Вот, например, беседа, происходившая на пароходе, которая могла вестись только при морском затишье:
– Посмотрите, сударь, какая прелестная мушка – красная с зеленым.
– Море ее утомило, и она присела отдохнуть.
– О, мухи не скоро устают!
– Это потому, что в них почти нет веса – их носит ветер.
– Да, я слышал, что кто-то взвесил унцию мух, а затем пересчитал их. Насекомых оказалось шесть тысяч двести шестьдесят восемь.
Гернзеец с подзорной трубой подсел к скототорговцам, и между ними начался такой разговор:
– Обракские быки тяжеловесны, коротконоги, шерсть у них чаще всего рыжая. Они очень медлительны из-за того, что у них такие короткие ноги.
– Да, в этом отношении салерские быки лучше.
– Ах, сударь, я видел однажды двух замечательных быков. У одного из них были короткие ноги, сильная грудь, мощный круп и бедра, такие же мускулы; кожа легко оттягивалась. У второго, к сожалению, наблюдались все признаки ожирения: грузное туловище, толстая шея, слишком тонкие ноги, отвислый зад. Он был пестрый.
– Это смешанная порода.
– Да, с примесью суффолькской крови.
– Поверите ли, сударь, на юге устраивают конкурсы ослов.
– Ослов?
– Честное слово! И самых безобразных признают самыми лучшими.
– Точно так же, как с мулами. Чем отвратительнее мул на вид, тем он считается лучше.
– Да, да. Большой живот, толстые ноги.
– Самым лучшим признают мула, напоминающего бочонок на четырех ногах.
– Красота животных это не то, что красота человека.
– И особенно женщин.
– Правильно!
– Ах, люблю, когда женщина красива!
– А я люблю, чтобы она была хорошо одета.
– Да, знаете, чисто, аккуратно, тщательно.
– И во всем новом. Молодая девушка должна иметь всегда такой вид, как будто она только вышла из рук ювелира.
– Да, так вот мы говорили о быках. Я видел, как тех двух продавали на рынке в Туаре.
– А, как же, знаю этот рынок.
Турист и парижанин беседовали с миссионером. Их разговор тоже свидетельствовал о том, что море спокойно.
– Грузоподъемность флота цивилизованных государств такова, – говорил турист: – французский флот – семьсот шестнадцать тысяч тонн, германский – миллион, американский – пять миллионов, английский – пять с половиной миллиона. Прибавьте еще маленькие страны. В общем, вокруг земного шара плавает сто сорок пять тысяч судов, общей грузоподъемностью в двенадцать миллионов девятьсот четыре тысячи тонн.
Американец перебил его:
– Сударь, Соединенные Штаты обладают флотом вместимостью в пять с половиной миллионов тонн.
– Возможно, – ответил турист. – Вы американец?
– Да, сударь.
– В таком случае, вы, очевидно, правы.
Они замолчали. Миссионер раздумывал о том, удобно ли сейчас предложить собеседникам по экземпляру Библии.
– Сударь, – снова заговорил турист, – правильно ли то, что в Америке так любят давать прозвища, что придумывают их для всех мало-мальски знаменитых людей? Верно ли то, будто известного миссурийского банкира Томаса Бентона зовут у вас старым слитком?
– Совершенно верно, а Захария Тейлора – старым Захаркой.
– А генерала Гаррисона – старым типом, не правда ли? А генерала Джексона – цикорием?
– Правильно.
Видневшееся вдалеке облачко тумана стало расти. Казалось, оно упало на воду из-за того, что нет ветра, и ползет по ней. Море выглядело совершенно гладким. Было около полудня: солнце светило вовсю, но не грело.
– Мне кажется, – заметил турист, – погода изменится.
– Возможно, будет дождь, – сказал парижанин.
– Или туман, – возразил американец.
В двенадцать, согласно обычаю, прозвонил колокол к обеду. Некоторые из пассажиров развязали свои припасы и принялись есть тут же, на палубе. Клюбен не обедал.
За едой разговоры продолжались.
Гернзеец подсел к американцу. Американец спросил:
– Вы хорошо знаете это море?
– Еще бы, я ведь здешний.
– Я тоже, – отозвался один из торговцев скотом.
Гернзеец поклонился в его сторону и продолжал:
– Теперь-то мы уже в открытом море, но если бы туман захватил нас раньше, у Менкье, в этом не было бы ничего приятного.
– А что такое Менкье? – спросил турист.
– О, это весьма коварные подводные камни.
– А мы уже их миновали?
– Да, мы их обогнули с юго-востока. Теперь они позади.
Разговор завязался между скототорговцем, оказавшимся родом из Сен-Мало, и гернзейцем. Они стали перечислять утесы, попадающиеся на пути от Сен-Мало к островам.
– Я вижу, – сказал гернзеец, – вы, береговые жители, так же любите плавать в этих местах, как мы – островитяне.
– О да, – ответил уроженец Сен-Мало, – но разница между нами в том, что вы называете свое отношение к морю любовью, а мы – привычкой.
– Да, вы все – хорошие моряки.
– Я – торговец скотом.
– Как звали известного моряка из Сен-Мало?
– Сюркуф?
– Нет, иначе…
– Дюге-Труен?
Парижанин вмешался в разговор:
– Дюге-Труен? Это тот, который был взят в плен англичанами? О, он был храбрым и в то же время любезнейшим человеком. Одна молодая англичанка влюбилась в него и помогла ему бежать.
В этот момент раздался громовой голос:
– Ты пьян!
Глава, в которой вскрываются все качества капитана Клюбена
Все обернулись.
Это был голос капитана, обращавшегося к рулевому.
Клюбен никогда не называл никого на «ты». И если капитан так набросился на Тангруя, значит, либо был страшно рассержен, либо хотел казаться рассерженным. Стоя на капитанском мостике, он пристально смотрел на рулевого. Он несколько раз повторил сквозь зубы: «Пропойца!»
Бедняга рулевой опустил голову. Туман рос. Теперь он охватывал уже половину горизонта, быстро растекаясь. Туман иногда напоминает масло. Ветер медленно и бесшумно разносил его, постепенно окутывая морскую поверхность. Туман двигался с северо-запада, прямо навстречу пароходу. Он походил на стену. У подножия этой стены обрывалась поверхность воды.
Сейчас туман находился уже на расстоянии полумили от парохода. Если бы ветер переменился, можно было еще избежать его, но для этого ветру нужно было перемениться немедля. Расстояние уменьшалось с каждым мгновеньем. Дюранда и туман двигались навстречу друг другу.
Клюбен скомандовал прибавить пару и повернуть на восток. Туман продолжал надвигаться, но немного медленнее. Пароход все еще освещало солнце.
На эти маневры, между тем, уходило время. В феврале ночь наступает рано.
Гернзеец, вглядывавшийся в туман, обратился к спутникам:
– Проклятый туман!
– Как он портит море, – отозвался один из торговцев.
Второй добавил:
– Какая неприятность!
Гернзеец подошел к Клюбену:
– Капитан Клюбен, я боюсь, туман помешает нам добраться.
Клюбен ответил:
– Я хотел остаться в Сен-Мало, но мне посоветовали ехать.
– Кто?
– Старые моряки.
– Ну что ж, – возразил гернзеец, – может быть, оно и правильно. Кто знает, не будет ли завтра бури. В это время года всегда нужно ждать самого худшего.
Через несколько минут Дюранда врезалась в туман.
Те, кто стоял на носу, сразу исчезли из глаз застывших на корме. Пароход оказался перерезанным на две части влажной серой перегородкой, затем все судно погрузилось в пелену. Солнце стало напоминать скрытую облаками луну. Все почувствовали холод. Пассажиры закутались в плащи, матросы надели теплые куртки. Море было по-прежнему спокойным и гладким. Оно казалось зловещим, все выглядело немощным и бледным, и лишь клубы черного дыма врезались в молочную пелену, окутавшую Дюранду.
Держать курс на восток было уже бесполезно. Капитан повернул на Гернзей и велел усилить ход.
Пассажир-гернзеец, бродя по судну, услыхал разговор негра Имбранкама с кочегаром. Он начал прислушиваться. Негр говорил:
– Утром, при солнечной погоде, мы шли медленно; а теперь, несмотря на туман, мчимся изо всех сил.
Гернзеец подошел к Клюбену и спросил:
– Капитан Клюбен, это ничего, что мы идем так быстро?
– У нас нет другого выхода, сударь. Я должен наверстать время, потерянное из-за этого пьяницы-рулевого.
– Вы правы, капитан Клюбен.
Клюбен добавил:
– Я спешу добраться до берега. Довольно и тумана, а тут еще надвигается ночь.
Гернзеец, приблизившись к торговцам, сказал:
– У нас прекрасный капитан.
Дюранда прошла мимо рыбачьего судна, из осторожности бросившего якорь. Находившиеся на судне рыбаки заметили, что Дюранда несется с большой скоростью и движется неправильным курсом. Она слишком уклонялась на запад. Пароход, летящий на всех парах среди тумана, поразил их.
К двум часам туман настолько сгустился, что капитан вынужден был покинуть свое место и подойти к рулевому. Белая тьма окружала Дюранду, ни море, ни небо не проглядывались.
Ветра не было. Бидон со скипидаром, подвешенный под капитанским мостиком, даже не колыхался. Пассажиры притихли.
