуманное по аналогии со словом «фашизм».

Сартр умер 15 апреля 1980 г.

Иными словами, врожденные модели реакции и поведения.

Во избежание разночтений напомним, что под идеологией мы, вслед за французским философом В. Декомбом, понимаем «дискурс, представляющий фактическое положение как основанное на праве, традиционное преимущество как естественное превосходство» (Декомб 2000: 132).

Ибо, как утверждают социологи, определения реальности имеют потенциал самоосуществления.

Если говорить языком современной социологии, то многие вещи делаются не потому, что они работают, не потому, что так правильно, а именно потому, что это правильно в терминах предельных определений реальности, провозглашаемых универсальными экспертами. Универсальные эксперты — это интеллектуалы на службе господствующей идеологии («праведники»); контр-эксперты в деле определения реальности — это интеллектуалы-маргиналы («ересиархи»), их экспертиза не является желательной для общества в целом (об этом см.: Бергер, Лукман 1995: 192-205).

Необходимо отметить, что современный постмодернизм с особым и жадным любопытством энтомолога изучает подобные «личинки возможностей», не упуская из виду того, что лишь одна из них обернется реальностью перед лицом вечности.