«Мне сегодня ночью тоже приснился сон. И я тоже пришел сюда с тем, чтобы рассказать его священнику», — неожиданно выпалил я. Сам не знаю почему. Ибо вовсе даже не думал доказывать, что имею точно такое же право на аудиенцию вне очереди. Все произошло как-то само собой. Слово за слово — и я уже рассказывал ей свой сон, а она, перебивая меня, спешила поведать мне свой.
Боже милостивый! Сны наши полностью совпадали. Они приснились нам в одно и то же время. Нам, никогда прежде не встречавшимся и не догадывавшимся даже о существовании друг друга. И вот мы оказались здесь. Вместе. В один и тот же час. Чтобы свидетельствовать о чуде, укрепляя в вере один другого. Ибо Бог все предусмотрел. Ведь все, что происходит, совершается по Его премудрому замыслу...
Велика была радость народа и торжество его, когда вновь откопали нетленное тело преподобной Параскевы!
Я лично выкапывал его. И не позволил, чтобы мне за это заплатили. Работа сия была для меня не работа, а все равно что участие в богослужении. И в некотором роде — мое право.
Все собравшиеся, сколько их было, смотрели на меня. Народ относился ко мне с необыкновенным уважением — я это сразу заметил. Как к вестнику Божией воли. И ко мне, и к благочестивой госпоже Евфимии.
Мощи преподобной матери нашей Параскевы были положены во Храме Святых и Всехвальных Апостолов Петра и Павла. От тех честных мощей сразу же стали происходить чудесные исцеления слепых, хромых и одержимых бесами. Народ отовсюду стекался к святыне и почитал ее с величайшим благоговением.
Я тоже часто ходил прикладываться к чудотворным мощам. А со мною — и моя жена. И наши дети. Не знаю, о чем молили преподобную Параскеву они. Я, например, никогда ничего не просил. Поскольку рассуждал так: она и без меня знает, что мне надо, а потому сумеет умолить Бога послать мне все необходимое. Кроме того, мне было попросту стыдно о чем-то еще ее просить. Ибо она уже удостоила меня своей награды. Одного меня. Да еще госпожу Евфимию. Разве этого было мало?
Жизнь моя вновь вошла в привычную колею. Я работал и молился Богу. Лишь один вопрос все время не давал мне покоя: почему именно меня Господь избрал возвестить о Своей воле? Был ли я того достоин? И смогу ли теперь хоть как-то оправдать сию великую милость?
ЕВФИМИЙ, ПАТРИАРХ БОЛГАРСКИЙ И ПЕРВЫЙ СОСТАВИТЕЛЬ ЖИТИЯ ПРЕПОДОБНОЙ
«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго!»
То была моя молитва. Единственная, какую я повторял неизменно в течение всей жизни. И устами. И умом. С нею я обретал покаяние, укрощал страсти и очищал сердце. Мы так и называли сию молитву: молитва чистого сердца. Или Иисусова молитва. Что есть одно и то же.
Через нее обрел я и благодать. И сподобился великой милости ощущать живое присутствие преподобной матери нашей Параскевы. Слышать в сердце своем ее голос. И, повинуясь Божией воле, объявленной мне сим гласом, совершить то, ради чего я и был рожден.
«„Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго!“ — сия молитва отверзает путь к внутренней сосредоточенности и душевному миру. К тому, чтобы предать свою душу Богу. К священномолчанию и безмолвию ума. Ибо когда ум безмолвствует, Божественная любовь изливается прямо в сердце, очищая, просвещая и совершенствуя его. Посему постоянно повторяй слова сей молитвы. Пока весь не сольешься с нею», — так поучал меня тот, кто останется в памяти потомков как великий тайновидец и знаток мистической стороны Православия, исихаст и основатель монастыря Калиферово святой Феодосий Тырновский.
Я всегда буду поминать его как своего путевождя и благодетеля. Промыслом Божиим я сподобился его духовного окормления, когда более всего нуждался в духовном отце. С тех пор мы не разлучались. Я сопровождал его во всех его путешествиях. Когда же он остался в Тырнове, чтобы послужить Богу и народу в сане Патриарха, а мне выпало послушание в стенах афонских и царьградских монастырей, мы все равно были вместе. Рядом друг с другом.
Посредством писем. И Иисусовой молитвы.
Мы, исихасты, рассредоточенные по множеству святых обителей всего православного мира, составляли единое братство. Поэтому и переходили легко из одного монастыря в другой. И из одной державы — в другую. Мы были скитальцами Христа ради. Переписывали священные книги. И составляли новые. И всюду несли с собой сердечную молитву, подобно тому как святые апостолы несли людям слово Божие.
Не все мы были иноками. Среди нас были и обычные священники, а также художники, писатели, искусные переписчики и резчики. И многие другие, уразумевшие, что Иисусова молитва принадлежит всем и что только она нас может спасти.
Ведь то было поистине ужасное время. Повсюду — от Босфора до Савы и Дуная, — немощный во всем, кроме преступлений, рушился и распадался могучий прежде восточнохристианский мир. Разрушался изнутри. Сам по себе. Но и под внешним натиском — тоже. Мы первыми почувствовали страшную опасность. Ибо постоянно общались друг с другом, получая сведения отовсюду, а также сердцем предчувствуя надвигающуюся грозу, причины которой ясно понимали и осознавали, но не в силах были что-либо изменить.
Прогнившая насквозь Византийская империя разваливалась у нас на глазах. На Балканах уже несколько веков не стихали братоубийственные войны.
Братья по вере и по крови резались между собой насмерть, словно извечные враги. Причиной того были сребролюбие и алчность человеческая. Себялюбие и гордыня жестоких и завистливых правителей. Мечом они пытались раздвинуть пределы своих владений, как будто позабыли, что «подъявший меч первым — от меча и погибнет».
К прочим бедам прибавилось ужасающее падение нравов и стремительное распространение безбожия в народе. Все было в точности так, как описано в древних книгах. Когда беззакония умножаются настолько, что Господь вынужден искоренять их огнем и мечом.
С огнем и мечом на нашу землю пришли турки.
Битва на реке Марице стала их первой крупной победой над балканскими христианскими народами. Весть об этом несчастье застала меня в Царьграде, куда я приехал, сопровождая своего учителя.
«Множество христианских воинов или пало от меча, или же пленено. Земля наша опустела — на ней не осталось ни людей, ни скота, ни какого-либо имущества. Не осталось даже плодов земных. Все исполнилось страхом пред турками», — сообщали испуганные вестники.
«Немедленно ступай в Тырново!» — приказал мне авва Феодосий. И я, привыкший к безоговорочному послушанию, тотчас отправился в путь. Хотя и видел, как слаб мой наставник. И чувствовал, что больше мы с ним уже не увидимся.
Это расставание навсегда осталось болью моей души. Но скорбь заглушали новые заботы. Нашествие воинственного азиатского племени означало наступление тьмы и сгущение полночного мрака средь бела дня христианского.
Все-таки я надеялся, что мы, христиане, сможем обрести милость Божию, если принесем плоды истинного покаяния. Бог простит нас, если мы сами станем своими беспощадными судьями. Если вернемся к добротолюбию, чистоте нравов и чистоте веры православной.
Я повелел, чтобы все обряды и службы совершались в соответствии со строгими правилами Восточной Церкви, согласно литургическим канонам, унаследованным нами от святых отцов. Я искал для народа примеры праведной жизни в сочинениях святителей и житиях подвижников. «Если каждый очистит свое сердце, мыслил я, — все сердца будут чисты». Но люди есть люди! Они просили Господа спасти прежде всего их телеса, семьи и имущество.
Мало кто искал сердечной чистоты и спасения Души.
Когда меня избрали Патриархом, я подумал, что это — часть Промысла Божия, касающаяся нашей державы и народа. Как духовный архипастырь своего словесного стада я смогу теперь больше сделать для его вечного спасения. И я продолжил свои труды с еще большим жаром и усердием. И трудился так, пока Бог не открыл мне, что свое решение Он уже давно принял. И человеку теперь остается только ждать, когда пробьет час гнева Господня, терпеть и молиться.
Это совпало по времени с окончанием моего земного пути.
Такова была моя жизнь. Жизнь исихаста и патриарха. Как это в книгах описано. Но то была еще не вся моя жизнь. Ибо нет ни единого создания Божия, у которого бы не было своей тайны. У меня она тоже была. Моя тайна была со мною всюду, где бы я ни был. Я хранил ее, как величайшее сокровище. Как самое дорогое для меня.
Моей тайной была она. Преподобная Параскева.
Моя любовь к ней была равна моей любви к Господу. И так было на протяжении всей моей жизни.
О, я, конечно же, знал, что у святых не бывает своих любимцев. Их любовь, подобно любви Божией, является всеобъемлющей и безграничной. А мы, в свою очередь, должны любить всех святых с одинаковым жаром, ибо каждый из них есть часть вечной жизни Христовой. И все же в самом сокровенном уголке моего сердца и средостении моего духовного естества я всегда принадлежал ей и она тоже была моей — судьбой.
