Когда бы я ни подходил к телефону, что стоял в холле, я слышал скрип двери на втором этаже и шарканье шлепанцев миссис Бьючемп. Но я мирился с ее назойливым любопытством ищейки так же, как мирился, пока это меня не задело слишком глубоко, с любопытством Гилберта Кука.
Все это время, с того дня, как он рассказал сестре Маргарет о самоубийстве Шейлы, я встречался с Гилбертом на работе. Мы обсуждали с ним дела, иногда болтали и о посторонних вещах, но ни разу я не рассказывал ему о моих личных, заботах. Он всегда первый замечал у людей признаки отчужденности, но я не был уверен, знает ли он, чем вызвано мое охлаждение. Он, разумеется, уж давно пронюхал о нашем разрыве с Маргарет и теперь пытался разузнать, как я живу.
Однажды осенью, зайдя вечером ко мне в кабинет, он спросил настойчиво и в то же время робко:
- Заняты сегодня вечером?
- Нет, - ответил я.
- Разрешите мне пригласить вас пообедать.
Я не мог, да и не хотел отказываться, почувствовав, как искренне он этого желает. Он был человек добрый и, кроме того, в чем я еще раз убедился, чуткий; он не повел меня к Уайту, - наверное, сообразил, хотя я никогда бы никому в этом не признался, а ему тем более, - что этот обед вызовет у меня воспоминания о вечере смерти Шейлы. Он выбрал ресторан в Сохо, где мог заказать для меня несколько моих любимых блюд, названия которых хранил в своей чудовищной памяти. Там он начал Добродушно расспрашивать меня о моей новой квартире.
- Это возле Долфин, да? - (Адрес он знал.) - Наверное, один из домов, построенных в сороковых годах прошлого века? Во время воздушных налетов добра там не жди, нужно удирать оттуда, если опять начнутся тревоги, сказал он, тыча в меня большим пальцем. - Мы не можем позволить вам рисковать попусту.
- А вам? - спросил я.
Его квартира помещалась на самом верху ветхого дома в районе Найтсбриджа.
- Стоит ли беспокоиться обо мне? - И, отмахнувшись от моих слов, он поспешил вернуться к теме, больше интересовавшей его: к тому, как я живу. - У вас есть экономка?
Я ответил, что миссис Бьючемп, вероятно, можно назвать экономкой.
- Вы не очень довольны ею?
- Конечно, нет.
- Не понимаю, почему вы не позаботитесь о себе, - нетерпеливо вскричал он.
- Не волнуйтесь, - сказал я. - По правде говоря, мне это совершенно безразлично.
- Что она за человек?
Мне хотелось остановить его, поэтому я улыбнулся и сказал:
- Мягко выражаясь, она, пожалуй, чересчур любопытна.
Я тут же пожалел о своих словах - мне пришло в голову, что Гилберт при желании найдет возможность встретиться с миссис Бьючемп. Он же громко, но с некоторым раздражением расхохотался в ответ.
Наш обед продолжался весьма мирно. Мы говорили о работе и о прошлом. Я снова отметил про себя: все, что говорил Гилберт, - это его собственные мысли, он все-таки человек самобытный. Он не скупился на вино, и перед нами на столике стояла бутылка с коньяком. Уже давно я так много не пил. Я был весел, мне хотелось, чтобы этот вечер тянулся подольше. Говоря о каком-то пустяке, я вдруг увидел, что Гилберт, сгорбив свою широкую спину, склонился ко мне над столиком. Глядя на меня горящими от мучившей его мысли глазами, он сказал:
- Могу сообщить вам одну вещь, которую вам, наверное, очень хочется узнать.
- Не стоит, - ответил я, но он застиг меня врасплох.
- Вы видели Маргарет после того, как она вышла замуж?
- Нет.
- Я так и думал! - Он засмеялся, удовлетворенный, счастливый. - Что ж, теперь вам, пожалуй, незачем о ней беспокоиться. У нее, наверное, все будет в порядке.
Мне хотелось крикнуть: "Я ничего не хочу слышать"; я избегал встреч с людьми, которые были с ней знакомы, не хотел знать даже дня ее свадьбы. Единственная новость, которой мне не удалось избежать, было сообщение о том, что она вышла замуж. Мне хотелось крикнуть, глядя прямо в воспаленные глаза Гилберта: "Я могу выдержать, только если ничего не узнаю". Но он продолжал:
- Джеффри Холлис работает в детской больнице, они живут в Эйлсбери. У нее, наверное, все будет в порядке.
- Прекрасно.
- Он, конечно, по уши влюблен в нее.
- Прекрасно, - повторил я.
- Есть еще кое-что.
- Вот как? - услышал я свой собственный голос, глухой, безразличный, словно я пытался оградить себя от этих новостей.
- Она ждет ребенка.
И так как я ничего не ответил, он продолжал:
- Это очень важно для нее, правда?
- Да.
- Разумеется, - сказал Гилберт, - она не могла забеременеть более, чем месяц или два...
Он еще что-то говорил, но я встал и сказал, что должен пораньше лечь спать. Такси у выхода не оказалось, и мы вместе пошли по Оксфорд-стрит. Я отвечал ему рассеянно, но вежливо. Я не чувствовал к нему неприязни; я уже знал, как мне поступить.
На следующее утро я все обдумал, а затем попросил Веру Аллен пригласить Гилберта ко мне в кабинет. Ничего не подозревая, он бесцеремонно развалился в кресле возле моего стола.
- Послушайте, - начал я, - мне кажется, вам лучше перейти в другой отдел.
Он в ту же секунду выпрямился, упершись ногами в пол, как человек, готовый к драке.
- Почему?
- Ответ на этот вопрос не принесет нам обоим никакой пользы.
- Вы хотите сказать, что намерены отделаться от меня после четырех лет работы без всякой причины и без всяких объяснений?
- Да, - ответил я, - именно это я и хочу сказать.
- Я не согласен.
- Придется согласиться.
- Вы не можете меня заставить.
- Могу, - сказал я. И добавил: - Если возникнет необходимость, заставлю.
Я говорил так, что он мне поверил. Потом я добавил другим тоном:
- Но мне не придется этого делать.
- Почему вы решили, что вам это так и пройдет?
- Потому что, если вы уйдете, мне будет легче.
- Боже милосердный! - вскричал Гилберт, глядя на меня злыми и недоумевающими глазами. - Мне кажется, я этого не заслужил.
- Я очень привязан к вам, вы это знаете, - сказал я. - И вы не раз проявляли свое доброе ко мне отношение, я этого не забуду. Но сейчас я не хочу лишних напоминаний о том, о чем лучше забыть...
- Ну и что же?
- Когда вы рядом, вы не можете не напоминать мне об этом.
- Что значит, не могу не напоминать?
- Вы сами знаете.
Гневно и раздраженно, не жалея себя и не извиняясь, Гилберт сказал:
- Таков мой характер. Вы сами знаете, как это бывает.
Он и не подозревал, насколько хорошо я это знаю, ибо в юности меня, как и большинство людей, часто подмывало совершить мелкое предательство, на языке так и вертелось что-либо дурное по адресу друга, словом, хотелось сделать то же самое, что сделал он накануне вечером и что делают лишь ради того, чтобы произвести впечатление на собеседника. Еще больше меня завораживала такая трясина в душах других. Как и многим из нас в молодости, Лебедевы и Федоры Карамазовы, неустойчивые, изменчивые, честолюбивые, дали мне почувствовать глубину и загадочность жизни. Однако, постепенно взрослея, я не только перестал считать эти качества притягательными, но они стали мне казаться скучными и в самом себе, и в других. Теперь же, оттолкнув Гилберта Кука, я обнаружил, что мне трудно представить себе то волнение и внимание, с какими в годы юности я присматривался к проявлениям переменчивости в характере моих приятелей. Мне было уже под сорок, вкус мой изменился, и я потерял к этому интерес. А иначе Гилберт стал бы, наверное, моим лучшим другом.
29. ПЕРВЫЙ РАЗГОВОР С ДЖОРДЖЕМ
Когда я сказал Роузу, что хотел бы перевести Гилберта Кука в другой отдел, мне пришлось пережить несколько неприятных минут.
- Я, разумеется, лишь краем уха слышал о вашей бурной деятельности, дорогой Льюис, - сказал Роуз, давая этим понять, что от слова до слова читает каждый документ, - но мне казалось, нынешняя расстановка сил вполне себя оправдала.
Я ответил, что вижу некоторые преимущества такой перемены.
- Признаться, - сказал Роуз, - я еще не очень уверен в этом.
- Куку было бы полезно приобрести более широкий опыт...
- У нас пока не школа опыта. Я заинтересован лишь в том, чтобы от этого не пострадала ваша беспримерная и превосходная деятельность. - Он улыбнулся своей обычной вежливой и доверчивой улыбкой. - Извините меня, если я не прав, но мне кажется, она пострадает, если вы отпустите Кука.
- В этом есть доля истины, - вынужден был признать я.
- Мы не должны забывать, что в прошлом году, когда решался вопрос с Лафкином, он проявил определенное, хоть, может быть, и не совсем своевременное, моральное мужество. В силу этого он вырос в моих глазах. Кроме того, у меня создается впечатление, что он прогрессирует. Во всяком случае, он определенно совершенствуется в составлении бумаг, мне начинают нравиться его докладные.
Гектор Роуз был, как всегда, справедлив. Но его раздражало, что ему не удавалось меня убедить. Еще больше рассердился он, услышав, кого я собираюсь взять вместо Гилберта. Видя, что я упорствую, он решил прекратить этот разговор и сказал, что руководство, вероятно, сумеет подыскать соответствующую замену Гилберту. Шел конец 1943 года, с фронта вернулось много молодых офицеров, демобилизованных по инвалидности, появились и способные к работе молодые женщины, оставшиеся без семьи.
