Мы видим, как тебе больно. Но такое впечатление, что ты… Ну как это сказать… Ну типа — охраняешь наши отношения. Думаешь, мы не понимаем?!
Собака немного приподнялась.
— Джой, это странно, канеш… Смотри, я не могу обещать, но я постараюсь… И она постарается… Как это… Не ссориться. Понимаю, что это очень сложно. Она иногда такая…
Джой тихонько зарычал.
— Понял. Извини. Я люблю ее! Я правда постараюсь, брат. А ты… Ты можешь…
Мужчина замолчал и зарылся лицом в собачью шерсть. Так, чтобы ни фокс, ни любимая не увидели, как предательски увлажнились глаза. Той же ночью собака уснула навсегда.
Джой ему поверил.
Недавно у нас проходила читка рассказов в одном из книжных магазинов моего города.
Читали сами авторы и несколько актеров из местных театров. Среди них была девушка с ограниченными возможностями, колясочница Ольга. Торговый зал, куда можно попасть, только поднявшись по лестнице. Лифта нет. Как она появилась, не видел.
Читка прошла замечательно. Все уходили в приподнятом настроении. Знакомились, продолжали общаться. Не заметил, как в зале остались мы с Ольгой и еще несколько человек. Я уже собирался уходить, как организатор мероприятия Лидия попросила немного задержаться и помочь с коляской. Нужно было спустить по ступенькам коляску с Ольгой и посадить в такси.
Мы ждали охранника магазина, который должен был помочь. Было около восьми вечера.
Через десять минут подошел мужчина в костюме. Мне показалось, что он был взвинчен. Самое интересное, что он косо смотрел на Ольгу. Как будто она была в чем-то виновата. Мы договорились с ним, он нес коляску с Ольгой, взявшись за ручки сверху, я — за низ. Ольга, что-то увлеченно рассказывая, смеялась. Но мне не давало покоя поведение охранника.
Я спросил его:
— У вас все нормально?
— Нормально! — резко ответил он.
— Саша, трудный день у человека, — сгладила Ольга.
— Незаметно, — так же резко ответил я.
— Вы время видели? — раздраженно спросил он.
— И?
— Я дома должен быть…
— Саша, а как тебе вечер? — вмешалась Ольга.
Мы были уже на улице. Она перебила этот неудобный разговор. Я что-то отвечал ей.
Охранник тихо буркнул мне:
— Дальше сами. Это уже не в магазине. Мне пора.
— Большое спасибо за вашу помощь! — любезно проговорила Ольга.
Он ушел. Я подумал, что это его руководство настояло… Дальше произошло вообще странное. Подъехало такси, но, как только таксист увидел коляску с Ольгой, машина резко сдала назад и уехала. Мы попытались махать руками и кричать, бесполезно. Ольга сказала своим бодрым голосом:
— Ничего, еще раз вызовем! — Она зашла в телефон.
— Ольга, и часто они так? — спросил я.
— Ну бывает, — улыбнулась она.
— А чего они боятся? Нужно просто коляску сложить и положить в багажник. Тебя мы посадим.
— Может, заразиться боятся?! — сказала она и громко рассмеялась. Она смеялась так громко и заразительно, что начали гоготать все вокруг, включая меня. — Вот, назначили, ща приедет.
Мы шутили. В Ольге как будто живет какая-то неведомая мне сила. Сила, которая сминает на своем пути все сложности. Как будто их и нет в помине.
* * *
Давайте честно себе признаемся — обществу неудобны такие люди. И когда я говорю про общество, не имею в виду чиновников, которые не строят пандусы и подъемы для людей с ограниченными возможностями. Я имею в виду нас с вами. Охранника, которого обязали поднять неудобного человека. Таксиста, который боится потерять лишнее время на погрузку коляски (ведь у него, поди, жесткий тайм-менеджмент). Мы с вами, которые при встрече с таким человеком, отводим глаза вместо обычной улыбки.
Общество хочет, чтобы они не ездили по улицам с высокими бордюрами. Общество хочет, чтобы неудобные люди сидели по своим квартирам и не высовывались. Да вот хер-то там! У них яйца-то побольше будут. Бордюры, говорите, да они все паралимпиады выигрывают, в отличие от наших футболистов! Они вон в театрах играют и других мотивируют. Неудобные… Да это мы по сравнению с ними жалкие. Жалкие в своем желании казаться нормальными.
Мы с моей младшей дочкой ехали на машине покупать ей зимнюю обувь. Из динамиков на полной мощности душераздирающе орал Григорий Лепс, «Самый лучший день». Мы с Таисией почти сорванными голосами подпевали, сопровождая танцем рук. Тая еще и притопывала, я же был ограничен педалью газа и тормоза. В перерывах смеялись и опять подпевали. Каждая нота, каждый слог, которые закладывал создатель этой песни, были нами выстраданы, прожиты и отпущены. Идиллия в отношениях отца и дочки. Как мы дошли до этого?! Ща расскажу.
Начнем с того, что я ненавижу шансон. Я рос в Новокузнецке, и культ шансона там был безоговорочен. Понятно, что он был везде и игнорировать его было сложно. Из каждого утюга передавали поздравительную песню для лучшей женщины Ильинки — «Молодую» Амирамова.
Эти песни засели в мозг навсегда. Недавно ехал в такси, заиграла «Я не ною о судьбе». И вот я уже тихонько пою: «Лучшее храня в себе…» Ненавижу! «И признанием тебе досаждая…» Я пишу этот текст под новый альбом LIMP BIZKIT «Still sucks». Кстати, не согласен с названием.
Классный альбом. Но в голове крутится «Эх, молодая…». Теперь вы понимаете, откуда я знаю почти все песни Григория.
У Таисии еще интереснее. Они несколько лет возвращаются из школы со своей подругой Соней по одному и тому же маршруту. Их пути расходятся около большой круглой тумбы с афишами. Говорить просто «пока-пока» им быстро наскучило, и они стали произносить имена с афиш:
— Пока, Филипп Киркоров!
— Пока, Григорий Лепс.
Им так понравилось произношение странного и загадочного «Григория Лепса», что они стали использовать только его:
— Пока, Григорий!
— Пока, Лепс.
Потом они нагуглили про таинственного незнакомца…
Как-то Тая выходила из кухни и прокричала: «Самый лучший день!» Я находился в другой комнате и на автомате заорал: «Заходил вчера». Мне тут же парировали смеющимся голосом: «Ночью ехать лень…» Решение, что слушать в машине воскресным вечером по пути за обувью, даже не обсуждалось. А потом мы включили «Рюмку водки»…
1937 год. Ленинград. Время — 2.04.
Сильный стук в дверь. Сонная женщина пошла открывать. На пороге — мужчины в военной форме.
— Семья Соболевых здесь проживает?
— Да, у себя они.
— Мы пройдем.
В это время за дверью одной из комнат шел еле слышный диалог:
— Ну все, Виктор, дошутился. Говорила тебе — не надо
