- Во-первых, мы не имели на это права, - ответил он, - и, кроме того, у нас не сразу возникли по этому поводу подозрения, по поводу девушки то есть. Мы заподозрили неладное только тогда, когда узнали, что он вегетарианец.. С того времени, как девушку видели в деревне в последний раз, он прожил здесь еще целых две недели. И тут нагрянули мы. Но, вы знаете, о девушке никто не справлялся, и нам не поступало никаких распоряжений.
- И что же вы нашли в доме? - спросил я Слаггера.
- Всего лишь большой напильник, - ответил он, - нож и топор, которым он, судя по всему, и разрубил тело.
- Но ведь он купил топор, чтобы колоть дрова, - возразил я.
- Да, конечно, - сказал Слаггер ворчливо.
- Но для чего он колол их? - спросил я.
- У моих начальников, конечно, имеются предположения на этот счет, сказал он, - но они не могут рассказывать о них первому встречному.
- Да разрубал ли он ее вообще? - спросил я.
- Он сказал, что она уехала в Южную Америку, - ответил Слаггер.
Это было действительно очень любезно с его стороны. Я не помню, что еще он рассказывал мне. Он заметил, что Стиджер оставил после себя всю посуду вымытой.
Уже на закате я сел в поезд, а вскоре привез эти сведения Линли. Мне бы очень хотелось рассказать вам о тихом весеннем вечере, опускавшемся над тем мрачным домом и как бы окутавшем его, о необыкновенном великолепии вокруг, контрастировавшим с этим проклятым местом, но вы же хотите услышать об убийстве. Значит я рассказал все Линли, хотя многое мне казалось недостойным упоминания. Но как только я начинал отсекать какие-либо детали, Линли мгновенно догадывался об этом и вытягивал их из меня.
- Вы можете не сказать чего-нибудь очень важного, - говорил он. - Даже гвоздь, который вымела служанка при уборке, может приговорить человека к виселице.
Все это, безусловно, верно, но если быть последовательным, то почему он, пусть даже с образованием, полученным в Итоне и Харроу, называл тривиальным все мои упоминания о "Нам-намо" и говорил, что мы не должны упускать главных моментов? Ведь именно "Нам-намо" положила начало всей истории, и если бы я и не мое упоминание о том, что Стиджер купил две бутылки приправы, Линли так ничего и не узнал бы об этой истории. Я в самом деле сказал тогда пару слов о "Нам-намо", ведь в тот день мне удалось продать в Андже около пятидесяти бутылок. Убийство всегда будоражит умы людей, и две бутылки приправы предоставили мне такую возможность, которой не воспользовался бы только глупец. Но для Линли, конечно, все это ничего не значило.
Невозможно знать мысли человека и невозможно заглянуть ему в душу, вот почему все самое захватывающее на свете никогда не получает огласки. То, что происходило в тот вечер с Линли, когда я беседовал с ним до ужина и на протяжении всего ужина, а потом он сидел у камина и курил, можно выразить так: все размышления его натыкались на непреодолимый барьер. И непреодолимость этого барьера заключалась вовсе не в трудности определения способов, с помощью которых Стиджер избавился от тела. Вся сложность была в том, для чего он наколол такую массу дров в течение двух недель и при этом платил домовладельцу, как я выяснил, двадцать пять фунтов за право распоряжаться лиственницами по своему усмотрению. Что же касается способов, к которым прибегнул Стиджер, чтобы спрятать тело, то мне, казалось, что все пути были давно уже перекрыты полицией. Вы говорили, он закопал ее - они отвечали, известняк нетронут; вы говорили, он увез тело - они отвечали, он никогда не выходил из дома; вы предполагали, что он сжег ее - они утверждали, что не чувствовали запаха горелого, когда ветер прибивал дым к земле, а если ветра не было, то они забирались на деревья. Я прекрасно относился к Линли, и мне вовсе не нужно было образования, чтобы видеть, что у него очень умная голова, и я думал, что он сможет решить задачу. Когда я видел, что полиция всюду опережает его и не было ни малейшей возможности, по моему мнению, ее обойти, мне было искренне жаль, эту умную голову.
Раз или два он спросил меня, не заходил ли кто в дом. Забирали ли из дома какие-нибудь вещи? Мы не могли ответить на эти вопросы с достоверностью. И тогда я сделал, наверное, не очень удачное предположение или, может, снова заговорил о "Нам-намо", и он резко оборвал меня:
- Но что бы сделали вы, Смитерс? - спросил он. - Что бы сделали вы сами?
- Если бы я убил бедную Нэнси Элт? - спросил я.
- Да, - ответил он.
- Я не могу даже представить себе такое. Он вздрогнул так, будто эти слова характеризовали меня с плохой стороны.
- Полагаю, что никогда не смог бы стать детективом, - сказал я и он кивнул.
Затем он целый час, как мне показалось, задумчиво смотрел в огонь. Потом он снова кивнул головой. Мы пошли спать. Следующий день я буду помнить всю свою жизнь. До вечера я, как обычно, занимался рекламой "Нам-намо". Около девяти мы сели ужинать. В этих квартирах невозможно готовить горячую пищу, и ужин у нас был, естественно, холодным. Линли начал с салата. Этот салат и сейчас стоит у меня перед глазами, во всех своих деталях. Меня в тот вечер все еще переполняла радость от успешной продажи "Нам-намо" в Андже. Я знаю, только глупец не смог бы продавать там приправу, и все-таки я был доволен собой, ведь толкнуть в маленькой деревушке около пятидесяти, а точнее, сорок восемь бутылок - вовсе не простая штука, какими бы благоприятными ни были обстоятельства. Я развивал эту тему, и вдруг до меня дошло, что "Нам-намо" нисколько не интересует Линли, и я резко осекся. И вы знаете, что он сделал? Это было очень мило с его стороны. Должно быть, он сразу понял, почему я оборвал свою речь, протянул руку и сказал:
- А не дадите ли вы мне вашего "Нам-намо" для салата? Я был так тронут, что чуть не подал ему приправу. Но, конечно же, ее никто не ест с салатом. Она используется только для мясных блюд и острых закусок. Это написано на бутылке. И я сказал:
- Только для мясных блюд и острых закусок.
Хотя я даже и не знаю, что такое острые закуски. Никто не пробовал.
И никогда я не видел, чтобы у человека так менялось лицо. С минуту он сидел не двигаясь и не говоря ни слова. За него говорило выражение его лица. Так и хочется написать; что это было лицо человека, только что повстречавшегося с привидением. Но выражение его лица было совсем не таким. Я скажу вам, как выглядел Линли. Как человек, увидевший нечто доселе невиданное, нечто не существующее в природе.
И затем изменившимся голосом, более тихим и мягким, как мне показалось, он спросил:
. - Для овощей не подходит, да?
- Абсолютно не подходит, - сказал я.
Он испустил что-то напоминающее всхлип. Я раньше и не думал, что он принимает все так близко к сердцу. Но, конечно же, я тогда и не догадывался, к чему относится этот всхлип. Я думал, что люди избавляются от всего такого в Итоне и Харроу, ведь он был таким образованным. На глазах у Линли не било слез, но он ужасно что-то переживал.
Потом он стал говорить с большими паузами.
- Человек может ошибиться и есть "Нам-намо" с овощами.
- Не более одного раза, - сказал я. А что я мог еще сказать?
Он повторил за мной эти слова, как будто я сообщил ему о конце света, только с еще большей выразительностью. Они показались наполненными каким-то зловещим смыслом. Он произнес их, покачивая головой. Потом он замолчал.
- Что такое? - спросил я.
- Смитерс, - сказал он.
- Да, - ответил я.
- Смитерс.
И я снова сказал:
- Да?
- Послушайте, Смитерс. Вы должны позвонить в овощной магазин в Андже и выяснить следующее.
- Да?
- Купил ли Стиджер эти бутылки, как я думаю, в один и тот же день или одну за другой несколько дней спустя. Он не мог сделать этого.
Я подождал, не скажет ли он еще что-нибудь, а потом выбежал из комнаты и сделал то, что он мне сказал. Так как было уже поздно - пробило девять часов вечера, это заняло у меня порядочное время, да и то мне пришлось прибегнуть к помощи полиции. Мне сообщили, что бутылки Стиджер покупал с интервалом примерно в шесть дней. Я возвратился и сказал это Линли. Когда я входил в комнату, он смотрел на меня с такой надеждой, но по его глазам я видел, что он сам в нее не верит.
Если человек не болен, то он не может принимать все так близко к сердцу, и в паузе я сказал:
- Вам нужно выпить хорошего бренди и лечь пораньше спать. Он ответил:
- Нет. Мне обязательно нужно повидаться с кем-нибудь из Скотланд-ярда. Позвоните им. Скажите, чтобы немедленно приехали сюда.
Я возразил:
- Но мы не можем позвать к нам инспектора из Скотланд-ярда в такой поздний час.
У него прямо-таки загорелись глаза. В этом был он весь.
- Тогда скажите им, что они никогда не найдут Нэнси Элт. Скажите, чтобы один из них приехал сюда, и я все объясню, - и он добавил, я думаю, для меня, - они должны следить за Стиджером, чтобы он не предпринял еще что-нибудь новое. И, вы знаете, он пришел. Инспектор Алтон. Собственной персоной.
Пока мы ждали, я пытался заговорить с Линли. Частично из любопытства, должен признать. Но я также не хотел оставлять его наедине со своими мыслями. Я попытался узнать от него, к чему он пришел. Он не желал отвечать.
