Вольтер - Избранные сочинения

Ты был, ты зрел ее, о друг стократ счастливый!
Ах, предводи меня, мой взор нетерпеливый…

Не подходи, Танкред, к ужасным тем местам.

Что слышу! по твоим что думать мне словам?

Что должен ты бежать от сих брегов несчастных
После соделанных в сей день злодейств ужасных
Здесь быть не возмогу – я, гражданин простой.

Как?

Мужеством твоим служи стране иной:
В Царьграде честь тебя и слава ожидает;
Но в сих местах уже не обитает.
Беги – сей град навек покрыл позор и срам.

Я с ужасом внемлю сим нежданным словам!
Что зрел, что слышал ты из уст Аменаиды?

Забудь, о рыцарь, ты смертельные обиды;
Забудь…

Так Орбассан уже владеет ей?
Гонитель злобный мой, отца ее злодей?

Сим утром от отца союз их утвердился,
И пир погибельный в стенах провозгласился…

И мне весь ужас зреть предательства сего!

Вся область древнего наследства твоего
Дана им в брачный дар. Соперник твой презренный
Похитил твой удел, отцами обретенный.

Польстился, подлый, тем, что я в ничто вменял.
Но, небо, и ее властителем он стал?
Аменаида…

Ах! свирепою судьбою
Удар ужаснейший свершен здесь над тобою.

Жестокий! перестань мне душу раздирать,
Умолкни… Нет, вещай.

Чтоб браком сочетать
Аржира дочь с твоим гонителем надменным,
Уже возжгли огонь пред алтарем священным;
Но вдруг открылося предательство ее:
То мало, что душа обманута твоя;
Неверной обоим нанесена вам рана.

О небо! для кого?

Для чуждого тирана,
Для злобного врага свободных наших стран,
Для Соламира.

Как? неверный мусульман,
Сей мавр!.. о ней вздыхал в Царьграде он, несчастный,
Но презрен ею был, но я любим был страстно.
Не будет от нее обет святой забыт;
То ль сердца чистого порок не осквернит.
Нет, нет, не может быть.

И сам я сомневался;
Но страшный слух о сем по стогнам всем раздался.

Постой – я клевету и зависть сам познал.
Ах! честный человек где оных избегал?
С младенчества гоним, в напастях возрастая
И с мужеством одним скитаясь в край из края,
Я зрел, как зависти везде шипят уста;
Я зрел от юных лет, что мрачна клевета
Равно в республиках, как в царствах, обитает
И из нечистых уст яд черный извергает.
Аржир, терзаемый здесь кознями ее,
Страдал подобно мне. Коль не ошибся я,
Сие чудовище гнездится в здешнем граде
И лютых змей своих растит в том смертном яде,
Что в пленных им сердцах крамолы лишь родит.
Враждебны сонмища, я знаю, что крутит:
Аменаида их здесь терпит оскорбленья.
Хочу я зреть ее, вещать для убежденья.

Остановись – сказать я должен обо всем.
Уже разлучена с своим она отцом,
Уже в цепях…

Она!..

И, может быть, ты вскоре
Ее увидишь здесь в ужаснейшем позоре.

Аменаиду!

Ах, коль здесь таков закон —
Жесток, несправедлив, бесчеловечен он!
Здесь ропщут, плачут все, но только плакать смеют.

Аменаиду!.. нет, – поверь мне, не успеют;
Нет, варварство сие не будет свершено!

Уже судилище толпой окружено.
Чернь вопит на нее, преступной называя,
И, к виду грустному взор жадно устремляя,
С нетерпеливостью и жалостью в очах
Вокруг темничных стен волнуется в толпах.
Чрез миг предстанут здесь.

Кто старец сей почтенный,
Который шествует из храма толь смущенный?
И слуги грустные последуют ему.

Несчастнейший Аржир…

Поди, и никому
Не говори о мне.

О смерть, скончай мученье!

Почтеннейший Аржир!.. прости мне дерзновенье:
Ты знаешь рыцарей, которых грозный сонм
Внес в области Луны господен крест и гром,
Чтоб лавры заслужить среди священных боев:
Ты зришь всех меньшего из тех великих воев.
Пришел я, – но прости нескромность ты мою,
Коль слезы вдруг мои с твоими я солью.

Одна твоя душа скорбеть со мной дерзает;
Здесь всё меня бежит или терзать желает.
Прости, прости и ты сей горести моей.
Но с кем я говорю?

Пришлец в земле я сей,
Исполненный к тебе и дружбой и почтеньем,
Трепещущий спросить, терзаемый сомненьем…
Несчастный, как и ты!.. Но, для небес самих,
Еще ты раз прости мне дерзость слов моих:
Как, правда ль, дочь твоя…?

О, правда безотрадна!..
В сей самый час ее постигнет казнь нещадна!

Она преступница?

Она – мой вечный срам!

Как, дочь сия?… Аржир, по дальным сторонам
Об имени ее молвы я быв свидетель,
Считал, когда живет в сем мире добродетель,
Аменаидина душа – есть храм ея.
Она преступница! правдива весть сия?
О день, ужасный день!

Что боле ужасает,
Что гроб отверзло мне и дух мой заставляет
Без утешения в могилу нисходить,
Что дочь, в злодействе сем, спокойной может быть.
Увы, в защиту ей никто здесь не явился;
Со стоном приговор на смерть ее свершился;
И не зря на обряд старинный в сих странах,
Чтоб защищать сей пол в торжественных боях,
Дочь злополучная в сей миг на смерть исходит
И рыцаря себе к защите не находит.
Вот что меня срамит, вот что меня гнетет;
Всё стонет, всё молчит, никто не предстает!

Предстанет, и страшись ты, старец, сомневаться.

Какой надеждою велишь ты мне ласкаться?

Предстанет, – но не дочь твою чтоб защитить,
Достойною сего она не может быть,
Но за святую честь отцов ее почтенных,
За славу добрых дел, тобою совершенных.

Ах! мой унылый дух твой оживляет глас.
Но кто же явится на поприще за нас?
Весь град сей в ужасе, и кто меня спокоит?
Кто руку помощи подать мне удостоит?
Не смею льститься тем… Кто станет в битву?…

Я! Я, говорю тебе; и коль рука моя
От праведных небес в бою благословится,
Тогда в признательность позволь мне удалиться,
Ни дочери твоей не быв перед лицом,
Ни открывая вам об имени моем.

Ах! бог тебя к нам вел спасительной рукою.
Хоть чужд веселия, убитый я тоскою,
Но чувствую, что я отраднее дышу.
Ах! можно ли мне знать, прости, когда спрошу,
К кому питаю я признательность, почтенье?
Всё кажет мне твое высокое рожденье.
Кого, кого в тебе зрю?

Мстителя ты зришь.

Страна в опасности. Аржир, ты так ли мнишь,
Чтоб с воинством из стен мы завтра выходили?
Мы так решили все. – Те, кои изменили,
Врагам перенесли прошедший наш совет,
И Соламир на нас полки свои ведет;
Мы сами встретим их. – Теперь, Аржир, скрепися;
Или от зрелища ты лучше удалися,
Печального для нас, позорного стране.

Довольно, Орбассан; теперь осталось мне
Идти, и между вас пасть мертвым среди боя.
(Указывая на Танкреда)
Туда сведут меня стопы сего героя;
И я хоть тем свой род от срама свобожу,
Что за отечество главу мою сложу.

Такие чувствия души твоей достойны.
Рассей в последний раз врагов толпы нестройны.
Но прежде удались, и стогн оставь ты сей;
Здесь уготовлен вид не для твоих очей.
Подходят…