Эдгар. Так случалось уже не однажды.
Уайлдер. Ну, а я не понимаю этого! Они утверждают, что механики и нагревальщики выдвинули слишком высокие требования. Да, высокие, но я никогда не поверю, что профсоюз отказался поддержать рабочих только по этой причине. Тут что-то кроется.
Андервуд. Профсоюз боится, как бы не забастовали на заводах Харпера и Тайнуэлла.
Уайлдер (торжествующе). Ну вот, видите! Они боятся новых забастовок. Почему нам никто не сказал об этом?
Андервуд. Об этом говорилось.
Тенч. Вы отсутствовали на том заседании, сэр.
Скэнтлбери. Рабочие должны же понимать, что у них нет никакой возможности выиграть, если профсоюз не поддерживает их. Это - безумие!
Андервуд. Все дело в Робертсе.
Уайлдер. Повезло же нам, что зачинщиком оказался этот фанатик.
Все молчат.
Уэнклин (глядя на Энтони). Итак?
Уайлдер (раздраженно). Какую кашу заварили! Мне не нравится это дело, совсем не нравится. Я давно говорил... (посмотрев на Уэнклина). Когда мы с Уэнклином перед рождеством были здесь, казалось, что рабочие вот-вот сдадутся. И вы тоже так считали, Андервуд?
Андервуд. Да, считал.
Уайлдер. Ну вот, видите! А они не сдались. Дела идут все хуже и хуже... Мы теряем клиентов. Акции падают!
Скэнтлбери (удрученно покачивая головой). Гм!
Уэнклин. Тенч, какие убытки мы уже понесли из-за того, что завод стоит?
Тенч. Свыше пятидесяти тысяч, сэр!
Скэнтлбери (морщась). Неужели так много?
Уайлдер. И этого уж не вернешь.
Тенч. Да, сэр.
Уайлдер. Кто бы мог подумать, что рабочие будут так упорно держаться? Кто бы мог подумать? (Сердито смотрит на Тенча.)
Скэнтлбери (покачивая головой), Хуже нет, когда дело доходит до открытой схватки.
Энтони. Мы не сдадимся!
Все смотрят на председателя.
Уайлдер. Кто говорит о сдаче? (Энтони в упор смотрит на него.) Я... я просто хочу действовать благоразумно. Когда в декабре рабочие послали Робертса в Лондон, мы упустили подходящий момент. Нам следовало бы что-нибудь обещать им. А вместо этого председатель (опуская глаза под взглядом Энтони)... А вместо этого мы выпроводили его и пошли на обострение. Немного такта - и мы убедили бы их.
Энтони. Никаких компромиссов
Уайлдер. Вот-вот! Забастовка началась в октябре и, насколько я понимаю, может продлиться еще полгода. В каком положении мы тогда очутимся? Единственное утешение, что рабочим придется еще хуже.
Эдгар (Андервуду). В каком они сейчас положении, Фрэнк?
Андервуд (невозмутимо). В ужасающем.
Уайлдер. Кто бы подумал, что они смогут так упорно держаться безо всякой помощи?
Андервуд. Тот, кто знает этих людей.
Уайлдер. А я утверждаю, что никто не знает их! А много еще железа на складах? Цены растут с каждым днем. Нам придется расторгать контракты когда мы возобновим производство! И это в самый-то спрос!
Уэнклин. Что вы на это скажете, председатель?
Энтони. Ничего не поделаешь.
Уайлдер. А когда мы будем выплачивать дивиденды?
Скэнтлбери (веско). Мы должны думать об акционерах. (Грузно поворачиваясь к председателю.) Я говорю, что мы должны думать, господин председатель, об акционерах.
Энтони что-то бормочет.
Скэнтлбери. Что вы говорите?
Тенч. Председатель говорит, что он в первую очередь думает о вас, сэр.
Скэнтлбери. Какой цинизм! (Погружается в тупое молчание.)
Уайлдер. Шутки в сторону. Может быть, председатель и согласен целые годы не получать дивиденды, но я лично - нет. Мы не можем рисковать капиталом Компании.
Эдгар (неуверенно). Я считаю, что мы должны подумать и о рабочих.
Все, кроме Энтони, заерзали на своих местах.
Скэнтлбери (со вздохом сожаления). Мы не имеем права давать волю своим чувствам, молодой человек. Это не на пользу дела.
Эдгар (иронически). Я думаю не о наших чувствах, а об их чувствах.
Уайлдер. Что до чувств - мы деловые люди.
Уэнклин. В том-то и беда.
Эдгар. Рабочие бедствуют, и нам, право же, нет никакой необходимости идти на крайности. Это... это жестоко!
Все молчат, словно Эдгар высказал то, в чем ни один человек, хоть немного сохранивший чувство собственного достоинства, не рискнет признаться себе.
Уэнклин (иронически улыбаясь). Сентименты - это излишняя роскошь. На них нельзя строить политику Компании.
Эдгар. Мне отвратительно все это!
Энтони. Не мы начали первыми.
Эдгар. Я знаю, сэр, но мы зашли слишком далеко.
Энтони. Нет.
Все переглянулись.
Уэнклин. Роскошь роскошью, но нам надо действовать очень осмотрительно.
Энтони. Стоит хоть однажды пойти на уступки рабочим, и этому конца не будет.
Уэнклин. Я совершенно согласен, и все-таки...
Энтони мотает головой.
Значит, дело в принципе?
Энтони кивает.
Это тоже роскошь, председатель! Акции упали ниже номинальной стоимости.
Уайлдер. И упадут до половины, когда настанет время распределять очередные дивиденды.
Скэнтлбери (с тревогой). Ну зачем же так мрачно?..
Уайлдер (раздраженно). Так оно и будет! (Вытянув шею, чтобы разобрать, что говорит Энтони.) Я не расслышал...
Тенч (колеблясь). Председатель говорит, сэр: "Fais que... que... devra..."
Эдгар (резко). Мой отец сказал: "Делай, что должен, - и наплевать на последствия!"
Уайлдер. Ну и ну!
Скэнтлбери (вскинув руки). Стоик! Я всегда говорил, что председатель настоящий стоик!
Уайлдер. Нам от этого не легче.
Уэнклин (учтивым тоном). Будем говорить серьезно, председатель. Неужели вы допустите, чтобы мы пошли ко дну... ради... ради принципа?
Энтони. Мы не пойдем ко дну.
Скэнтлбери (с тревогой). Надеюсь, этого не случится, пока я член правления.
Энтони (насмешливо). Крысы в таких случаях бегут с корабля, Скэнтлбери.
Скэнтлбери. Ну как с ним разговаривать!
Энтони. Мне не впервые драться с рабочими. И я ни разу не проиграл схватку.
Уэнклин. Теоретически мы согласны с вами, председатель. Но не у всех железные нервы.
Энтони. Надо держаться.
Уайлдер (встав и подойдя к камину). И вылететь в трубу?
Энтони. Лучше вылететь в трубу, чем уступить.
Уайлдер (раздражаясь). Вас это, может быть, и устраивает, но меня нет, да и остальных, наверное, тоже.
Энтони смотрит ему прямо в лицо; все молчат.
Эдгар. Дети и жены рабочих обречены на голод, если мы будем действовать в прежнем духе. От этого не уйти.
Уайлдер круто поворачивается к камину, а Скэнтлбери протестующе, словно
загораживаясь, поднимает руку.
Уэнклин. Боюсь, что это звучит излишне сентиментально.
Эдгар. Вы считаете, что деловые люди не обязаны быть порядочными?
Уайлдер. Мне более чем кому-либо жаль рабочих. Но если они... (распаляясь), если они такие упрямые ослы, мы ничего не можем поделать. У нас своих забот хватает, да еще об акционерах думать приходится.
Эдгар (горячо). Акционеры не умрут с голоду, если не получат очередные дивиденды! Разве это достаточное основание, чтобы наносить удар ниже пояса?
Скэнтлбери (испытывая явную неловкость). Молодой человек, вы слишком легкомысленно относитесь к дивидендам. Я лично даже не знаю действительного положения вещей.
Уайлдер. Надо рассуждать трезво: мы можем разориться из-за этой забастовки.
Энтони. Никаких уступок!
Скэнтлбери (с жестом отчаяния). Вы только посмотрите на него!
Энтони откинулся на спинку кресла. Члены правления и в самом деле пристально
смотрят на него.
Уайлдер (вернувшись на свое место). Если председатель действительно придерживается этого взгляда, то я не знаю, зачем мы сюда приехали. Это все, что я могу сказать.
Энтони. Затем, чтобы сказать рабочим, что мы не пойдем на уступки. Они не поверят до тех пор, пока им не втолкуешь как следует.
Уайлдер. Гм! Очень может быть, что этот негодяй Робертc хотел того же, когда добивался нашего приезда. Ненавижу его до смерти.
Эдгар (раздраженно). Мы слишком мало заплатили Робертсу за его изобретение. Я не раз говорил об этом в свое время.
Уайлдер. Мы выплатили ему пятьсот фунтов, а через три года дали премию в двести фунтов. Неужели этого мало? Чего он еще хочет?
Тенч (брюзгливо). А он знает одно - бубнить: Компания нажила на моих мозгах сто тысяч фунтов, а мне заплатили жалкие семь сотен.
Уайлдер. Да он отъявленный агитатор! Послушайте, я ненавижу профсоюзы. Но уж если Харнесс здесь, пусть он сам все и расхлебывает.
Энтони. Ни в коем случае!
Все снова смотрят на него.
Андервуд. Робертc не позволит рабочим слушать Харнесса.
Скэнтлбери. Фанатик!
Уайлдер (глядя на Энтони). К сожалению, не единственный.
Из холла в комнату входит Фрост.
Фрост (Энтони). Мистер Харнесс из профсоюза, сэр. Рабочие тоже пришли.
Энтони кивает. Андервуд идет к дверям и возвращается с Xарнессом, бледным человеком с гладковыбритыми впалыми щеками, выступающим подбородком и живым
взглядом. Фрост выходит.
Андервуд (указывая на стул Тенча). Садитесь рядом с председателем, Харнесс.
