деньги — тьфу. Деньги что навоз: сегодня пусто, завтра воз. Далеко не заделывай. Баба дурная, говорит: куплю еще два телевизора. У меня есть, теперь себе и девке. И по комнатам разбежимся. Денег не жалко, но эта же заразную музыку включит, она ж глухая, я же не услышу комментариев. Эх, жаль, ты не любитель! А может, я победил в телеконкурсе «Предсказатели»? Получу футбольный мяч, и на нем все расписались.
— Давай я распишусь.
Афоня фыркнул и долго смотрел на Кирпикова. Потом постучал себя по лбу и далее постучал по тому, что подвернулось, по собачьему черепу. Отдал деньги и вылез. Даже и не заметил, что Кирпиков бородат, что зачем-то в подполье книги, телогрейка, одеяло.
Кирпиков захоронил собачий череп и стал зарывать яму. Он вспомнил, что уже несколько дней не видел мерцания светляков, потому что забросал нижний венец глиной. Торопливо стал отбрасывать землю. Бревна сруба вновь обнажились. Кирпиков задул лампу и приготовился воспарить в мерцающем окружении. Одиночество казалось неполным без этого мерцания. И оно появилось. Но воспарения, сходства с плаванием в межзвездном пространстве не получилось. Трудно удержаться, чтоб не заметить, что ничего не возвращается.
И еще один посетитель, на сей раз Вася, навестил его.
— Александр Иваныч, — закричал он, — плюнь, не мучайся! Я уже все откопал. Я источник откопал.
— У тебя вначале что шло, какой слой? — спросил Кирпиков.
— Песок.
— И у меня. А дальше?
— Глина.
— И у меня. А дальше?
— А дальше полилось.
— А у меня все глина, глина, — печалился Кирпиков.
— Радуйся, — утешал Вася, — у тебя бы пошла вода, подполье бы испортила, куда картошку ссыпать? — И он снова в который раз говорил, что анализ воды хороший, что он оборудовал источник и «прошу пожаловать». — А вся благодарность — тебе! — захлебывался Вася. — Иваныч! Отец родной! Все отреклись, хуже пропащей собаки считали. Ты сказал: распрямись, Вася! Я распрямился и открыл источник. Пойдем, попьешь. Или сюда принести? Прикажи.
— Если ты распрямился, почему ты ждешь приказа? — заскрипел спаситель.
— Не жду! Я, например, сам, никто не велел, этикетки с бутылок насобирал! Никто не запрещает. Два альбома залепил, вечерами перелистываю…
— Отправляйся, — сухо сказал Кирпиков.
Не обидно ли — один копает сознательно и даже следов костра не отыщет, а другой тяпнулся два раза — и источник. Вот и думай над смыслом жизни. Какой смысл, когда никакой справедливости?
— Тебе чего помочь? — спросил Вася. — А то пойдем, посмотри, как я облицевал. Красота.
— Отправляйся, — повторил Кирпиков. И добавил, как совершенный брюзга: — Развел тут хвал, понимаешь. Вода, вода!
— Александр Иваныч, я к тебе со спасибом.
Топотанье ног раздалось на крыльце. Сегодня к заточнику паломники шли неустанно. Это были женщины и Афоня, остановивший панику в магазине. «Какое бомбоубежище? — удивился он. — Я только от него». — «Проверить!» — раздались голоса. И женщины и сопровождающие их лица потекли к лесобазе.
Из подполья вылезал Вася. Делегация смахнула его обратно и спустилась в яму в полном составе. Когда все убедились, что насчет бомбоубежища враки, тогда уселись в холодке по краям ямы и свесили ноги.
— Ну ладно, — сказал Афоня, — ты расширяй, мы вылезем, не будем мешать, а если что, крикни. Пойдем, бабы, работает человек.
Но Кирпиков остановил:
— Пришли в гости — и заторопились. Варя! Ты чаю нам не можешь сюда спустить?
— Девушки, что вы мою воду не пьете? — спросил Вася. — Я же даром, а вдобавок целебная.
— От чего?
— От этого самого, — игриво сказал Вася. — Ты ж, Дуся, в невестах запохаживала.
Явился кипящий самовар.
— Гостям я радая, — говорила Варвара, разливая чай. — И за вареньем не надо лазить. Угощайтесь. Отец, угощай.
— Вас не беспокоят мыши? — спросила Физа Львовна.
— Иначе все мыши в лес ушли. Жара. Кору гложут, как зайцы.
— Стоп! — сказал вдруг Кирпиков.
— Чур, пополам! — крикнул Афоня.
— Совсем не то, что ты думаешь, — сказал Кирпиков. — Я все думал, и вот сказали: лес и кора. Я прочел в «Ботанике» о кактусах. У них колючки такие, что никто не зарится, даже верблюды. А смотри, какая береза беззащитная, даже мышь подъедает. И вот надо скрестить, получится березовый кактус — и никто не тронет.
— Это у вас от жары, — объяснила Физа Львовна. Конечно, я развожу кактусы, и они колючие, их поливает Мопсик…
— А разве я его не утаскивал? — спросил Вася Зюкин.
— Я говорю не с вами, — строго оборвала Физа Львовна. — Александр Иваныч, это же надо обдумать, и мы с вами получим патент.
Афоня давно уже ковырял сзади себя и доковырялся до собачьего черепа. Ощупал зубы, испугался и выбросил череп на свет. Женщины стали выметаться наверх. Опрокинули на Васю самовар. Вася завизжал, заскулил и уполз быстрее всех.
И Кирпиков вспомнил, что мешок с деньгами был закопан вместе с черепом. Он сунулся — точно.
— Нашел! — крикнул он.
— У тебя что, кладбище? — спросил сверху Афоня.
— Эх ты, — сказал Кирпиков и выпихнул мешок наверх. — Деньги! — И захлопнул за собой крышку и уже снизу слышал, как Физа Львовна воскликнула:
— Чур, на одну!
— Надо находку сдать государству, — заявила Вера. — Полагается двадцать процентов.
— Это деньги мои, — сказал Афоня.
Когда все убедились, что деньги Афанасьевых, попросили, чтоб сколько-нибудь дали Васе на лечение.
Недолго после гостей высидел Кирпиков — явились наружу книги и лампа, Варвара протянула пару чистого белья.
Кирпиков вышел на крыльцо, и его повело: в голове потемнело, резануло по глазам. Он боялся, что ослеп, нет, только долго казалось ему, что на нем радужные мазутные пятна. Он и мерина увидел разноцветным, как жар-птицу.
— Что, брат? — спросил Кирпиков.
Мерин осторожно переступал и молча тыкался мордой в плечо хозяина. Перед своей баней он устроил баню мерину — продрал скребком, протер мочалом и прямо в конюшне окатил водой из колодца. И все казалось Кирпикову, что он моет мерина бензином.
Вымылся и сам. Бороду решил оставить. Очень она чесалась, но если сбрить сразу, то Варваре будет повод думать, что сам муж признаёт поход в подполье глупостью.
Он посмотрел в зеркало. Полнота лица исчезла, глаза ушли еще глубже, но выражение
