- Джордж, если ты не придешь и не съешь эту печенку, ее мухи унесут.
Могучие мухи. Сплоченными рядами налетят, жужжа, и унесут с собой кусочек с коровий носочек.
- Почему этот мальчик не отвечает? Второй Максимилиан, право. Избави меня небо от жестоковыйных мужчин, которые жаждут умереть за свои принципы, хотя не пройдет и десяти минут, как все эти принципы уже будут никому не нужны. Слишком идеальные люди. Только подумай, Клара, какая жизнь его ждет. Кто сможет его выносить? Бедная, бедная его мать. Не удивительно, что она все время держала его на коротком поводке, словно породистого пуделя. Вдруг оглушительно: - Джордж!! Иди домой есть печенку, Казанова ты жирный. Смотри, если будешь гоняться за кошками, я запру тебя в бельевом чулане.
Джош чувствует, что краснеет. Тетя Клара, ну как вам не стыдно!
Тетя Клара, взвизгнув дверью, опять ушла в дом. Ушла-то ушла, да на сколько секунд? Снует взад-вперед, точно пчела в бутылке. Нет, правда, Джош. Неужели незамужние старушки всегда так суетятся и бормочут, когда их никто не видит? И неужели это ее искреннее мнение о тебе и о прадедушке? Вот вредная какая.
На животе, по-пластунски, он ползет между грядками. И застревает в малиннике. Прямо джунгли. Ягоды попадают за шиворот, паутина липнет к волосам, и на рубашке в нескольких местах растекаются кроваво-красные сочные пятна. Попался. Застрял. Теперь не и выбраться.
Снова хлопает дверь. Ей-богу, если тетя Клара не сорвет ее в конце концов с петель, это будет просто чудо. И? Джош затаился - и ни гугу.
- Джордж!
И еще говорит, что у кого-то плохой характер. Кто бы согласился быть котом и жить с одинокой старушкой?
- Джордж, я не для того покупаю печенку, чтобы ее пожирали навозные мухи.
Что-то тут не так, или это только кажется? Пережим какой-то. Джош вслушивается, озадаченный. Она так рассержена почему-то, так рассержена, что чуть не плачет. А как же ребята, которые прячутся поблизости? Ребята, которые так невзлюбили меня и так хорошо относятся к ней? Ведь они услышат. Не показывайте вида, тетя Клара, не то у них опять я выйду виноват.
- Даже кот и тот не отвечает...
Ушла в дом. И все время бормочет, бормочет, не переставая, покуда глубокие недра дома не превращают ее голос в безмолвие. Наверно, стучится к нему. Стучится, зовет и не получает ответа. Запертая комната не отзывается, словно знать ее не хочет.
Что там тетя Клара говорит? "Ответь мне, Джош"? А из-за двери - ни звука, ни шороха. Пробует ручку - дверь не открывается.
Не поддавайся, Джош, держись своего принципа. Она ведь сама велела тебе складывать вещи. Она сама довела тебя до неприятностей. Она и виновата, Джош. А вовсе не ты.
Но мне жаль ее до слез, честное слово.
А ребята, которые тут стерегли? Они еще здесь? Или их и вообще не было? Разве они могли бы спокойно смотреть на все это и не перемолвиться ни словечком? Не слышно ни разговора, ни шепота, а ведь от Джоша до ограды рукой подать. Но может быть, видя такое странное поведение тети Клары, они смутились и разбежались по домам? И ты тоже сейчас убежишь, Джош, это ведь дело решенное. Ты тоже смущен? Тебе открылось что-то новое, чего ты прежде не знал.
Мама, а это самое колесо, оно не может остановиться перед совсем уж отвесной кручей?
Дрозды в малиннике, привыкнув к Джошу, снова принялись за разбой. Комары, дремавшие под листьями, пробудились, пищат над ушами, тучей вьются у лодыжек, начинают одолевать. Молодая сорока хрипло зовет маму. На стеблях висят пауки. По земле муравьи бегают. А до Мельбурна еще ой как далеко, Джош. Все сто миль, как было, так и есть.
Сияния солнечного дня в небе - еще на много-много часов. Джош старается лечь поудобнее, но только так, чтобы не задеть и не раскачать кусты. Старается бить комаров, но чтобы не раздавались шлепки.
Джош, ты соображаешь, что делаешь?
Райен-Крик живет себе своей жизнью, занимается своими делами. А Джош Плаумен прячется в малиннике, распластался на земле и старается не чесаться.
Посмотри на себя чужими глазами.
Разве это по-мужски?
Тетя Клара стучится в твою дверь. А ты сидишь в малиннике и скребешь ногтями лодыжки. А дома мама в блаженном неведении рисует себе твои простые забавы. И Бетси где-то рядом, крикнешь - услышит, но в то же время так далеко!
Письмо Бетси:
"Дорогая Бетси!
Если я тебе напишу, ты мне ответишь? Я ведь знаю, что разговора у нас с тобой все равно никогда не выйдет. Я ухожу, Бетси, потому что не могу больше показаться на улице. За что вы все так против меня ополчились? Ведь не из-за плауменовской же родни, правда? Может, вы приревновали ко мне тетю Клару? И из-за этого все и вышло так? Вам неприятно, что вы тут с ней живете, стараетесь ей помогать, а я вдруг явился, и ко мне сразу особое отношение? И так же, наверно, было раньше с другими Плауменами. А что, может быть, правда, в этом все дело. Потому что я все время думаю: мои двоюродные, конечно, противные, но ведь не настолько же противные, как вы тут говорите. Вы просто хотите, чтобы тетя Клара была ваша, и больше ничья. Ну и пожалуйста, берите ее себе. А может, она посулила завещать вам все свое богатство? Вот это да! Становится совсем интересно. Она, наверно, решила оставить поселку свой дом и все, что в нем есть. Он и сейчас уже вроде как музей* Вы потому ей и делаете все за просто так. Тайный сговор между нею и поселком за спиной у наследников. Ну, и желаю вам удачи, Бетси. Если в этом все дело, то ради бога, на здоровье. То-то вы прищемите носы кое-кому из Плауменов! А моя мама будет хохотать как сумасшедшая. Вы отсюда услышите. Да, так на чем же мы остановились, милая Бетси? Я считало, что ты потрясающая девчонка, хотя ты ничего не сделала, чтобы подтвердить это мое мнение. Не сказала мне доброго слова, ни разу на меня ласково не взглянула, а на дурацкие намеки Рекса я не обращаю внимания. Он просто хотел заварить склоку и натравить на меня Гарри. Если бы я был умный, я бы тебя должен был возненавидеть. Но я не возненавидел тебя, Бетси. Я бы хотел с тобой за руку нестись по вершинам гор. Но ничего такого никогда-никогда не будет. И письма этого я никогда не напишу, и ты мне не ответишь".
Письмо Лоре:
"Дорогая Лора!
Я знаю, что ты сама сочинила то стихотворение, хотя вообще-то ты порядочная врунья. Я знаю, зачем ты прыгнула с моста - хотела доказать, что ты тоже кое-что можешь и как сказала, так и сделаешь. Это был храбрый поступок, но нечестно было со зла перекладывать вину на Джоша Плаумена. Почему ты наврала, что у тебя нет матери? Это очень глупо с твоей стороны, ведь, если бы я пошел к тебе есть блины, все бы обнаружилось. Я буду всегда учиться понимать людей, Лора, но кажется, мне придется учиться этому всю жизнь. Люди бывают разные, об этом мне все время твердят старшие, но ты, по-моему, совсем ни на кого не похожа. Я мог бы написать о тебе, Лора, книгу. Потому что ты загадочная".
Письмо Гарри:
"Дорогой Гарри, нрзбр.".
Письмо Биллу:
"Дорогой Билл!
Я еще вырасту и, может быть, стану сильнее тебя, так что ты, приятель, лучше отыщи себе на всякий случай кроличью нору и забейся в нее поглубже".
Письмо Сынку:
"Дорогой Сынок!
Я знаю, почему Рекса так выворачивало в воскресенье. Он накурился сигарет. Скажи ему, что тебе не надо его вонючих денег, что тебе сигареты нужны самому. Иначе тебе придется разговаривать с его матерью. А потом поднеси спичку, парень, и затягивайся поглубже, сколько влезет. Твое время подходит к концу".
Джош сидит и жует острейший в мире сыр - закладывает запасы протеина. Сидит, расчесывает комариные укусы и шлепает комаров.
34
Джоша вдруг словно толкнуло, он чуть не подавился своим протеином. Из дома, из родного гнезда, донеслись звуки великого смятения - протяжный вопль, исторгнутый из груди тетки (собственно, двоюродной бабушки), внезапно обнаружившей исчезновение племянника. Захлопали двери.
- Джош! Джош! - это уже крик с улицы, такой оглушительный, что, должно быть, вспугнул всех птиц на кладбищенских соснах.
Джош, давясь, набивает рот сыром, а то куда его девать?
Еще раз хлопнула дверь. Наверно, опять парадная, так и ходит на петлях туда-сюда. Каблуки простучали по половицам, по плитам заднего крыльца.
- Джош!!! - вопль с крыльца, от которого всполошились и залаяли собаки под горой.
Джош выплевывает остатки сыра, которые не успел прожевать и проглотить. Он чуть было не вскочил во весь рост и не пустился бежать - едва удержался.
Прочла! Она прочла письмо! Нажала на дверь, сломала замок и все прочла гораздо раньше, чем он рассчитывал.
- Джош, вернись! Вернись сию же минуту!
Возбужденно бормочет что-то себе под нос, мечется то в дом, то из дому, точно вихрь.
Джош отползает к самой ограде. Дальше хода нет - не забор, а Великая китайская стена. Единственный штакетник в округе, который стоит прочно, не заваливается.
Тетя Клара кричит на всю улицу, сзывает на помощь соседей. А Джош ползет вдоль внутренней стороны забора, изо всех сил работая руками и коленями, и, стараясь сохранять хладнокровие, продирается сквозь зелень и высматривает, нет ли в заборе прорехи, чтобы можно было как-то протиснуться наружу. Протиснуться - и затеряться в голубой дали, прежде чем тетя Клара скличет целую армию преследования. Пока они будут накапливаться на улице, зады останутся без присмотра. Дальше на пути - крыжовник, весь в шипах, как в иголках, кусты шиповника стоят между стволами груш непроходимой стеной. Под ее защитой он одним скачком лихо перепрыгивает через штакетник и, спотыкаясь, вылетает на открытое место. Перед ним - пустые выгоны, внизу овраг, по дну его течет речка, а за оврагом на той стороне железнодорожная станция. Путь свободен. Джош. Мчись со всех ног, уносись на волю, словно ты из племени гончих псов. Никакие ребята тебя, оказывается, здесь не сторожат. И войска с пушками не стоят развернутым строем. Только две коровы пасутся на лугу, прикованные цепью к своим орбитам. Джош перепрыгивает слегу и бежит наискось по выгону, узелок бьется за плечом, летит следом, борозды под ногами глубокие, как канавы, только бы лодыжку не подвернуть, и всюду коровьи лепешки, но он не разбирает дороги. Опять забор - с разбегу взять и это препятствие. Одолел кое-как. И чуть не кубарем слетел, ломая заросли, в овраг вблизи полосы отчуждения. Он стоит на четвереньках над водой и дышит со свистом, со стоном, ничего больше не соображая. Задыхается, трясет головой и боится, как бы его не вырвало.
