– Пилар…
– Сеньора…
– Зажигайте камин.
– Хорошо, сеньора.
Мария-Луиса и Магдалена разговаривали в холле с женой Уты.
– Вы не можете себе представить, как я рада видеть вас здесь, среди нас, – сказала донья Кармен. – Вам передали приглашение?
– Эльвира заходила вчера ко мне домой.
– А Ута? Почему же он не пришел?
– Он уже несколько дней в Мадриде.
– Ах, вот как? – иронически сказала Магдалена. – А я и не знала.
– Ему пришлось поехать туда по делам.
– Да, конечно.
Элиса направилась к группе, в которую входили Эльвира, Флора и сеньора Олано. Донья Кармен сделала движение, чтобы последовать за ней, но немного помедлила.
– Уж эта Магдалена, – шепнула она. – Поистине она неподражаема…
– Тише… Когда она сказала: «Да, конечно», я думала, что не выдержу.
– Бедненькая Элиса!.. Она покраснела как помидор…
– А как она одевается, просто ужас!
– Посмотри, что на ней за юбка!
– Такую юбку я не подарила бы даже прислуге…
В другой группе Эльвира с сеньорой Олано беседовали о кинофильмах.
– …Вчера вечером я видела картину с Монтгомери Клифтом.
– Как вам повезло!.. Я умирала от желания пойти, но, представьте себе, никто не захотел составить мне компанию.
– Картина потрясающая. Он играет священника, а она…
– Если хотите, мы можем вместе посмотреть «Священную тунику»…
Донья Кармен с улыбкой протиснулась между ними к двери, чтобы встретить вновь прибывших. Близилось начало церемонии, и оживление все возрастало. Приглашенные уже не помещались в холле. Приходилось кричать, чтобы вас услышали. Воздух был перенасыщен словами.
Донья Кармен переходила от одной группы к другой. Воспользовавшись минутой затишья, она выскользнула в зал. В камине весело пылал огонь. Стоя на коленях, Пилар раздувала его веером; завитки ее волос спереди были медными от огня, а сзади золотились от солнца.
Беспорядочные гудки автомобилей на Кубинской улице возвестили о приближении правительственного уполномоченного. Донья Кармен кинулась к холлу, за ней побежала горничная. Гостиная была битком набита. Гости, тоже насторожившиеся при звуках автомобильных гудков, толпились у двери.
Спустя несколько секунд подъехал уполномоченный и с ним алькальд, дон Хулио, приходский священник и секретарь муниципалитета. На какой-то момент наступило замешательство. Донья Кармен стояла в дверях, окруженная дамами из хунты, а уполномоченный, защищаясь рукой от солнца, разглядывал фасад здания. Овладев собой, донья Кармен выступила вперед, чтобы пожать ему руку. Дон Хулио представил их друг другу. Ожидавшие перед помостом на улице старики разразились громкими приветственными криками.
Теснившаяся в холле толпа любопытных расступилась, давая им дорогу. Шествие открывала донья Кармен. Ее сердце было исполнено гордости, эхо лестных возгласов еще звучало в ушах, взор ловил учтивые поклоны приглашенных, и ей казалось, что она грезит.
Выступая между уполномоченным и священником, она чувствовала себя звездой праздника. У нее было такое ощущение, будто все – цветы, вымпелы, флаги – устроено в ее честь, а остальное – только предлог. Престарелые граждане в счет уже не шли.
В зале ярко пылал камин. С порога все выглядело безупречно.
– Гостиная…
– Великолепно, – сказал уполномоченный.
– Вы сами обставляли ее?
– Сама, падре.
– Она великолепна.
– Да, не забыта ни одна мелочь.
Медленно, в сопровождении дам из хунты и свиты уполномоченного, они обошли столовую, кухню, снова вошли в столовую, поднялись по лестнице на второй этаж…
– Позвольте мне вас поздравить. Все великолепно.
– Я старалась, чтобы в комнатах было как можно больше света.
– Да. Это великолепно.
– Я велела выкрасить стены в светлые тона.
– Великолепно! Великолепно! – сказал уполномоченный.
Они вернулись в гостиную. Эльвира уже распорядилась откупорить несколько бутылок вина, и горничная обошла гостей с подносом, уставленным бокалами. Донья Кармен собственноручно поднесла бокалы почетным гостям.
– Сеньор уполномоченный…
– Благодарю вас.
– Падре…
– Ладно уж, ради такого дня…
– Сеньор алькальд…
Атмосфера в гостиной стала более непринужденной. Гости рассаживались за столы. Цветы на камине наполняли воздух благоуханием роз и жасмина. Медные огненные блики озаряли строгую обивку кресел и плетеную скатерть на столике, тень которого вырисовывалась на полу среди отсветов пляшущего пламени. От бившего в окна золотого солнца изразцы пола блестели, как зеркало.
– Разрешите мне еще раз поздравить вас, – сказал уполномоченный, допив бокал. – Вы создали настоящее произведение искусства.
– Донья Кармен всегда проявляла превосходный вкус, – заявил священник. – Ее цветочный ковер в День тела господня славится как самый лучший в Лас Кальдасе.
– Все сделано с таким вкусом! – продолжал уполномоченный. – Огонь, цветы… флаги… Все продумано до мельчайших деталей.
– Мне известно, что весь год сеньора жила только этим, – объяснил алькальд. – Если бы не ее настойчивость, вряд ли работы были бы завершены к сегодняшнему дню.
– Мне просто стыдно, вы меня захвалите… Если вы будете продолжать, я уйду…
– Не сердитесь, донья Кармен, я ведь прав. Все сделали вы и хунта, а мы только помогали вам.
– Мы в таком долгу перед стариками, – вздохнула она. – Бедненькие, они такие бесприютные…
– Здесь они будут чувствовать себя как дома, – сказал алькальд.
– Как подумаю, что многие из них спали под открытым небом…
– И не говорите, донья Кармен, и не говорите. Как часто эта мысль лишала меня сна.
– Теперь по крайней мере им будет где укрыться, – сказал дон Хулио.
– Бедняги это вполне заслужили. В их возрасте, прожив жизнь, полную трудов…
Подошли другие дамы из хунты, желая поговорить с уполномоченным. Донья Кармен воспользовалась сменой, чтобы совершить триумфальный обход дома до холла. Там оживление все возрастало. Из-за недостатка места некоторые приглашенные остались на улице.
Сияя любезнейшей из своих улыбок, донья Кармен медленно возвратилась в гостиную. В дверях она на несколько секунд задержалась, оглядывая комнату: под люстрами, увитыми гирляндами, гостиная походила на гигантский муравейник.
– Вы впервые в нашем городе? – спрашивала Эльвира сеньора уполномоченного, когда донья Кармен вошла.
– Нет, я уже бывал здесь, давно…
– Вы, вероятно, нашли, что город с тех пор изменился… Туризм…
– Да. Очень изменился.
– Во время войны это было тихое провинциальное захолустье… Теперь жизнь здесь оживилась, да и сам город уже не тот.
– За последний год открылось шесть новых гостиниц, – пояснил алькальд.
– По правде говоря, – сказала Магдалена, – я стою за старину: проще, зато спокойнее.
– В разгар летнего сезона жить здесь совершенно невозможно. На Пасео народу больше, чем на Гран Виа или Рамбласе.
– А танцы под оркестр по ночам…
– А пляжи…
– Туризм имеет свои положительные и отрицательные стороны, – уточнила Лола.
– Да, – сказала донья Кармен. – Он, правда, приносит деньги, но причиняет много зла.
– Хуже всего то, – сказала Магдалена, – что из-за туристов изменился образ мыслей. Молодежь стремится во всем подражать им.
– Скажи лучше, – объявила Флора с таинственным видом, – что скоро нельзя будет спокойно пройти по улице.
– Теперь весь мир увлекается путешествиями. Это нелепо. В мое время путешествовали лишь избранные.
– Люди потеряли стыд, – продолжала флора. – Раньше по крайней мере хоть соблюдались приличия.
– Думаю, – сказал уполномоченный, – то же самое происходит везде. При современных средствах передвижения до любой страны, что называется, рукой подать.
– К нам приходит и хорошее, и дурное. Встречаются и миллионеры, сорящие деньгами, и самые что ни на есть нежелательные лица.
– Послушайте, – сказала красная как помидор Флора, не в силах больше сдерживаться, – на днях под вечер на Пасео…
Сбивающимся голосом она принялась рассказывать о нападении, которому подверглась. Представители власти, опешив, молчали. Мигнув уполномоченному, донья Кармен дала ему понять, что было бы неосторожно ей прекословить.
– Поистине невероятный случай, – сказал он, когда Флора закончила свой рассказ. – Вы не имеете представления, кто это мог быть?
– Ни малейшего, – полыхая, как заря, прошептала Флора. – Когда мой друг отправился искать его, он уже исчез.
– Следовало бы усилить охрану в этом районе, – дипломатично заметил алькальд, чтобы спасти положение. – Из других источников до меня дошли сведения о некоторых сходных случаях.
– Бедной Флоре всегда страшно не везло, – многозначительно сказала Эльвира.
– Кажется, с некоторых пор, – с нажимом произнесла разгневанная донья Кармен, – все проходимцы в городе сговорились не давать ей проходу.
