Уолдерхерст принялся поправлять монокль, желая скрыть тот факт, что его губы искривляются в циничной ухмылке. Дама прослыла самой скупой из лондонских аристократок, ее прижимистость была всем известна, а сегодняшний инцидент оказался даже характернее, чем многие другие, над которыми светское общество уже вдоволь посмеялось. Картина, которую представят в уме слушатели – ее светлость переживает, что не удалось приобрести чулки с уценкой, за шиллинг и одиннадцать с половиной пенсов, – гарантированно станет темой анекдотов на ближайшее время! А лицо Эмили! Сколько сожаления, запоздалой симпатии и искреннего сочувствия! Просто неописуемо!
«Причем она сделала это непреднамеренно! – повторял он про себя не без злорадства. – Практически непреднамеренно! Она не настолько дерзка, чтобы провернуть такое нарочно! А какой несравненной острячкой она могла бы прослыть, если бы спланировала издевку заранее!»
Эмили иногда невольно вспоминала свое прошлое и благодаря пережитому опыту была способна на сочувствие к миссис Осборн, даже желала ей помочь. Как в свое время Эмили поставила себя на один уровень с леди Агатой, теперь она совершенно ненавязчиво поставила себя на один уровень с Осборами.
– Действительно, его невеста – человек неплохой, – признала Эстер по пути домой. – И тяжелые дни, когда она была вынуждена трудиться, еще не так далеко, чтобы их забыть. Во всяком случае, в ней нет ни капли притворства. А значит, ее можно вынести.
– Судя по виду, женщина крепкая, – сказал Осборн. – Уолдерхерст отлично вложил деньги. Она станет настоящей английской матроной.
Эстер поморщилась, и тусклый румянец вспыхнул на ее щеке.
– Непременно станет, – вздохнула она.
И это было верно. Тем хуже для людей, которые пребывают в крайнем отчаянии и достаточно безрассудны, чтобы продолжать надеяться на чудо.
Глава 8
Свадьба Агаты состоялась первой и получилась фантастической. Авторы модных журналов жили этим событием за несколько недель до его наступления и еще какое-то время после. Еще бы! Ведь следовало написать о каждом цветке из цветника – о каждой подружке невесты: платья, нежная кожа, глаза и прически; все, что представит девушку как первую красавицу сезона, когда она выйдет в свет. У леди Клэруэй оставалось еще пять красавиц, включая, девчушку шести лет – она восхитила всех зрителей, когда бойко промаршировала в церковь, неся шлейф сестры, в сопровождении пажа, облаченного в белый бархатный костюм с тонким кружевом.
Это было самое блистательное бракосочетание года, действительно магическое действо, где сошлись молодость и красота, счастье и надежды.
Одной из наиболее интересных составляющих события стало присутствие будущей маркизы Уолдерхерст, «прекрасной мисс Фокс-Ситон». Модные журналы рьяно взялись обсуждать красоту Эмили. В одном из них написали, что ее высокий рост и статная фигура, а также чеканный профиль напоминают Венеру Милосскую. Джейн Капп вырезала все статьи, которые только могла достать; она читала их вслух своему молодому человеку, складывала в большой конверт и пересылала в Чичестер. Эмили честно старалась соответствовать запросам общества и несколько раз впадала в панику от описаний своего очарования и своих талантов, когда случайно натыкалась на них в процессе чтения прессы.
Свадьба Уолдерхерста вышла достойная и изысканная, однако не блистательная. Чтобы описать все эмоции, через которые Эмили последовательно прошла в течение дня – от пробуждения на рассвете в тишине спальни на Саут-Одли-стрит до вечера, завершившегося в отеле в компании маркиза Уолдерхерста, – потребовалось бы слишком много страниц.
Пробуждение принесло с собой физическое осознание того, что сердце колотится – причем колотится постоянно, и пульс значительно отличается от обычного. Эмили настигло осознание события, которое наконец должно свершиться. Событие, которое год назад она не могла представить даже в самом безумном сне, сегодня происходило наяву; счастье, о котором она думала бы с трепетом, даже если бы оно досталось другой женщине, ненароком досталось ей самой.
– Надеюсь, я смогу привыкнуть и… не разочаруюсь, – сказала себе Эмили, ощутив, как по телу пронеслась горячая волна. – О-о, сколь он великодушен!..
Весь день она провела как во сне, и ей казалось, что в этом сне она видит другой сон. Джейн Капп принесла чай; Эмили потребовалось серьезное усилие, чтобы вести себя так, словно она действительно проснулась. Джейн, эмоциональная по натуре, испытывала такое душевное волнение, что, прежде чем осмелиться войти, несколько минут стояла за дверью и кусала губы, чтобы они перестали дрожать. Она даже с трудом удерживала поднос.
– Доброе утро, Джейн, – произнесла Эмили, стараясь говорить бодро.
– Доброе утро, мисс. Сегодня чудесный день. Я надеюсь… Как вы себя чувствуете, мисс?
И день начался.
Он проходил в нервном возбуждении и нескончаемой суете. Сначала подготовка к грандиозной церемонии, затем величавая торжественность обряда – в присутствии нарядно одетой толпы, собравшейся в роскошной церкви, а также пестрой толпы, собравшейся возле храма; на улице люди толкали друг друга и комментировали происходящее пусть не всегда деликатно, зато с неизменным восхищением, при этом пожирая новобрачных подобострастными или завистливыми взглядами. Представители высшего света, ранее известные Эмили только по частым упоминаниям в прессе или благодаря родственным или дружеским связям с покровителями, явились поздравить ее в роли невесты. На долгие часы Эмили стала центром внимания возбужденной разнородной толпы, и единственной ее целью было сохранить хотя бы видимость самообладания. Никто, кроме нее самой, не мог знать, сколько раз она заставляла себя успокоиться и поверить в реальность происходящего: «Я выхожу замуж. Это моя свадьба. Я, Эмили Фокс-Ситон, выхожу замуж за маркиза Уолдерхерста. Ради него я не должна выглядеть глупой или растерянной».
Невозможно подсчитать, как часто она повторяла эти слова – даже по окончании церемонии, когда все вернулись на Саут-Одли-стрит, где был подан свадебный завтрак. Лорд Уолдерхерст помог Эмили выйти из кареты. Она ступила на красную ковровую дорожку, увидела толпу по обе стороны, кучеров и лакеев в костюмах с белыми бантами и вереницу подъезжавших экипажей, и ее сердце зашлось.
– Смотри – маркиза! – прокричала молодая женщина со шляпной картонкой, подталкивая локтем свою спутницу. – Немножко бледная, как ты считаешь?
– Боже мой! Гляди, какие брильянты! А жемчуга! Только погляди на них! – подхватила вторая женщина. – Мне б такие!
Завтрак показался пышным и долгим; гости показались ослепительно красивыми и находящимися где-то далеко; к тому моменту, когда Эмили отправилась сменить великолепный свадебный наряд на дорожный костюм, она исчерпала все силы и была глубоко благодарна возможности остаться в своей спальне наедине с Джейн Капп.
– Джейн, тебе точно известно, сколько времени мне потребуется на переодевание и когда я должна сесть в карету. Можешь дать мне пять минут, чтобы прилечь и смочить лоб одеколоном? Пять минут, Джейн. Только рассчитай верно.
– Да, мисс… Простите, да, миледи. Пять минут у вас есть.
Больше пяти минут она не отдыхала – Джейн вышла в гостиную и стояла у двери с часами в руках, – но
