В те времена, которые теперь уже кажутся нам историческими и отдаленными, в Ламаншском проливе процветала контрабанда. У западного берега Гернзея часто показывались суда контрабандистов. Есть люди, до сих пор помнящие это время, до мельчайших деталей знающие все, что происходило там полвека назад, и они могут назвать крупнейшие суда, занимавшиеся подобным делом. Не проходило недели, чтобы одно-два таких судна не подплыли к берегу Гернзея. Это носило характер почти регулярного морского сообщения. Одна из бухт на острове Серк до сих пор еще называется «Лавкой», потому что в гроте возле этой бухты контрабандисты продавали свой товар. У них имелся даже свой жаргон, который теперь в Ламаншском архипелаге уже забыт. Этот жаргон был довольно близок к испанскому языку.
Во многих пунктах английского и французского побережья контрабанда находилась в тайной дружеской связи с легальной, патентованной торговлей. Не один крупный финансист впускал к себе контрабандистов, правда, через потайную дверь; скрытым образом контрабанда пронизывала всю торговую и промышленную систему. За спиной торговца стоял контрабандист – такова была история многих обогащений. Сеген говорил, что таким путем составил себе состояние Бурген; Бурген заявлял то же самое про Сегена. Ручаться за их слова нельзя; быть может, они клеветали друг на друга. Но как бы там ни было, закон преследовал контрабанду, а торговля ей покровительствовала. Контрабандисты имели связи даже с «высшим светом». В этом невинном по внешнему виду гроте некогда столкнулся Мандрен[12] с графом Шароле[13].
Все эти дела требовали самой строгой тайны. Каждому контрабандисту было известно многое, о чем он молчал. Для них это закон. Первое достоинство контрабандиста – уметь держать язык за зубами. Без молчаливости нет контрабанды. Тайна контрабандной торговли – своего рода тайна исповеди.
Тайны охранялись свято. Контрабандист, поклявшийся молчать, исполнял свою клятву. На каждого из них вполне можно было положиться. Однажды судья, допрашивавший контрабандиста, подверг его пыткам для того, чтобы заставить назвать то лицо, которое снабжало его деньгами для закупки контрабандного товара. Несмотря на мучения, контрабандист не выдал тайны, а между тем, этим лицом был допрашивавший его судья. Один из сообщников вынужден был на глазах у всех исполнить закон и подвергнуть своего товарища пыткам, а второй, несмотря на страдания, остался верен своей клятве.
В то время в Пленмонт наезжали два наиболее знаменитых контрабандиста – Бласко и Бласкито. Они были тезками, а у испанцев-католиков иметь одного и того же заступника на небесах считается не менее близким родством, чем являться сыновьями одного и того же отца.
Ничего не могло быть легче, но в то же время и труднее того, чтобы, зная, где собираются контрабандисты, повидать их и поговорить с ними. Для этого нужно, не имея никаких предрассудков, отправиться в Пленмонт и смело вторгнуться туда, где скрывалась тщательно оберегаемая тайна.
Пленмонт, расположенный неподалеку от Тортеваля, – это одна из трех оконечностей Гернзея. Там, над морем, возвышается мыс, покрытый зеленью.
Мыс этот пустынен. Единственный стоящий на нем дом лишь подчеркивает такую пустынность и делает ее жуткой. Говорят, дом нечист. Верно это или нет, но во всяком случае у него очень странный вид.
Одноэтажное гранитное здание окружено зеленой лужайкой. Оно прекрасно сохранилось и кажется обитаемым. Его стены и крыша выглядят крепкими, камин и черепица целы, на крыше возвышается новенькая труба. Задней стороной дом обращен к морю. Со стороны берега его охраняет глухая стена. Если внимательно всмотреться в нее, то можно заметить замурованное окно. В боковых стенах дома тоже видны три окна, одно из них выходит на восток, остальные два – на запад. Все эти окна также замурованы. Лишь в фасаде, глядящем на остров, есть дверь и два окна. Однако и дверь и окна заложены камнями. Приблизившись к дому вплотную, замечаешь, что внизу есть еще два незамурованных окна. Но те, что заложены камнями, производят менее мрачное впечатление, чем эти открытые. Они похожи на черные, зияющие дыры, в них нет ни стекол, ни задвижек. Они напоминают темные пустые глазницы, и сквозь них видно, что внутри дом пуст, там нет ни карнизов, ни обоев, ни мебели – один голый камень. Внутри дом похож на пустой склеп.
Со стороны берега дожди размывают фундамент; крапива, волнуемая ветром, колышется у подножия стен. Кругом не видно ни одного человеческого жилья. Дом пуст и тих. Но если остановиться и приложить ухо к стене, можно иногда расслышать в нем звуки, напоминающие хлопанье крыльев. Над заложенной камнями входной дверью, на каменной перекладине высечены буквы «ELM-PBLIG» и дата – 1780.
По ночам дом освещен луной. Море окружает его с трех сторон. Местность, где расположено это жилище, красивая, но мрачная. Красота ее таит в себе какую-то загадку. Почему никто не живет в этом доме? Вокруг прекрасно, дом хорош. Почему такое запустение? В голове возникают недоуменные вопросы: земля вокруг плодородна, отчего же ее никто не возделывает? Хозяина нет, дверь завалена. Что это за место? Почему его покинули люди? Что здесь происходит? Если ничего, то почему никого нет? Если жилище спит, то отчего его никто не разбудит? В мозгу возникают образы бушующего шквала, ветра, птиц, животных и людей, населяющих этот покинутый дом. Каким прохожим служит он приютом?
Град и дождь стучатся в окна. Долетавшие во время бурь волны оставили следы на задней стене дома. По комнатам разгуливает ветер. Может быть, здесь совершено преступление. По ночам кажется, будто дом зовет на помощь. Возможно, из него доносятся голоса. О ком думает он в своем одиночестве? Какую тайну хранит? Он страшен даже днем, каким же тогда бывает по ночам? Что происходит здесь между вечерней и утренней зарей? В этих камнях заключена какая-то ужасная загадка. В этих комнатах живут не просто тени: в них спрятана сама неизвестность.
После захода солнца рыбачьи лодки возвратятся в гавань, птицы умолкнут, пастух за соседним утесом угонит своих коз, между камнями начнут скользить пресмыкающиеся, выходящие по ночам за добычей, в небе засверкают звезды, подует ночной ветерок, а эти два окна будут по-прежнему зиять черными впадинами. Вот почему у суеверных людей дом вызывает представление о привидениях, призраках, ночных ужасах и темных, таинственных духах.
Дом «нечист» – этим все сказано.
Легковерные дают всему собственное объяснение; у здравомыслящих на сей счет другое мнение, они говорят: «Ничего не может быть проще, чем этот дом – старый наблюдательный пост, возведенный в эпоху войн и революции. Он был построен для того, чтобы следить за контрабандистами. По окончании войны дом забросили; не разрушили его потому, что он еще может пригодиться. Дверь и окна фасада заложили камнями, чтобы люди не могли проникнуть внутрь; окна со стороны моря замуровали с целью уберечь дом от ветров. Вот и все».
Но суеверные люди стоят на своем. Прежде всего, здание построено вовсе не в эпоху войн и революций: на нем стоит дата – 1780 год. Значит, оно возведено до революции. Затем, это вовсе не наблюдательный пост: на нем высечены буквы «ELM-PBILC» – соединенные монограммы двух фамилий, и следовательно, дом был построен для жилья какой-то недавно поженившейся супружеской четы. Ясно, что здесь жили. Почему же в нем теперь никого нет? Если дверь и окна заложили для того, чтобы никто не мог туда войти, то почему же оставили два нижних окна открытыми? Нужно было закрывать все или не закрывать ничего. И почему нет стекол и задвижек? Если замуровали окна с трех сторон, то отчего не замуровали с четвертой? Дождь не может проникнуть в дом с юга, но ему открыт вход с севера.
Эти люди ошибаются, конечно, но и слишком здравомыслящие тоже не правы. Загадка остается загадкой. Несомненно лишь одно – для контрабандистов этот дом был теперь скорее полезен, чем опасен.
Страху свойственно преувеличивать истинное значение вещей. Конечно, многие таинственные ночные явления, приписываемые дому, могли быть объяснены тем, что в нем останавливались разные темные дельцы, подозрительные личности, прячущиеся там с недобрыми намерениями и умышленно создающие вокруг него ореол таинственности.
В те далекие времена такая дерзость была возможна. Полиция, особенно в маленьких государствах, отличалась от той, что существует в наши дни.
К тому же дом был особенно удобен для ночных встреч контрабандистов именно потому, что пользовался дурной славой. Они могли не опасаться облавы. Нельзя же пожаловаться таможенникам или полицейскому сержанту на привидения. Суеверные люди творили крестное знамение, но не доносили властям. Если они замечали что-нибудь, то молча удирали подальше. Существует невольное, но несомненное соглашение между теми, кто пугает, и тем, кто пугается. Испуганные испытывают ужас, им кажется, что они узнали часть какой-то тайны, и они боятся рассказывать о своем страхе, который представляется этим людям таинственным. Потому они и молчат. Кроме того, ими движет инстинкт: немота сопровождает испуг. Кажется, будто ужас говорит этим людям: «Тс-с-с…»
