— Не сокрушайся. Это прекрасная и печальная история, — сказал старый букинист.
— Не знаю, что и думать. То ли все это не больше чем совпадение? Может и существовал другой Хенаро Бланко, которому выпало счастье быть вместе с другой Пилар Солорсано? Взгляните на следующую страницу, тут печать фиолетового цвета, где сказано: «Э. Гублэнд энд Компани. Либрерос Гватемала». И вполне возможно, наш Хенаро Бланко, которого я знал, как раз и был в это время в Центральной Америке. Все так странно и смутно.
Старик посмотрел на меня понимающе, словно такие встречи были для него совершенно обычным делом в его мире бумаг и мыслей, упорядоченных во времени. Прежде чем начать разговор он снял очки и протер их шарфом.
— Возьми эту книгу. Она тебя дождалась.
— Да я даже не спросил о цене. И неуверен, смогу ли заплатить.
— Бери книгу. В ней заключен вопрос, и он так давно ждет решения. Если ты ее не возьмешь, она будет преследовать тебя точно Голем[102]. Пойми, я еврей и знаю что говорю. Это твоя книга. Она принадлежала Хенаро Бланко, и ты был ему родней.
— Ну хорошо. Я возьму, но с одним условием: не знаю как, но я постараюсь разыскать Пилар Солорсано. И если это все — ошибка, я верну книгу.
Старый продавец благосклонно глянул на меня, быть может, заранее прощая мне мою полную неосведомленность во всем, что касается неизбежности.
Во время полета в Барселону я не выпускал книгу из рук. Я пытался найти что-нибудь еще помимо этой дарственной надписи.
Автор книги именовался Элиас Зероло, и она была выпущена в свет Испанским филиалом издательства Братьев Гарнье. Улица Сен-Пер, 6, Париж. Листая книгу, я наткнулся на строки, которые вполне могли быть сказаны доном Хенаро, когда он излагал свои идеи о свободе. «…и тогда вы увидите, что труд, избранный вами в условиях полной свободы, принесет вам удовлетворение, и только благодаря ему вы будете заслуженно оценены человечеством».
Когда самолет сел в Барселоне, у меня уже было нечто мало-мальски похожее на план розысков, который предполагал, что первым делом надо позвонить матери в Чили. Это я и сделал, как только приехал в отель, и, умолчав о своей находке, спросил, не рассказывал ли ей случайно дон Хенаро, в каких странах он побывал в начале века.
— Неужели ты думаешь, что я это помню? Ты отдаешь себе отчет, сколько лет прошло со дня смерти нашего старичка?
— Попробуй вспомнить. Это очень важно для меня.
— В доме все еще хранятся бумаги дона Хенаро. У него были разные паспорта, но кто его знает, куда мы их сунули. Позвони завтра, а я пока поищу.
К счастью, мать нашла документы, и я смог удостовериться, что между 1907 и 1909 дон Хенаро жил в Овьедо. Среди бумаг она обнаружила письма от угольных компаний, которые отказывались от его изобретений. И паспорт, с отметкой о его выезде из Испании через Сантандер в 1910 году.
Я провел бессонную ночь, и когда под утро мне удалось задремать, я увидел сон, в котором чувствовал себя совершенно счастливым. Мне приснились дон Хенаро, мой дед и старый букинист из Праги. Они беседовали за бутылкой ликера так, словно всю жизнь были друзьями. И вдруг дон Хенаро меня окликнул словами: «Поди-ка сюда, я поговорю с тобой о Пилар Солорсано, она…» Однако рассвет снова унес с собой эту тайну.
К вечеру на другой день поезд доставил меня в столицу Астурии. Я остановился в отеле рядом с туристическим комплексом «Жирафа» и тотчас попросил, чтобы мне принесли в номер телефонный справочник. Я выписал все номера с фамилией Солорсано. К счастью, их было не больше двадцати, и я начал звонить.
— Простите за беспокойство, но мне необходимо срочно узнать о госпоже, которую звали Пилар Солорсано, в 1909 году она посетила Гватемалу. Само собой, вам покажется это странным, но я подчеркиваю, что для меня это чрезвычайно важно.
Первые пятнадцать звонков вызвали лишь удивление или какие-то уклончивые ответы. Быть может, я не нашел нужных слов для объяснения и должен был изобрести что-либо насчет наследников, словом, какой-то толковый аргумент. Ни на что, собственно, не надеясь, я набрал следующий номер, и женский голос привел меня в такое волнение, от которого я весь взмок.
— Да, это дом госпожи Солорсано, но ее нет. Она теперь живет в доме престарелых. Дело в том, что она жила совсем одна и не могла уже ухаживать за собой. Нет. Ее имя не Пилар. У нее была сестра, да, минуточку. Хосе, ты помнишь, как звали сестру госпожи Солорсано? Ты уверен? Вы слушаете? Да, ее сестру звали Пилар. Да, если вы хотите зайти… Завтра? Дело в том, что нас днем не будет. Если вас не смутит беспорядок, можете прийти прямо сейчас. Мы делаем ремонт, ну и понимаете, что это такое. Мы совсем недавно сняли эту квартиру, и в ней пока еще много вещей госпожи Солорсано. Хорошо. Мы вас ждем.
Серый дом находился по соседству с вокзалом. Меня встретила очень приятная пара, всецело погруженная в свой ремонт. После наших взаимных извинений, я — за вторжение, а они — за пятна побелки, которые были повсюду, я признался, что не знаю, зачем я здесь и что ищу, но что мне жизненно необходимо найти хоть что-то, что приведет меня к Пилар Солорсано.
— Да брось, Хосе! Непохоже, что он псих, — сказала женщина.
— Ладно, по крайней мере выглядит безобидно, — заключил мужчина.
Они оставили меня одного в захламленной комнате — картины, книги, лампы, ковры и альбомы с фотографиями.
Мне не понадобилось много времени для того, чтобы удостовериться в существовании Пилар Солорсано. Приведенные в порядок фотографии одинокой жизни явили мне женщину, не перестававшую быть красивой во все годы своей жизни, и ее медленную трансформацию, что просматривалась в разных деталях, пока я листал страницы альбомов, и в том, как седели тщательно уложенные волосы, и в том, как возрастные пятнышки постепенно покрывали ее руки и лицо.
Я открыл один из альбомов с указанной датой — 1908–1911. На коричневых открытках были запечатлены тропические пейзажи, а на одной из фотографий я узнал черты лица дона Хенаро. Он и Пилар стояли вместе на дозорной башне, может, эта была испанская крепость, возведенная для защиты от пиратов. На ней было длинное платье, возможно из хлопка, очень легкое, потому что остановленный на фотографии ветер отбросил его в одну сторону, и ткань плотно обтянула стройное тело. Мужчина был в белом костюме, возможно льняном, на его голове красовалась шляпа-панама, и он прижимал к груди книгу. Это была та самая книга, что теперь, спустя восемьдесят лет, оттопыривала карман моего пиджака.
Зная наперед, что мне откроется, я вынул фотографию. На обратной стороне была дата — 15 августа 1909 года.
Неведомо, сколько часов я провел в этой комнате, перебирая фотографии и письма, посланные из Чили. В одном из них, от 1949 года, дон Хенаро рассказывал о моем рождении, и я тотчас узнал его интонации, с которыми он излагал свои идеи насчет свободы или звал меня к краю неоконченной фразы: «Поди-ка сюда, я хочу поговорить о Пилар Солорсано, она…»
«Если бы вы, Пилар, могли увидеть его. Это маленькое существо решило заполонить собой весь мир. Крикун, беззащитный, капризный, но способный пробудить даже в самых грубых сердцах родительское чувство, которое объединяет всех людей в одну большую семью. Если бы вы могли увидеть его, Пилар…» Я не захотел читать дальше. Не мог. Стало совестно лезть в такие сокровенные тайны их отношений.
Я уже прощался с супружеской парой, когда женщина напомнила мне о существовании ящика с важными документами, которые нужно было отнести госпоже Солорсано. В этом ящике я обнаружил Свидетельство о смерти Пилар. Она умерла намного раньше дона Хенаро, и по дате ее рождения я сделал вывод, что она была на пятнадцать лет его старше.
Сжимая в руках книгу, я вошел в бар, и горячительное тепло коньяка сразу родило поток вопросов: открылись ли дону Хенаро тайны любви рядом с этой женщиной? Последовала ли она за ним в Центральную Америку? Пытались ли они стать счастливыми возле Карибского моря? Когда между ними встало непреодолимым препятствием расстояние? Как быстро они обнаружили ловушку, которую так безжалостно ставит разница в возрасте, вопреки всем клятвам в любви и лихорадочному жару счастья, что так ненадолго помрачает наш жалкий разум? Произносили они эти слова-ужимки «я тебя никогда не забуду», прежде чем расстаться? Или их разлучила гражданская война? И о книге… Может, они читали ее вместе, к примеру, вот этот абзац: «…из всех изобретений Бласко де Гарая[103] самым важным является машина, которая приводит в движение суда без весел и парусов, а лишь могущественной волей воды…»?
На страницах книги было много следов от сырости и порыжелых пятен, что грозило вот-вот погубить текст. Зато у дона Хенаро в памяти о Пилар Солорсано не было ни теней, ни пятен.
Я хочу верить, что эта любовь, как и книга, пережила ночь забвенья и что Пилар Солорсано на закате своей жизни звала свою сестру словами: «Поди сюда, я хочу говорить с тобой о Хенаро Бланко, он…», и когда она умолкла, заглянув в пропасть прожитых лет, их общее безмолвие стало непорочной речью возлюбленных, куда более могущественной, чем все разлуки, вместе взятые, все печали. Я хочу верить, что сила этой любви питалась и поддерживалась надеждой в мой неотвратимый приход, предусмотренный чьей-то волей, которая меня избрала свидетелем этой невстречи по ту сторону времени.
