поехать, иначе Нэнси вообще откажется покидать Нью-Йорк.
– В четверг я не могу, – в раздумье произнесла она. – Но если хочешь, я последую за вами на следующий день.
– Хорошо, – ответила Нэнси с улыбкой. – Это годится. А теперь давай прекратим эти разговоры. Включи радио, лучше послушаем какую-нибудь заводную музыку.
В пятницу утром Кэтрин села в экспресс до Вермонта, на пути в Грейсвилл. Она была одна, так как Мэдден и Нэнси уехали накануне, и, утонув в мягкой обивке теплого пульмановского вагона, она протерла запотевшее окно пальцами в перчатке и стала созерцать заснеженный пейзаж, который молча проносился мимо нее. Снаружи было очень холодно. Поезд мчался по замерзшей сельской местности, дальше и дальше, быстрее и громче, пожирая расстояния, которые все не кончались.
День тянулся своим чередом. Ближе к вечеру Кэтрин пришлось пересесть на местный поезд. И снова вперед, в красную дымку заката, который одарил унылую землю ярким небесным сиянием. Полчаса спустя по проходу прошел кондуктор.
– Грейсвилл через пять минут, мэм, – вежливо пробормотал он.
На Кэтрин нахлынули эмоции – тут было и ощущение приближающейся цели, и предвкушение каких-то встреч, и любопытство, и даже легкий страх. Вскоре послышались шипение пара и резкий скрежет тормозов, затем поезд с грохотом остановился, и она оказалась на маленькой голой платформе, в единственном числе, вместе со своим чемоданом, в нервном ожидании обшаривая глазами пустынную станцию, под резким ветром, обдувающим ее щеки.
Тотчас же какой-то мужчина возник из темноты станционного навеса и подошел к ней. Пожилой, кряжистый и кривоногий, в короткой кожаной куртке и шоферской фуражке с козырьком, под которым на обветренном лице играла приветливая улыбка.
– Вы будете мисс Лоример, – объявил он, осклабившись. – Я Хикки. – Он подхватил ее чемодан. – Пойдемте. Я припарковал машину за станцией.
Миновав платформу, Кэтрин последовала за этим мужичком к машине, высокому зеленому «купе», по крайней мере десятилетней давности, но в прекрасном состоянии и безупречно чистому, так что кузов был как глянец, а металлические детали просто сияли. Даже шины были покрыты безукоризненным слоем белой глины. Хикки явно гордился своей машиной, когда, усадив Кэтрин, привел в действие старые поршни мотора и степенно покатил по Мейн-стрит. Вокруг было довольно пустынно, но редким прохожим Хикки махал рукой в добродушном и абсолютно всеобъемлющем приветствии.
– Народу здесь немного, – по-свойски сообщил он Кэтрин. – В основном катаются на коньках. Сезон только начался, и все очень на это дело настроены. Мистер Крис просил передать вам, что, если бы не лед, они бы лично встретили вас на станции.
– Тут хорошо кататься? – слегка улыбнувшись в ответ, спросила Кэтрин.
– Конечно. – Хикки дружелюбно оскалил меченные табаком зубы. – Как может быть иначе, если тут тридцать миль замерзшего озера.
Как бы в подтверждение сказанного, он тут же остановился и энергичными жестами стал зазывать в машину шедшую впереди парочку с коньками, которая приветствовала его и со смехом забралась на рокотнувшее под ними сиденье. Это были сестра и брат, двоюродные кузены Мэдденов, как пояснил Хикки, когда они снова тронулись в путь. Казалось, что неуемная болтливость этого пожилого дядьки не знает границ. Пока он молол языком на правах старого слуги, притом являясь местной достопримечательностью, о чем прекрасно знал, Кэтрин, слушая его с интересом, тем не менее успевала изучать заоконные виды местной зимы. Город остался позади, а дорога спустилась к озеру, этому прекрасному пространству скованной льдом воды, и потянулась вдоль берега, окаймленного ивняком и можжевельником. Вдали в сгущающихся сумерках высилась гряда холмов, с озера доносился звон коньков, а с востока уже выплывал бледный диск луны.
Странное очарование этим моментом и этой картиной вошло в Кэтрин и таинственно запело в ее крови. Она молчала, пока, пошучивая и похохатывая, а также напоминая, что к ужину лучше не опаздывать, старина Хикки высадил своих дополнительных пассажиров на маленьком причале возле частного лодочного сарая, а затем повернул «купе» к белому дому, стоявшему в конце подъездной аллеи среди сада кривоватых яблонь. Место было простое и непритязательное – старый бревенчатый дом в колониальном стиле с простым георгианским фасадом. Мгновение спустя машина с хрустом остановилась, и дверца распахнулась. Затем Кэтрин оказалась в холле и пожала руку самой миссис Мэдден.
Она сразу поняла, что перед ней мать Криса, настолько эта высокая и худощавая женщина была на него похожа. Ее лицо было полно такого же спокойствия, что и у Мэддена. Она излучала тишину и некую сдержанность, как будто строгая жизнь воспитала в ней терпение, силу духа и мягкость. Ее глаза, отличавшиеся удивительной глубиной, тепло и гостеприимно смотрели на Кэтрин.
– Вы, должно быть, замерзли, – сказала она, когда они обменялись обычными приветствиями. – Надо вам оттаять в своей комнате.
Она повернулась и повела Кэтрин наверх, в первую у лестницы спальню, где в открытой голландской печи пылал и потрескивал огонь, отбрасывая веселые отблески на кровать с балдахином, тонкие кружевные занавески, тяжелый рыжевато-коричневый комод и массивные стулья.
– Надеюсь, вам здесь будет удобно, – сказала миссис Мэдден, внезапно смутившись, что тронуло Кэтрин до глубины души. – Тут все очень просто. Но мы простые люди.
– Тут очень-очень мило, – порывисто ответила Кэтрин.
Миссис Мэдден улыбнулась медленной сдержанной улыбкой, которая придала некое сияние ее строгим чертам. Казалось, она искала слова, чтобы выразить свое удовлетворение, но было ясно, что слова даются ей нелегко. Она на мгновение задержалась в дверях, дабы убедиться, что у Кэтрин все под рукой, затем, напомнив, что скоро подадут ужин, тихо удалилась.
Через полчаса Кэтрин спустилась в гостиную, длинную, ярко освещенную комнату с выходом в холл, которая теперь совершенно неожиданно была полна народу. Вернулась группа катающихся на коньках в сопровождении изрядного количества их друзей и деревенских жителей. Это явно говорило о том, что для гостей в Доме-у-озера двери нараспашку.
Мэдден и Нэнси стояли у камина вместе со смеющейся парой, недавно ехавшей на рокочущем сиденье, которую теперь представили как Люка и Бетти Лу. Рядом с ними, выпрямившись в кресле-качалке, сидел морщинистый старик с насмешливой улыбкой – дядя Бен Эммет, брат миссис Мэдден. Напротив расположились школьный учитель и его сестра. Затем появился док Эдвардс, приземистый, в плотной, видавшей виды тужурке, а за ним дедушка Уолтерс, толстый, лысый, подмигивающий проницательными глазами. Далее – Сэмми Эммет, внук Бена, с веснушками на носу и, как у Люка, значком студенческого братства на жилете. И еще с десяток других молодых людей и женщин в пестрых свитерах, они, смеясь, о чем-то болтали в дальнем в углу комнаты – глаза
