И Эхлаиа, дочери Неола Кинн-Крога (она прожила три жизни).
И Эссихлт Винвен, и Эссихлт Вингил.
Так говорил Килхух, сын Килита, чтобы добиться своего.
И сказал ему Артур:
– Вождь, я никогда не слыхал ни об этой девице, ни об ее родичах, но я с радостью пошлю гонцов, чтобы они отыскали ее. Дай мне время.
– Я готов ждать ровно год.
Артур разослал гонцов во все свои земли, чтобы они нашли девицу. Ровно через год его гонцы возвратились, зная об Олвен не больше того, что им было известно за год до этого.
Килхух сказал:
– Все совершили свои подвиги, а я уеду ни с чем, но увезу с собой твою честь.
Тогда выступил вперед Кай:
– Ты слишком торопишься, вождь. За что ты поносишь Артура? Поедем с нами, или мы отыщем девицу, или ты признаешь, что нет такой девицы на свете.
Кай мог вдохнуть воздух и не дышать под водой девять дней. И еще девять дней и девять ночей он мог не спать. Рану, которую наносил Кай, не брался лечить ни один лекарь. Чего только не умел Кай! Если ему хотелось, он мог стать выше самого высокого дерева. Внутри у него горел жаркий огонь, и, когда шел дождь, все мгновенно высыхало под его рукой, а когда его спутники замерзали, он был для них вместо печки.
Еще Артур позвал Бедвира, который всегда был там, где был Кай, и с которым никто не мог сравниться в быстроте, кроме Артура и Дриха Айла Кибтара. И пусть у него была одна рука, три не могли бы быстрее убить врага на поле брани, чем его одна. И еще у него было копье, которое поражало с такой же силой, как девять обыкновенных копий.
Позвал Артур и Кантелига Разведчика.
– Иди и ты с вождем.
Никто лучше его не мог разведать все в чужой стране, а он это делал как в своей собственной.
Позвал и Гухрира Гвалстаута Иайтойта, потому что он знал все языки на земле.
Позвал и Гвалхмая, сына Гвиара, потому что он никогда не возвращался домой, не исполнив задуманного. Он был лучшим ходоком и лучшим рыцарем, и он был племянником Артура, сыном его сестры и его двоюродного брата.
Еще Артур позвал Мену, сына Тайгвайта, чтобы в чужой стране он заколдовал рыцарей и они стали невидимыми для других, зато сами могли бы все и всех видеть.
Воины отправились в путь и не останавливались до тех пор, пока им не открылась широкая равнина, а на ней стоял большой замок, прекраснее которого не видели на земле. Но как они ни торопились, они ни на фут не приблизились к замку ни в первый день, ни во второй. Лишь на третий день замок оказался почти рядом, но путь к нему преградила отара овец, конца и края которой не было видно. На вершине холма стоял пастух в кожаной одежде, а возле него косматый мастиф размером с девятилетнего жеребца: пес этот не потерял еще ни одного ягненка, не говоря уж о взрослой овце. Все на своем пути он сметал и уничтожал, и не осталось на равнине ни дерева, ни кустика, которых он не сжег бы до корней своим дыханием.
Тогда сказал Кай:
– Иди, Гухрир Гвалстаут Иайтойт, и поздоровайся с этим человеком.
– Кай, – ответил тот, – не должен я выходить вперед тебя.
– Тогда пойдем вместе.
Тут вышел Мену, сын Тайгвайта.
– Не бойтесь, – сказал он, – я наложу заклятие на пса, и он никого не тронет.
Они поднялись на холм, на котором стоял пастух.
– Как живется-можется, пастух?
– И вам пусть можется не хуже, чем мне.
– Да ты не вождь ли?
– Никто меня не обидит, если я сам себя не обижу.
– Чьи это овцы и кому принадлежит замок?
– Глупые люди! Всем на земле известно, что здесь живет Аспатаден Пенкаур.
– А ты кто?
– Я – Кистеннин, сын Давнедига, и мой брат Аспатаден Пенкаур не любит меня из-за моего богатства. А вы кто такие?
– Нас послал Артур на поиски Олвен, дочери Аспатадена Пенкаура.
– Ох, не в добрый час пришли вы сюда, ведь никто еще не возвращался живым от Аспатадена Пенкаура.
Пастух встал. Килхух вручил ему золотое кольцо, но не налезло оно ему на палец, и он положил его в перчатку. Потом он пошел домой и отдал кольцо на хранение жене. Она же вытащила кольцо из перчатки и спросила:
– Где ты взял это кольцо, если тебе нельзя владеть никаким добром?
– Пошел я к морю наловить рыбы, – сказал Кистеннин. – Вдруг вижу выброшенный на берег труп. Прекраснее его мне еще не случалось видеть. Ну, я снял кольцо у него с пальца.
– Нет, муж, море не разрешает своим мертвым носить украшения.
– Ох, жена, того, кому принадлежало это кольцо, ты увидишь сегодня вечером.
– Да кто он такой? – спросила женщина.
– Килхух, сын Килита, сына короля Келатона, от жены его Голайтит, дочери короля Анлаута, и он пришел сюда за Олвен.
Женщина услыхала это и обрадовалась случаю повидать племянника, сына своей сестры, но и опечалилась, потому что знала, что никто еще не уходил живым из замка, если приходил просить в жены Олвен.
Тем временем посланцы Артура подошли к воротам, и она, услыхав их шаги, радостная побежала им навстречу. Кай незаметно вытащил полено из поленницы, и, когда она захотела обнять гостей, он подставил ей полено, и оно стало мягче веревки.
– Эй, женщина, – воскликнул Кай, – будь то моя шея, никто бы больше не смог выразить мне свою любовь. Недобрая твоя радость.
Гости вошли в дом и были приняты с почетом. Вскоре все развеселились. Тогда хозяйка открыла каменный сундук, который стоял возле очага, и оттуда появился юноша с белокурыми вьющимися волосами.
Сказал тогда Гухрир:
– Жалко такого красавца, хоть и знаю я, что это не его вина.
– Последний он у нас, – сказала женщина. – Двадцать три сына убил у меня Аспатаден Пенкаур, и нет у меня надежды спасти последнего.
– Отпусти его с нами, – предложил Кай. – И он не будет убит, разве что вместе со мною.
Когда все насытились, женщина спросила:
– Зачем вы пришли сюда?
– Мы пришли просить Олвен в жены этому юноше.
– Ради бога, пока никто в замке вас не видел, возвращайтесь туда, откуда пришли.
– Господь свидетель, мы не уйдем отсюда, не повидав девицу.
– Она когда-нибудь приходит к вам? – спросил Кай.
– Каждую субботу она приходит мыть голову и снимает все свои кольца, но никогда не забирает их сама и не присылает слуг забрать их.
– А она придет, если кого-нибудь за ней послать?
– Клянусь Богом, я не возьму грех на душу и не предам ту, что доверяет мне, разве вы поклянетесь, что не причините ей вреда.
– Клянемся, – сказали гонцы Артура.
Тогда женщина послала за Олвен, и Олвен пришла.
На ней было платье из огненного шелка, а на шее – золотой воротник, украшенный изумрудами и рубинами. Волосы у нее были желтее цветка ракитника, кожа белее морской пены, а руки и пальцы прекраснее лесных анемонов среди лугового многоцветья. Глаза прирученного сокола или трижды линявшего ястреба не так сверкают, как сверкали ее глаза. Грудь у нее была белее лебединой, а щеки краснее, чем самая красная роза. И не было воина, который, взглянув на нее, не отдал бы ей свое сердце. И где она ступала, тотчас вырастали четыре цветка белого клевера. Поэтому звали ее Олвен.
Она вошла в дом и села рядом с Килхухом на ближайшую скамью, а он, едва ее увидел, тотчас узнал.
Сказал ей Килхух:
– Ах, я узнал тебя, девица. Пойдем со мной, чтобы никто не говорил плохого ни о тебе, ни обо мне. Давно я тебя люблю.
– Не могу, – отвечала Олвен. – Я обещала отцу, что не стану ничьей женой, не спросив у него совета, потому что его жизнь закончится с моей свадьбой. Но чему быть, того не миновать. Если ты выслушаешь меня, я дам тебе совет. Иди к отцу и проси, чтобы он отдал меня тебе, но, чего бы он ни потребовал от тебя, ни в чем ему не отказывай, и тогда получишь меня, а если откажешь хоть в чем-нибудь, не только меня не получишь, но и жизни своей лишишься.
– Как ты сказала, так я и сделаю, – обещал ей Килхух.
Олвен возвратилась во дворец, и воины Артура пошли следом за ней. Не поднимая шума, они убили девять привратников, охранявших девять ворот замка, и девять псов, не успевших подать голос, и вошли в главную залу.
– Будь благословен Богом и людьми, Аспатаден Пенкаур.
– И вам того же, зачем бы вы ни пришли ко мне.
– Мы пришли просить, чтобы ты отдал свою дочь Олвен в жены Килхуху, сыну Килита, сына короля Келатона.
– Куда подевались мои слуги и мои пажи? Поднимите мне веки, чтобы я мог получше разглядеть моего будущего зятя!
Слуги тотчас вставили в его глаза распорки.
– Приходите завтра, – сказал Аспатаден Пенкаур. – Завтра я дам ответ.
Воины поднялись и пошли к двери, а Аспатаден Пенкаур схватил одну из отравленных стрел, что лежали рядом с ним, и метнул ее в Бедвира. Однако Бедвир перехватил стрелу и проткнул ею колено Аспатадена Пенкаура так, что тот взвыл от боли.
– Будь ты проклят, зять! Теперь я навечно запомню тебя, потому что никто не вылечит мое колено. Хуже овода ужалило меня отравленное железо. Будь проклят кузнец, который выковал стрелу, и будь проклята наковальня, на которой он ее выковал! Зачем он сделал ее такой острой?!
