- Ты сегодня злая, королева, тебе лучше всего съесть бифштекс и отоспаться.
- Я не хочу есть, - сказала женщина. Она снова смотрела на улицу, разглядывая в сумеречном свете города редких прохожих.
На несколько минут в ресторане установилась неясная тишина. Лишь Хосе чем-то шуршал в шкафу. Внезапно женщина отвела глаза от улицы и заговорила совсем другим голосом - погасшим и мягким:
- Правда, ты меня любишь, Пепильо?
- Правда, - не глядя на нее, кратко ответил Хосе.
- После всего, что я тебе наговорила... - сказала женщина.
- А что ты наговорила? - спросил Хосе все так же сдержанно и все так же не глядя на нее.
- А про миллион песо.
- Я уже забыл об этом, - сказал Хосе.
- Значит, ты меня любишь?
- Да, - сказал Хосе.
Потянулось молчание. Хосе по-прежнему что-то искал в шкафу, не оборачиваясь к женщине. Она выпустила изо рта дымок, легла грудью на стойку и настороженно, с сомнением покусывая губу, словно остерегаясь чего-то, спросила:
- Даже если я не стану спать с тобой?
Вот тут Хосе взглянул на нее:
- Мне этого не надо, потому что я тебя слишком люблю. - Он шагнул к ней. И остановился. Опираясь могучими руками на стойку и заглядывая женщине в самые глаза, сказал: - Я так люблю тебя, что мог бы убить каждого, с кем ты уходишь.
В первый момент она вроде бы растерялась. Потом посмотрела на него очень внимательно - во взгляде ее вместе с жалостью проступала насмешка. Потом задумалась в нерешительности. И вдруг разразилась смехом:
- Да ты ревнив, Хосе. Ну и ну, ты, оказывается, ревнив?!
Хосе снова покраснел, засмущался откровенно, даже беззастенчиво, как бывает у детей, когда разом открываются все их тайны.
- Ты сегодня какая-то бестолковая, королева, - сказал он, утирая пот тряпкой. И добавил: - Вот что с тобой сделала такая скотская жизнь.
Но теперь лицо женщины стало другим.
- Значит, нет, - сказала она. И посмотрела на него пристально, странно блестя глазами, вызывающе и одновременно грустно. - Значит, не ревнив.
- Ну не скажи, - возразил Хосе. - Но не так, как ты думаешь. - Он расстегнул воротничок и долго тер тряпкой шею.
- Тогда объясни, - сказала женщина.
- Понимаешь, я тебя так люблю, что не могу больше видеть все это, сказал Хосе.
- Что? - переспросила женщина.
- Да то, что каждый вечер ты уходишь с первым встречным.
- А правда, ты бы убил любого, только чтобы он не пошел со мной? спросила женщина.
- Чтоб не пошел - нет, сказал Хосе. - Я бы убил за то, что пошел.
- Не все ли равно? - сказала женщина.
Напряженный разговор будоражил обоих. Женщина говорила тихо, мягким и вкрадчивым голосом. Лицо ее почти вплотную приблизилось к багровому добродушному лицу толстяка. Он сидел не шелохнувшись, будто околдованный жаром ее слов.
- Все это правда, - сказал Хосе.
- Значит... - сказала женщина и, подавшись вперед, погладила его огромную шершавую руку. Отбросила погасший окурок. - Значит, ты способен убить человека?
- За то, о чем я тебе сказал, - да! - с горячностью ответил Хосе.
Женщина зашлась судорожным смехом, не скрывая издевки.
- Какой ужас, Хосе! Какой ужас! - говорила она сквозь смех. - Хосе убивает человека! Ну кто бы подумал, что такой солидный человек, такой праведник, что кормит меня задарма бифштексами и болтает со мной, пока я жду клиентов, - самый что ни на есть убийца. Какой ужас, Хосе, я боюсь тебя!
Хосе опешил. Может, он даже возмутился. Может, в тот момент, когда женщина расхохоталась, он почувствовал, что все для него рухнуло.
- Ты пьяна, дурочка, - сказал он. - Иди отоспись. Вот даже есть не хочешь...
Но женщина больше не смеялась, она сидела снова серьезная, задумчивая, сгорбившись над стойкой. И следила взглядом за Хосе. Вот он открыл холодильник и снова закрыл его, ничего оттуда не достав. Вот протер сверкающее, без пылинки, стекло. Женщина заговорила тем же мягким и ласковым голосом, каким спросила его раньше: "Правда, ты меня любишь, Пепильо?"
- Хосе, - сказала она.
Толстяк даже не обернулся.
- Хосе!
- Иди проспись! - сказал Хосе. - Да ополоснись, перед тем как лечь, чтобы хмель сошел!
- Нет, взаправду, Хосе, - сказала женщина, - я не пьяная.
- Значит, на тебя дурь нашла, - сказал Хосе.
- Подойди-ка, мне надо поговорить с тобой, - позвала женщина.
Мужчина подошел с надеждой и в то же время с недоверием.
- Поближе.
Он встал прям перед ней. Она потянулась к нему и больно схватила за волосы, но сделала это с явной нежностью.
- Повтори, что ты мне сказал, - попросила она.
- Что? - сказал Хосе. Он пытался заглянуть ей в глаза исподлобья, так как она пригнула ему голову.
- Что убил бы человека, который переспит со мной.
- Убил бы того, который переспит, королева. Клянусь, - сказал Хосе.
Женщина выпустила его волосы.
- Стало быть, ты вступишься за меня, если я убью кого-нибудь, сказала она утвердительно, отталкивая с грубым кокетством огромную, как у кабана, голову.
Хосе ничего не ответил, лишь улыбнулся.
- Отвечай, Хосе, - сказала женщина. - Ты меня защитишь, если я убью кого-нибудь?
- Ну, это зависит... - сказал Хосе. - Говорить - одно, а делать другое.
- Никому полиция так не верит, как тебе, - сказала женщина.
Хосе самодовольно улыбнулся, польщенный. Женщина снова перегнулась к нему через стойку.
- Нет, правда, Хосе. Я могу побиться об заклад, что ты ни разу в жизни не соврал, - сказала она.
- А какой толк от этого?
- И все равно, - настаивала женщина, - полиция это знает и верит каждому твоему слову.
Хосе постукивал по стеклу, стоя перед женщиной, и не знал, что сказать. Она снова уставилась на улицу. Потом глянула на часы, и голос ее сделался другим, торопливым, словно ей хотелось закончить разговор, пока они одни.
- Ты мог бы соврать ради меня, Хосе? - спросила она. - Я всерьез.
И тут Хосе испытующе посмотрел на нее, в упор, глаза в глаза, словно ему вдруг ударила в голову страшная мысль. Мысль, которую он с лету поймал, шевельнулась у него в мозгу, смутная, неясная, и исчезла, оставив лишь жаркий след страха.
- Во что ты впуталась, королева? - спросил Хосе. Он потянулся к ней, скрестив руки над стойкой. Женщина почувствовала крепкий, едкий, отдающий нашатырем запах в его дыхании, которое сделалось тяжелым, оттого что он навалился животом на стекло. - Нет, правда, королева... Что ты натворила? сказал он.
Женщина оттолкнула от себя его голову.
- Ничего, - сказала она. - Что, уж нельзя поговорить просто так, со скуки? - Потом взглянула на него: - Знаешь, может, тебе и не придется никого убивать.
- Да у меня и в мыслях никогда не было, чтоб убить человека, - сказал Хосе озадаченно.
- Да нет же, - сказала женщина, - я говорю, никого, кто переспит со мной.
- А-а! - протянул Хосе. - Вот теперь мне ясно. Я ведь всегда говорил, что ты зря пустилась в такую жизнь. И даю слово, бросишь все это - буду жарить для тебя каждый день самый лучший бифштекс, и бесплатно.
- Спасибо, Хосе, - сказала женщина. - Тут другое. Вся штука в том, что я больше не смогу ни с кем.
- Снова темнишь, - сказал Хосе. Он явно терял терпение.
- Ничего я не темню, - сказала женщина.
Она выпрямилась, села поудобнее, и Хосе увидел ее опавшую, жалкую грудь под корсетом.
- Завтра я уеду и, клянусь, больше никогда ничем тебя не побеспокою. И больше ни с кем не буду путаться, помяни мое слово.
- И с чего это ты? - удивился Хосе.
- Вот решила, и точка. Я теперь только поняла, что все это одно скотство.
Хосе снова ухватился за тряпку и давай начищать стекло там, где она сидела. Заговорил, не глядя в ее сторону:
- Конечно, то, чем ты занимаешься, - настоящее скотство. Давно пора бы опомниться.
- Да я давно опомнилась, - сказала она. - Но вот до конца убедилась в этом только-только. Мне опротивели мужчины.
Хосе улыбнулся. Он поднял голову и, все так же улыбаясь, посмотрел на нее.
Но она уже сидела подавленная, задумчивая, втянув голову в плечи и раскачивалась на табурете с каким-то помертвелым лицом, которое золотила преждевременная осенняя дымка.
- По-моему, надо оставить в покое женщину, которая убила человека, потому что он ей опротивел, после того как она с ним переспала, и не только он, но все, с кем она была в постели.
- Ну, уж ты хватила через край, -сказал Хосе растроганно, и в голос его просочилась нежность.
- А если женщина говорит мужчине, что он ей противен, когда тот уже одевается, потому что у нее перед глазами все, что он над ней вытворял весь вечер, и она чувствует, что ни мылом, ни щеткой не отодрать его запах...
- Это бывает, королева, - сказал Хосе, теперь уже с некоторым равнодушием, по-прежнему надраивая стекло. - Его вовсе незачем убивать. Просто пошли его куда подальше.
Но женщина все говорила, и быстрые бесцветные слова ее лились взволнованно, без удержу.
