В первый момент, когда я услышал шепот, мне, естественно, представилось, что в комнате есть еще кто-то. Я подумал о Дононе или одном из гессенских офицеров. А может быть - фельдшер? Но с чего бы они стали говорить с Салиньяком в темноте? Мои глаза напряженно искали фигуру человека во тьме - я разглядел очертания стола, стула, на спинке которого висел плащ Эглофштейна, обоих дубовых сундуков, в которых хранилась документация, столик в углу, где стояли серебряный полевой сервиз адъютанта и глиняный умывальный тазик, и теневую фигуру Салиньяка в середине, но больше никого не было... ни офицера, ни фельдшера...
Несмотря на усталость, во мне пробудилось острое любопытство. С кем же таким напористым тоном шепчется Салиньяк? И где этот загадочный другой? Я зажмурил глаза, чтобы сосредоточенно слушать. Но все равно расслышал не все: ветер скрипел внизу входной дверью, стучал в стекла мокрым снегом. Огонь в печке слабо освещал часть комнаты, распространяя тепло, отчего у меня не проходила невольная сонливость. Я немного отодвинулся от печи, подпер голову руками и, может быть, несколько секунд и вправду был в полудремоте: но тихий смешок Салиньяка окончательно возбудил мои нервы.
Салиньяк смеялся. Нет, это был не радостный смех. В нем слышалось другое - может, ненависть, упрямство, презрение, а скорее, отчаяние, не страх, а злобное отчаяние, издевка. Нет, такого смеха я не слыхал, я понимал его не лучше, чем слова, которые бормотал Салиньяк в пространство:
- Ты опять зовешь меня? Нет, благостный! Я ни на что не надеюсь! Нет, премудрый! Нет, милосердный! Слишком часто ты меня обманывал...
Я прижался к стене и, затаив дыхание, ловил его слова. А Салиньяк продолжал:
- Снова ты хочешь одурачить меня лживой надеждой, опять разочаровать и увидеть в убожестве и отчаянии. Я знаю твою ужасную волю. Нет, праведный, ты всю вечность наслаждаешься местью, - я тебе не верю, ты ничего не забудешь!
Он умолк и, казалось, слышал какой-то голос, исходящий, верно, из шума дождя и стуков ветра. Потом медленно шагнул вперед.
- Ты велишь? Я еще должен тебе подчиняться. Ты хочешь этого? Да, я пойду. Но знай, что путем, каким ты меня шлешь, я пройду ради другого, того, кто могущественнее тебя!
Он молча прислушался к кому-то из темноты, и я не знаю, из каких глубин или с каких высот он получил ответ, ибо я не слыхал ни звука.
И вдруг он выпрямился и бросил во тьму:
- Твой голос - бурный ветер! Но я не боюсь тебя. Тот, кому я служу, имеет львиную пасть, его голос грянет из тысяч бездн над кровавыми полями земли!
Огонь в печи вдруг вспыхнул ярче, на секунду высветил восковое лицо маску дикого вдохновения, и сразу же оно скрылось во тьме.
- Да! Это - он! - услышал я ликующий шепот. - Не лги! Он - обещанный, он - истинный. Потому что все высшие знамения исполнились. Он вышел с острова среди моря, он носит десять корон на голове, как было предсказано. Кто ему равен? Кто может противостоять ему? Ему дана власть над племенами людей. Вся земля дивится ему, и все, живущие на ней, молятся ему...
При этих словах меня пронзил настоящий ужас: я узнал образ Антихриста, врага человечества, восставшего со своими знамениями и чудесами, победами и триумфами против Бога и всех, кто служит Богу... Завесы жизни разорвались перед моими глазами. И я впервые ясно увидел в путанице событий их тайный и ужасный смысл. Томление ужаса охватило меня, я хотел бы вскочить и бежать прочь, побыть один - но тело меня не слушалось. Я сидел на полу как прикованный, и словно целая гора давила мне на грудь. А голос во тьме окреп, звучал уже громко, ликовал в мятежном торжестве:
- Дрожи, несчастный распятый! Конец твоей власти ныне настал! Где ты, кто сражается за тебя? Где они, сто сорок четыре тысячи, которые носят твое имя на лбу? Их я не вижу, А он - пришел, ужасный, он - победитель и разрушит твое царство на этом свете...
Я хотел крикнуть - но не было сил, только слабое кряхтенье вырвалось из горла. И голос прозвучал еще раз, перекрывая вой ветра и шум ливня, непрерывно хлеставшего в окна пополам со снегом.
- Вот я стою перед Тобою, как тогда, и вижу Тебя бессильным и отчаявшимся, как тогда. И кто помешает мне поднять кулак и еще раз ударить в лицо, которое я ненавижу...
Он мгновенно смолк. Дверь со стуком отворилась, и вошли полковник с Эглофштейном. Свеча достаточно осветила помещение, и я успел увидеть, что Салиньяк со сжатыми кулаками обращается к углу, где висел образ Спасителя. Потом его застывшие черты смягчились, он опустил руки и спокойно повернулся к полковнику.
А тот нахмурился:
- Салиньяк? Так вы еще здесь? Я же вам приказал идти домой и переодеться испанцем! Время идет. Что вы тут делали?!
- Я молился. А теперь я готов. Полковник оглядел комнату и заметил меня.
- И Йохберг тут, - сказал он с усмешкой. - Могу держать пари: парень хорошо вздремнул за печкой! Йохберг, вы выглядите так, будто еще не проснулись!
Мне и самому в присутствии людей показалось, что я всего лишь видел кошмарный сон. И все же я покачал головой. Но полковник уже не обращал на меня внимания.
- Салиньяк, вам я дал поручение одеться крестьянином или погонщиком мулов...
- Я поеду так как есть.
- Да вы с ума сошли! Первый же пост вас заметит и...
- Я его сомну!
- И мост через Алькор - он в руках герильясов...
- Проскачу галопом.
Полковник даже притопнул ногой в гневе.
- Проклятый упрямец! Вам придется еще проехать Фигеррас, а деревня занята большими силами врага. Вам не пройти там!
Салиньяк высокомерно усмехнулся.
- Уж не хотите ли вы учить меня, как действовать саблей, господин полковник?
- Но, Салиньяк, будьте рассудительны! Ведь судьба полка, даже больше успех всей кампании - зависит от исхода вашего предприятия!
- Об этом не беспокойтесь, господин полковник, - равнодушным тоном возразил Салиньяк.
Полковник в гневе заходил взад-вперед, но вмешался Эглофштейн:
- Я знаю ротмистра с Восточной Пруссии, - сказал он. - И если кто сможет живым пробиться через линии герильясов, так, ей-Богу, только господин де Салиньяк!
Полковник постоял с минуту в нерешительности, раздумывая, затем пожал плечами.
- Ладно, - проворчал он, - В конечном счете это ваше дело - как пробиться.
Он взял со стола карту, развернул ее и указал место, где Салиньяк должен будет встретить передовые части д'Ильера.
- Я дам вам лучшего коня, буланого, который носит клеймо Ивенского конного завода. Приложите все силы и поезжайте, как сумеете...
Потом мы вышли - через комнату, где все еще лежал Гюнтер, теперь спокойно; лихорадка, видимо, немного отпустила его.
- Как чувствуете себя? - спросил на ходу полковник.
- А, они меня - насмерть... - пробормотал лейтенант. - Mortaliter. Bestialiter. Diaboliter39. Донон! Ты понимаешь эту латынь? Дорогой! Вина нет, говорю я тебе. Когда ты плачешь, ты похож на Магдалину...
Дверь захлопнулась, и мы встали на крыльце. Слабый свет хмурого утра разливался с востока.
Полковник протянул Салиньяку руку.
- Пора, Будьте все-таки осторожны и исполните свое дело. Храни вас Бог!
- Не беспокойтесь, господин полковник, - невозмутимо ответил Салиньяк, - меня-то он сохранит!
Глава XIV. КУРЬЕР
Когда мы - около семи часов утра - подошли к окопам, солнце еще не показалось, но луна виднелась между низкими облаками, висела над головой, как огромный серебряный талер. Нас сопровождали капрал Тиле и четыре драгуна. Своих лошадей мы оставили дома, только Салиньяк вел в поводу своего скакуна, смирно шедшего за ним ровным шагом.
У зарослей терновника за линией окопов мы наткнулись на пост наших. Сержант и два гренадера устроились прямо на земле. Их мокрые плащи стояли колом, на шапках - и то была грязь. Сержант при виде офицеров вскочил и быстро спрятал колоду карт: он и его товарищи коротали время за игрой.
Он не спросил пароль, сразу узнав меня и капрала Тиле.
- Курьер полковника с особым заданием, - коротко сказал Салиньяк. Сержант отдал честь. Потом он опять опустился на землю, зябко растирая руки, и проворчал, что он не представляет, будут ли ружья годны для стрельбы, - ведь дождь лил всю ночь, и порох отсырел...
- И сегодня еще будет дождь, - предположил он. - Но уже теплый. Жабы стали вылезать из своих нор.
Мы достаточно устали с ночи, чтобы делиться впечатлениями о погоде, и сразу пошли вперед. Вскоре мы прошли через кустарник, потом свернули налево. Конь насторожил уши и тихо засопел, потому что мы подходили к реке.
На востоке стало светлее. Ветер гнал и рвал облака тумана над рекой и на склонах холмов, открывая нашим глазам луга. Прямо у нас на дороге валялась убитая лошадь, уже объеденная лисами и стервятниками. С нее сорвалась стайка ворон и с карканьем улетела к реке. Только одна птица непугливо закружила над нами.
Тиле остановился, покачивая головой.
- Хорошая птица редко садится на падаль, - проворчал он. - Смотрите-ка на нее - посланец сатаны... Теперь наверняка кого-то из нас свалит пуля...
