Олтертон понял его, но пожал плечами.
— Нашему авиационному начальству не так уж часто попадаются в руки русские полярные летчики. Вот оно и не торопится…
— Я не вижу никаких оснований, чтобы ваши военные его задерживали, — перебил советника Руперт. — Все равно навсегда они его у себя оставить не смогут.
Олтертон присел на свой пустой стол. Он был весь дружелюбие и готовность помочь, он сочувствовал, но ведь все не так просто…
— Насколько я понимаю, им очень хочется выяснить, что он там делал.
— Вряд ли им что-нибудь удастся узнать. Алексей ничего не скажет.
— Да, дело щекотливое, — признался Олтертон и снова повторил, что передаст куда следует предложение Руперта. — Русские любят из-за всего поднимать шум.
Они поговорили о модели парусной яхты, которую рассматривал Руперт. Олтертон рассказал, что яхта «Бум» принадлежит ему вдвоем с его более состоятельным старшим братом.
У Руперта тоже когда-то была яхта, но он от нее отказался, как и от всего остального своего состояния. Теперь он читал про яхты только в газетах.
— У всех двенадцатиметровых яхт надводная часть совершенно одинакова, — заметил Руперт. — Наверно, разница только в подводной части.
— Вы правы, — вздохнул Олтертон. — Теперь предпочитают строить большие яхты. Деньги, деньги, деньги! Кругом у людей такая уйма денег…
Руперт не любил разговаривать о деньгах, да и пора было откланяться. Олтертон предложил встретиться как-нибудь еще раз, по-приятельски. О, разумеется, с удовольствием! Они созвонятся. Но уходя, Руперт усомнился в том, что он убедил советника насчет Водопьянова. Впрочем, он сделал все, что мог…
Глава четырнадцатаяВодопьянова не отпустили, а Руперт заболел — и настолько серьезно, что на некоторое время совсем забыл о русском.
Как-то ночью он проснулся от острых колющих болей в пояснице и рези в кишечнике; поднялась температура. Джо послала Анджелину через задний двор за доктором Мэриан Крейфорд, которая жила рядом.
— Я бессильна ему помочь, — сказала Мэриан после того, как осмотрела Руперта, который лежал весь в поту, подтянув колени к подбородку.
— Может, надо положить его в больницу?
— В больницу — ни за что! — воскликнул Руперт.
— Но нельзя же так мучиться, без всякой помощи! — Джо была испугана тем, что муж, обычно такой терпеливый, стонет от боли.
— Надо ехать в больницу, Руперт, — пыталась убедить его Мэриан Крейфорд. — У вас, видимо, что-то серьезное с почками.
— Ничего у меня нет серьезного, — простонал он.
— Нет так нет. Давайте-ка мы вас сейчас немножко освежим, — сказала доктор Крейфорд и попросила Джо принести теплой воды и рукавичку, чтобы обтереть больного. Но когда Джо вышла из комнаты, она присела возле Руперта.
— Вы полный идиот, Руперт, понимаете? — решительно заявила она. — Ваши арктические приключения не могли пройти даром, вас надо тщательно обследовать.
— Не делайте из меня больного! — рассердился он, но с лица его градом катился пот.
Джо принесла тазик, полотенце и мохнатую рукавичку. Теперь она была с мужем нежна и заботлива. Женщины его обмыли, сменили простыни и переодели в свежую пижаму. К тому времени острая боль прошла, ныл только низ живота. Руперт поблагодарил Мэриан и уговорил обеих женщин лечь спать. Ему лучше. К утру все пройдет.
█
Последствия этого приступа были тягостны: Руперту просвечивали почки и желудок, без конца брали кровь на анализы. Ничего особенного не обнаружили, но у него держалась небольшая температура и продолжались боли. Он опять ослабел, и это огорчало его; ему не терпелось приступить к работе и надоело ждать, пока тело восстановит свои силы. Врач министерства авиации, суховатый, деловой человек, склонный сочувствовать любому бунту — у него был такой же эмпирический и материалистический склад ума, как у Руперта (почему бы иначе он так рано отпустил его домой?), — потрепал его по плечу и сказал:
— Со временем все у вас само собой придет в норму. А мы за вами понаблюдаем.
Джо это взорвало.
— А какая ему будет польза от вашего наблюдения? — горячилась она. — Когда у него такие боли! Ведь он не может ни есть, ни ходить. Вы за ним понаблюдаете! Это просто смешно, доктор. Вы же врач, как вы можете так говорить.
Доктор Айвори был тверд.
— У него нет ничего серьезного, — стоял он на своем. — Пропишем ему немножко антибиотиков, на всякий случай…
— Никаких антибиотиков! — заявил Руперт.
Джо умоляла его не упрямиться и не отказываться от лекарств.
Руперт философски заметил, что не в силах вести дальше такое существование: оно недостойно человека.
— Знаю, знаю. Единственное занятие, достойное человека, — труд, — не без цинизма поддела его Джо.
— А разве это не так? — настаивал он. — Когда работаешь для стоящего дела, труд не в тягость.
— Оставь свои бредни, — произнесла она умоляющим тоном.
— Почему ты зовешь это бреднями? Жизнь так небогата радостями, и мы так одиноки.
— Ты вечно тоскуешь по какой-то другой жизни. Какой — неизвестно, лишь бы другой. Твоя собственная тебя не устраивает.
— Почему ты так думаешь? — покорно спросил он.
— Это же видно, особенно когда ты болен. Но тебе пора бы знать, что жизни такой, как ты хочешь, не бывает, Это невозможно.
— Почему?
— Невозможно, и все. Люди живут в мире, который уже существует помимо них.
— Он меня не устраивает, — твердо заявил Руперт, взяв чашку бульона, который ему принесла Анджелина. Он отхлебнул из нее и с гримасой отвращения поставил чашку назад.
— Нету перца, — сказал он.
— Хочешь, чтобы у тебя опять начались боли? — рассердилась Джо.
— Нет, не хочу, — ответил он с прежней покорностью. — И вообще ты напрасно обо мне беспокоишься. Тут дело совсем не в моем организме. Болен я сам. Что-то со мной не так. Мне трудно тебе объяснить. Но, наверно, Айвори прав: со временем все наладится.
Глава пятнадцатаяРуперт все еще был довольно слаб, когда американцы объявили, что Водопьянов переведен из Туле в госпиталь на территории Соединенных Штатов. Русские снова заявили резкий протест, настаивая, чтобы летчика отправили на родину.
Поэтому Руперт не был удивлен, когда в воскресенье, в 6.30 утра, ему позвонила из Москвы миссис Нина Водопьянова и попросила о помощи.
— Алло, это мистер Руперт Ройс? — спросила она.
Джо испугалась — с тех пор, как Руперт пропал, она вообще стала бояться телефонных звонков. Услышав, что спрашивают мужа, она ответила, что мистер Ройс еще спит. Кто ему звонит в такую рань? Ровный, внятный, с легким русским акцентом голос объяснил ей, что это Нина Водопьянова из Москвы. Джо на мгновение припомнила те муки, которые испытала сама, ожидая возвращения мужа. Нина Водопьянова хотела попросить «мистера. Руперта Ройса», чтобы он вызволил ее мужа из рук американцев. Обычно несговорчивая Джо на этот раз быстро уступила. Она попросила Нину Водопьянову позвонить еще раз, часа через четыре. Но в прихожую вышел Руперт и спросил, что тут происходит.
— Это из Москвы жена твоего русского, — шепотом произнесла Джо. — Я ей сказала, что ты спишь, пойди ляг.
— Я уже все равно встал, — возразил Руперт.
— В такую рань! Посмотри на часы.
— В Москве сейчас уже день. — И он взял трубку.
— Мало ли что! А у нас день еще не начинался, — проворчала Джо, пододвигая ему стул. — Ей следовало бы об этом подумать.
Нина Водопьянова была так далеко, что Руперт слушал ее совершенно равнодушно, как металлический голос, отдающий команду из репродуктора на военном корабле. Жена Алексея спрашивала, почему он разрешает американцам задерживать ее мужа у себя, словно пленника? Почему он, Ройс, совершивший такой благородный поступок, позволил им захватить и держать у себя насильно ни в чем не повинного человека, который и без того уже достаточно настрадался? Неужели они такие бессердечные, бездушные люди? Неужели он может оставаться ко всему этому безразличным?
Руперт не прерывал ее. Ее сердитый голос то и дело пропадал. Пропадали и ее благие намерения вести себя выдержанно и учтиво, она нервничала и, как ему показалось, даже заплакала.
— Неужели вы перестали чувствовать ответственность за него только потому, что американцы положили его к себе в госпиталь? — кричала она. — У вас же есть совесть, мистер Ройс.
Этот призыв к его чувству ответственности рассердил Руперта. Как она смеет взывать к его совести? Уж его-то совесть чиста после всего, что он сделал для Водопьянова!
— Я обращался к американцам насчет вашего мужа, — заорал он в трубку. — Больше ничего я сделать не могу.
— Когда вы обращались? Что они вам ответили?
