Сколько бы еще продолжалась эта свистопляска - сказать не берусь. Суматоха прекратилась благодаря мудрому поведению Джорджа. Некоторое время он гонялся - нет, не за собакой, а за второй свиньей, той, что еще могла бегать. Наконец ему удалось загнать ее в угол и разорвать порочный круг, прекратив суматошное кружение по залу. Он дал ей хорошего пинка и вышиб за дверь.
Подавай нам обязательно то, чего у нас нет. Свинья, курица, девять людей, кот - что они для собаки по сравнению с ускользнувшей жертвой? Не подумав, она ринулась в погоню, а Джордж захлопнул дверь и для верности запер ее на щеколду.
С пола поднялся хозяин. В трактире царил разгром.
- Игривый у вас песик, - сказал он человеку с кирпичом.
- Это не моя собака, - угрюмо отозвался тот.
- А чья же? - спросил хозяин.
- Не знаю.
- Дешево вы не отделаетесь, - сказал хозяин, поднимая с пола портрет кайзера и протирая его рукавом.
- Знаю, что не отделаюсь, - ответил человек, - я и не рассчитывал дешево отделаться. Мне уже надоело говорить всем, что это не моя собака. Все равно никто не верит.
- Зачем же вы ходите с ней, если это не ваша собака? - удивился хозяин. - Что в ней такого нашли?
- А я с ней и не хожу, - ответил человек. - Это она ходит со мной. Она пристала ко мне в десять утра и с тех пор не отстает. Когда я вошел сюда, мне показалось, что наконец-то удалось от нее отвязаться. За четверть часа до этого я оставил ее поохотиться на гусей. Боюсь, на обратном пути придется за них рассчитываться.
- А вы камнями в нее не бросали? - спросил Гаррис.
- Не бросал ли я в нее камнями? - презрительно переспросил человек. Еще как, даже рука заболела. Да все без толку - она подумала, что я с ней играю, и приносила камни назад. Вот уж битый час я ношусь с этим дурацким кирпичом. Видите ли, я хочу утопить ее. Так ведь нет, ничего не выходит! Близко она меня не подпускает, и схватить ее не удается. Сядет, распустит слюни и смотрит на меня. Еще шесть дюймов - и она моя. Нет, не дается, хоть тресни!
- Забавная история, ничего не скажешь, - сказал хозяин. - Давненько не слышал ничего подобного.
- Рад, что хоть кого-то она веселит, - кротко сказал человек.
Он стал помогать хозяину собирать осколки, а мы пошли своей дорогой. В дюжине ярдов от входа в трактир верное животное поджидало своего друга. Собака выглядела усталой, но довольной. Было сразу видно, что это суматошное и взбалмошное создание, и мы испугались: а ну как мы ей понравимся? Но она не обратила на нас ни малейшего внимания. Ее преданность своему новому безропотному другу была трогательна, и мы не стали искушать ее.
Покончив к вящему удовольствию со Шварцвальдом, мы отправились на велосипедах в Мюнстер, через Альт-Брайзах и Кольмар; отсюда мы предприняли небольшой набег на Вогезские горы. Альт-Брайзах, каменную крепость, которую река огибает то с одной, то с другой стороны - юный ветреный Рейн отличается завидным непостоянством, - с древнейших времен населяли любители перемен и искатели острых ощущений. Кто бы ни воевал, каков бы ни был повод для войны, Альт-Брайзах всегда оказывался на переднем крае. Его осаждали все кому не лень; как правило, его брали; в большинстве случаев его сдавали обратно; но никому не удавалось удержать его надолго. Кому принадлежит город, чей он подданный, - на этот вопрос житель Альт-Брайзаха никогда не мог ответить с уверенностью. В один прекрасный день он просыпался французом, но не успевал выучить и нескольких французских фраз, необходимых для общения со сборщиками податей, как становился австрийцем. Пока он наводил справки, как себя надо вести, чтобы прослыть добрым австрийцем, выяснялось, что он уже не австриец, а немец, хотя какой из немцев - ведь немцы бывают всякие, их около дюжины, никто не мог сказать наверняка. В один прекрасный день горожанам объявляли, что они возвращаются в лоно католической церкви, но на следующее утро все просыпались уже ревностными протестантами. Единственное, что было более или менее постоянно в жизни горожанина Альт-Брайзаха, - одинаковая во всех государствах обязанность платить круглую сумму за право слыть подданным того государя, в казну которого в настоящий момент идут его денежки. Но стоит над этим задуматься, как начинаешь удивляться, почему в средние века человек, не являясь ни королем, ни сборщиком податей, утруждал себя таким хлопотливым и утомительным занятием, каким является жизнь.
По разнообразию и красоте Вогез не идет в сравнение с горами Шварцвальда. С точки зрения туриста, главное достоинство этого края удивительная нищета его жителей. Нет в тамошнем крестьянине той прозаической сытости и довольства, что портит его соседа с другого берега Рейна. В деревнях и на хуторах чувствуешь всю прелесть первобытного уклада жизни. Также славен Вогез и своими руинами. Замков там видимо-невидимо, и многие лепятся в таких местах, где, казалось бы, лишь горные орлы могут вить свои гнезда. Есть крепости, заложенные еще римлянами и законченные уже в эпоху трубадуров; они занимают площадь во много акров, а по хитросплетениям их еще крепких стен можно бродить часами.
Торговля овощами и фруктами - занятие в Вогезе неизвестное. Такой товар произрастает в диком виде, остается лишь сорвать его. Когда странствуешь по Вогезу, время лучше не планировать: настолько силен в жаркий день соблазн остановиться и поесть фруктов, что противиться ему невозможно. Малина, вкусней которой я не пробовал, клубника, смородина, крыжовник растут прямо по склонам, как у нас по закоулкам растет ежевика. Вогезскому мальчишке нет нужды лазать по чужим садам - объедаться фруктами можно, и не нарушая заповедей Господних. Ведь Вогез утопает в садах, но лезть в них воровать фрукты так же глупо, как рыбе пытаться проникнуть в плавательный бассейн без билета. Но все же и на старуху бывает проруха.
Однажды, взбираясь на гору, мы очутились на террасе. Задержались мы там дольше, чем следовало бы, да и ягод съели чуть больше, чем надо. Кончилось это печально. Мы начали с клубники поздних сортов, а от нее перебрались к малине. Затем Гаррису попалось сливовое дерево, на котором были вполне спелые плоды.
- Это вам не какая-нибудь там алыча, - сказал Гаррис. - Настоящий жердель {Род сливы.}. Налетай, ребята! Грех упускать такую возможность.
На первый взгляд, возразить было нечего.
- Жаль, - вздохнул Джордж, - что груши еще не поспели.
Он еще некоторое время сетовал на превратности природного цикла, но тут нам попались такие великолепные сливы, что он немного утешился.
- Ягод здесь хватает, а вот фруктовых деревьев маловато, привередничал Гаррис. - Лично я съел бы еще слив.
- А вот идет к нам какой-то человек, - заметил я. - Он, должно быть, местный. Может, он нам подскажет, где здесь еще растут сливы.
- Он неплохо двигается для своих лет, - заметил Гаррис.
Старик карабкался в гору с поразительной скоростью. Кроме того, когда он к нам приблизился, мы заметили, что он пребывает в крайне приподнятом настроении: он пел и орал во всю мочь, жестикулировал и размахивал руками.
- Славный старикан, - восхитился Гаррис. - Смотреть на него одно удовольствие. Но зачем он держит палку на плече? Почему не помогает себе, когда лезет в гору?
- А вы знаете, - насторожился Джордж, - по-моему, это не палка.
- А что же тогда? - спросил Гаррис.
- Уж больно она смахивает на ружье, - ответил Джордж.
- А вам не кажется, что мы могли ошибиться? - предположил Гаррис. - Вам не кажется, что это может быть чем-то вроде частного сада?
Я сказал:
- А вы не помните трагический случай, произошедший на юге Франции года два назад? Солдат, проходя мимо дома, сорвал пару вишен, а французский крестьянин, кому эти вишни принадлежали, вышел на улицу и без лишних слов уложил его на месте.
- Но, наверное, даже во Франции запрещено стрелять в человека лишь за то, что он рвет чужие фрукты? - возмутился Джордж.
- Конечно, запрещено, - успокоил я его. - Убийцу отдали под суд. В его защиту адвокат мог сказать лишь то, что он находился в состоянии крайнего возбуждения и особо дорожил именно этим сортом вишен.
- Что-то припоминаю, - сказал Гаррис, - да-да. Помнится, общине "коммуне", так она у них, кажется, называется, - пришлось выплатить семье погибшего солидную компенсацию, и на том спасибо.
- Что-то мне здесь надоело. Да и поздно уже, - сказал Джордж.
- Если Джордж и дальше будет бежать с такой скоростью, то упадет и разобьется. Да и дороги он не знает, - забеспокоился Гаррис.
Я остался один-одинешенек, и не с кем было словом перемолвиться. К тому же, подумалось мне, с детских лет я не испытывал радости стремительного бега с крутой горы. Я подумал, что стоит тряхнуть стариной, вспомнить забытое ощущение. Трясет тебя основательно, зато полезно для печени...
Мы заночевали в Барре, симпатичном местечке по дороге в Санкт-Оттилиенберг - достойный внимания древний монастырь в горах, где прислуживают вам монашки, а счет выписывает настоятельница. В Барре, как только мы сели ужинать, в дверях трактира появился турист. Он был похож на англичанина, но говорил на языке, которого я отроду не слышал. Но был тот язык красив и благозвучен. Хозяин недоуменно смотрел на пришельца; хозяйка качала головой. Он вздохнул и начал все сначала, и на этот раз его речь вызвала у меня смутные воспоминания, хотя что она напоминала - я уловить не мог. Хотя и на этот раз его никто не понял.
