- Мы встанем, если вам угодно, - сказал майор и вырос передо мной во всем своем величии.
Я на глаз оценил его рост - в нем было шесть футов два дюйма, и он был джентльмен с головы до пят. Любой вновь учрежденный клуб, еще не подыскавший себе эмблему, не прогадал бы, наняв его стоять в витрине своего помещения. При первом же взгляде на них у меня мелькнула мысль, что эта чета обратилась явно не по адресу: для них было бы гораздо выгоднее, если бы их использовали в рекламных целях. Я, конечно, не собирался обдумывать за них все возможные варианты, но мне было ясно одно: этим людям ничего не стоило заработать целое состояние, - правда, не для себя. В их внешности было что-то такое, из чего сумел бы извлечь немалые барыши модный портной, содержатель гостиницы или же владелец фирмы, торгующий мылом. Мне виделся плакат "Мы моемся мылом только этой марки", приколотый к их груди и действующий на покупателя неотразимо. А как блестяще они справились бы с поручением поддерживать разговор за табльдотом в каком-нибудь пансионе!
Миссис Монарк хранила молчание, - не из заносчивости, а из робости. Майор сказал ей:
- Встаньте, дорогая, и покажите, как вы элегантны.
Чтобы показать это, вставать было совсем не обязательно, но она послушно поднялась, прошлась по мастерской и вернулась на свое место, покраснев от смущения и бросая беспокойные взгляды на мужа. Это напомнило мне сцену, случайным свидетелем которой я стал однажды в Париже: к моему приятелю-драматургу, работавшему в то время над новой пьесой, пришла актриса, добивавшаяся получить в ней роль. Она прохаживалась перед ним по комнате, как это делала сейчас моя посетительница. У миссис Монарк это получалось не хуже, но я все же воздержался от аплодисментов. Странно было видеть, что такие люди готовы работать за гроши. А миссис Монарк выглядела так, будто у нее было десять тысяч фунтов годового дохода. Слово, которое только что употребил ее муж, как нельзя лучше характеризовало ее: и по облику, и по самому своему существу она была тем, что обитатели Лондона называют на своем жаргоне "элегантной штучкой". Фигура у нее была - если придерживаться той же системы понятий - "безупречная" или, если угодно, "идеальная". Для женщины ее возраста талия у нее была удивительно тонка; локоть обнаруживал предписанный канонами красоты изгиб; посадка головы также отвечала всем правилам; и все же - зачем она пришла ко _мне_? Почему не пошла работать манекенщицей в модный магазин? Я начал опасаться, что мои посетители не просто нуждаются в деньгах, а еще и мнят себя любителями искусства, - это усложнило бы наши отношения. Когда она снова села, я поблагодарил ее и сказал, что качество, которое рисовальщик больше всего ценит в натурщике, - это умение сидеть смирно.
- О, если кто умеет сидеть смирно, так это _она_, - сказал майор Монарк. Затем шутливо добавил: - Во всяком случае, я ей особенно воли не давал.
- Разве я такая уж непоседа? - обратилась миссис Монарк к мужу.
При этом она спрятала голову на его широкой груди, словно птенец, укрывающийся под крылом матери. Я чувствовал, что у меня вот-вот брызнут слезы.
Тот, в чью силу так трогательно верили, адресовал свой ответ мне:
- Быть может, именно сейчас уместно упомянуть - ведь наш разговор должен быть сугубо деловым, не так ли? - что, когда мы поженились, все звали мою жену не иначе как Прекрасной Статуей.
- О, боже, - печально вздохнула миссис Монарк.
- Но мне, разумеется, хотелось бы, чтобы натурщик умел выразительно передавать те или иные чувства, - сказал я.
- Разумеется! - подхватили супруги в один голос.
- И вот еще что: вам, я полагаю, известно, что от этой работы ужасно устаешь.
- О, мы _никогда_ не устаем! - горячо возразили они.
- А вы уже испробовали это на практике?
Они медлили с ответом и поглядывали друг на друга.
- Мы фотографировались, - сказала наконец миссис Монарх - бессчетное число раз.
- Мы часто снимались по просьбе владельцев ателье, - пояснил майор.
- Понимаю, - потому что вы так хорошо смотритесь.
- Не знаю уж, какие у них были цели, но только от них отбою не было.
- Мы никогда не платили за наши фотографии, - сказала миссис Монарк с улыбкой.
- Надо было принести их с собой, - заметил муж.
- Вряд ли у нас что-нибудь осталось. Мы их столько раздарили, пояснила она мне.
- На память, - уточнил майор, - ну и, как водится, напишешь что-нибудь такое на обороте.
- Может быть, они теперь продаются в магазинах? - спросил я, желая невинно пошутить.
- О да, конечно, - _ее_ фотографии раньше продавались.
- Продавались когда-то, - сказала миссис Монарк, потупившись.
2
Я без труда представил себе, что подразумевал майор под словами "что-нибудь такое", - все эти надписи на преподносимых друзьям фотографиях, и я был уверен в том, что эти надписи делались красивым почерком. Просто удивительно, как быстро мне удалось составить определенное мнение об этой паре. Если они сейчас так обеднели, что вынуждены искать грошовых заработков, - значит, у них никогда не было больших сбережений. Их главным капиталом была их располагающая внешность, и, не мудрствуя лукаво, они извлекали все, что могли, из этого источника преуспевания, предопределившего их жизненный путь. На их лицах читалась пустота, непробудный сон души, в который они впали, двадцать лет подряд разъезжая по имениям своих знакомых; от этих визитов шли и обаятельные интонации в их голосе. Я так и видел перед собой все эти залитые солнцем, заваленные непрочитанными журналами гостиные, в которых проводила свои дни миссис Монарк; видел влажные от росы, обсаженные кустарниками аллеи, по которым она прогуливалась, - для моциона и чтобы восхищать своим нарядом; видел горы дичи, подстреленной при участии мистера Монарка, и его дивный смокинг, в котором поздно вечером он направлялся в мужскую гостиную, чтобы поговорить об удачной охоте. Я мог нарисовать в воображении все их краги и макинтоши, модные шотландские пледы и меховые полости, трости, несессеры и новенькие зонтики от солнца; я мог бы подробно описать, как выглядели их слуги и их внушительный багаж, аккуратно сложенный на перроне какой-нибудь железнодорожной станции в сельской местности. Они скупились на чаевые для слуг и тем не менее слыли милейшими людьми; сами никого у себя не принимали, но почему-то получали одно приглашение за другим. Они везде так хорошо смотрелись: ведь их рост, цвет лица и их подтянутость полностью отвечали общепринятым вкусам. Они это знали, но не кичились своими успехами, не выставляли их напоказ, и это внушало им чувство самоуважения. Будучи людьми основательными, они придерживались определенной линии поведения: делали ставку на бодрость и жизнерадостность. Такие активные натуры, как они, должны были иметь свою линию поведения. Я чувствовал, что они создали себе прочную репутацию людей, чей приезд сразу же вносит оживление даже в самую скучную компанию. Сейчас с ними что-то случилось неважно, что именно; скудные источники их существования стали иссякать, потом иссякли совсем, и вот им приходится подрабатывать на карманные расходы. Их друзья по-прежнему хорошо к ним относятся, однако ссужать их деньгами они не намерены. Правда, в них есть что-то, внушающее доверие: их туалеты, их манеры, их принадлежность к определенному кругу; но когда оказываешь доверие огромному пустому карману, в глубине которого изредка позвякивает мелочь, нужно по крайней мере слышать это позвякивание. Я должен помочь им создать хоть видимость каких-то заработков, - вот чего они от меня хотят. К их счастью, детей у них нет, - об этом я очень скоро догадался. Итак, они, возможно, пожелают держать наши отношения в секрете; вот почему они начали разговор именно с осанки: если бы на страницы книг попали их лица, это выдало бы их тайну.
Они мне понравились - ведь они были такие простодушные, - и я не возражал бы иметь с ними дело, если бы они мне подошли. Но, несмотря на все их совершенства, я почему-то никак не мог уверовать в них. В конце концов, они были дилетанты, а самой сильной антипатией в моей жизни была нелюбовь к дилетантам. Она сочеталась с другой странностью: я всегда предпочитал изображение оригиналу; оригинал так часто страдал недостатком изобразительности. Мне нравились объекты, наделенные выразительной внешностью; они вселяли уверенность. Что же касается их сути, то это был вопрос второстепенный, и он почти никогда не имел практического значения. Были и другие соображения, и самое важное было то, что я уже пользовался услугами двух-трех натурщиков, в частности моделью для моих иллюстраций служила одна молодая особа из Килберна (*1), с большими ногами, в пелерине из альпака; за последние несколько лет она приходила ко мне довольно регулярно, и пока что - быть может, к моему стыду - я был ею удовлетворен. Я откровенно объяснил своим посетителям, как обстоит дело; но они гораздо лучше подготовились, чем я предполагал. Они взвесили свои шансы; от Клода Риве им было известно, что готовится edition de luxe [роскошно оформленное издание (фр.)] - собрание сочинений одного современного писателя, блестящего романиста, которому суждено было долго оставаться незамеченным (среди всеядной читающей публики наелось лишь немного ценителей его таланта - как тут не вспомнить Филипа Винсента! (*2)) и только на склоне лет познать счастье признания, увидеть первые проблески, а затем и яркий свет успеха и услышать оценки, в которых уже явно сквозило стремление загладить перед ним свою вину. Таким актом искупления вины было, собственно говоря, и собрание сочинений, о котором идет речь. Его издатель был человек со вкусом, и гравюры на дереве, призванные украсить это издание, были данью искусства Англии одному из самых независимых представителей английской литературы. Как признались мне майор Монарк и его супруга, они возлагали надежды на то, что я сочту возможным использовать их как модели для своей части иллюстраций. Они знали, что мне предстоит иллюстрировать первую книгу серии, роман "Рэтленд Рэмзи", но мне пришлось объяснить им, что первая книга дана мне на пробу и что участие в последующих томах будет зависеть от того, смогу ли я удовлетворять моих заказчиков. Если нет, они не станут со мной церемониться и откажутся от моих услуг. Поэтому положение у меня критическое, и вполне естественно, что я готовлюсь к этой работе особенно тщательно, подыскиваю, насколько в этом есть необходимость, новых натурщиков и подбираю среди них самые лучшие типажи. Однако я признался, что мне хотелось бы остановиться окончательно на двух-трех хороших моделях, которые подошли бы для любых целей.
