- Я рада, - сказала Клэр, - что ты не обвиняешь одного себя.
- Но ответственность на мне.
- Любой на твоем месте точно так же провалился бы.
Бессвязный диалог был прерван громким стуком в дверь. В следующую секунду долговязый гладколицый Хоффман уже стоял на балконе. Он напоминал Клэр сразу нескольких представителей интеллектуальной элиты, когда-то заставлявших трепетать женские сердца.
- Добрый вечер, - сказал он, опускаясь в шезлонг и принимая стакан. - Я ненадолго. Просто мне надо кое-что сказать вам, Нико. Пусть и Клэр послушает.
- Не тяните, - попросил Нико устало. Он уже решил, что не станет возражать, что бы ни пришлось выслушать.
- Хочу вам сообщить, дорогой Николай, что присутствую по долгу службы на самых разных междисциплинарных конгрессах и конференциях, но никогда еще не имел счастья стать свидетелем таких ярких, насыщенных и своевременных дебатов, как те, что развернулись на вашем симпозиуме. Я просто счастлив, что присутствовал при столкновении таких блестящих умов, как брат Каспари и профессор Бурш...
- Столкновение?..
- А как же! Уверен, что, ознакомившись с трудами симпозиума, вы поразитесь, как поразился я - непредубежденный человек, простой администратор. Позвольте выразить вам от имени Академии нашу благодарность и искреннее восхищение! - И он с важным видом отхлебнул из стакана.
Короткую паузу можно было назвать неловкой, а можно - неофициальной.
- Очень мило с вашей стороны, Джерри, - проговорила Клэр.
- Вы долго репетировали? - спросил Нико.
- Вы неизлечимы! - сказал Хоффман и не понял, почему Клэр вздрогнула. - Какое легкомыслие! Не верится, что вы способны к чему-то относиться серьезно.
- Да, я - неизлечимый плейбой, - согласился Нико. - А теперь прошу меня извинить: я лягу. День был незабываемый и утомительный.
Но незабываемый день еще не кончился. Ближе к полуночи в Конгресс-центре поднялась суматоха. Густава, спавшего в подвале, но даже во сне державшего ухо востро, разбудили непонятные звуки, доносящиеся из зала заседаний, и горький, ядовитый дым. Накинув армейскую шинель, выглядевшую гораздо внушительнее простого халата, он помчался в зал, где его ожидала зловещая картина. Стопка магнитофонных кассет, аккуратно сложенная Клэр, горела, как факел; огонь уже подбирался к занавескам. В углу одиноко сидела мисс Кейри, наблюдавшая за пожаром со смиренной улыбкой. Из-под ее седого узла текла тонкая струйка крови, на коленях она держала выпотрошенный электроприбор, засыпанный цементной пудрой. Рядом с ней стояли канистры с какой-то жидкостью. Встретившись глазами с Густавом, она медленно, словно обращаясь к ребенку, объяснила, что усомнилась, горит ли магнитофонная пленка сама по себе, и на всякий случай прибегла к парафину.
- Это бензин! - поправил ее чопорный Густав, срывая с окон занавески, прежде чем они вспыхнут.
- Нет, бензин заливают в бак автомобиля, - терпеливо ответила мисс Кейри. - Он может взорваться. Бензином я бы ни за что не воспользовалась.
К счастью, Густаву удалось растолкать двух пожарников, коротавших ночь в спальнях Митси и Ханси, и те быстро справились с неприятностью. Конгресс-центр был спасен, в отличие от стенограммы докладов и дискуссий на симпозиуме "Принципы выживания": от пленок с записями осталась черная зола.
Суббота
I
Соловьевы решили задержаться еще на один день и спокойно погулять в горах, воспользовавшись бегством туристов. Остальные уезжали одиннадцатичасовым автобусом. Густав должен был доставить их на вокзал в долине, откуда они доберутся поездом до аэропорта. Харриет и фон Хальдер торопились в Австралию, на сиднейский симпозиум "Человек и его среда"; Петижак боялся опоздать на шумную сходку единомышленников в Калифорнии, Валенти - на нейрологический конгресс в Рио-де-Жанейро, Блад - на конгресс пен-центра в Бухаресте. После оплаты расходов по переездам, его чистый заработок должен был составить 50 фунтов - что ж, лучше немного, чем совсем ничего. Однако, ввиду создавшегося в мире положения, никто не мог быть уверен, что достигнет места назначения, Это добавляло нервозности к меланхолическому состоянию, в котором обычно разъезжались "девушки по вызову". Как бы они ни действовали друг другу на нервы, всякий симпозиум превращался как минимум в клуб, а иногда и в сплоченную семью - со своими правилами, сплетнями, понятными только посвященным шуточками. И вот теперь все это кончилось, каждый снова оказался предоставлен самому себе. Никто не возражал бы провести в таком же составе лишнюю недельку.
До отъезда оставалось десять минут. Желтый автобус уже стоял у бетонных ступенек Конгресс-центра. Соловьевы наблюдали за погрузкой багажа со своего балкона. Николай готовился спуститься, чтобы пожелать уезжающим счастливого пути.
- Я тут поразмыслил... - произнес он.
- Неужели?
- Да. И придумал загадку. Как можно по-настоящему утешить человека, знающего, что завтра в девять утра его вздернут на виселицу?
- Сразу сдаюсь.
- Начальник тюрьмы входит в камеру смертника и говорит: "Простите, но мы вынуждены ускорить момент вашей казни на полчаса. Только что сообщили, что ровно в девять утра Земля столкнется с кометой и взорвется".
- Не очень-то приятная шутка.
- Зато с изрядной долей правды. - Помолчав, он тихо закончил: - Просто ты должна знать, что мне теперь все равно.
Автобус издал три оглушительных гудка: Густав уселся за руль. Он раздумывал, не подстроить ли "застревание" внутри одного из тоннелей, именуемых "девственницами с колючками", чтобы как следует пугнуть напоследок пассажиров.
Клэр погладила Нико по руке.
- Тебя ждут внизу.
- Сейчас я поблагодарю их за неоценимый вклад в науку - неофициально.
Нико нехотя спустился вниз по лестнице и занял позицию в стеклянных дверях - там, откуда вышел шесть дней назад, чтобы приветствовать прибывших. Неужели прошло всего шесть дней? Или целых шесть? Богу достаточно этого времени, чтобы создать из хаоса твердь, человеку же требуется куда меньше, чтобы погубить Его творение нажатием нескольких кнопок. Может быть, до конца уже осталось меньше шести дней? Впрочем, ему действительно не было до этого дела.
"Девушки по вызову" выходили из Конгресс-центра по одному, увешанные камерами, с портфелями в руках. Карман Хальдера оттопыривала магнитофонная кассета. На пленке было его выступление. Он выудил ее из золы единственную, чудом уцелевшую в пламени.
Каждый тряс Нико руку, поставив на бетонное крыльцо портфель. Харриет с чувством чмокнула его в обе щеки.
- Иуда ограничился одной щекой, - напомнил ей Нико.
- Вздор! - выдавила она и, к его смущению, смахнула с глаз две крупные слезинки.
Хальдер попробовал на руке Нико свой чудовищный захват, после которого у людей обычно долго не восстанавливалось кровообращение, но без заметного эффекта: он забыл, что Нико много лет играл на фортепьяно.
Уиндхем хихикал, Тони краснел, Петижак приложил к губам указательный палец, подразумевая, видимо, что слова бессмысленны; Нико только сейчас начал его понимать. Блад, глядя на него налитыми кровью глазами, сказал с неожиданным дружелюбием:
- Получился не такой плохой цирк, как вам кажется.
Валенти вывел мисс Кейри за локоть, что выглядело, скорее, как простая учтивость, потому что мисс Кейри снова имела безмятежный вид, седой узел на затылке снова был безупречен. Видимо, в элегантном кожаном портфеле доктора оказался запасной комплект, включая стоматологический цемент.
Бурш и Джон Д. Джон были увлечены беседой и обменялись с Нико формальным рукопожатием. Они вышли последними, с подобающей победителям скромностью.
Харриет и Уиндхем, поднимаясь по ступенькам в автобус, одновременно обернулись, чтобы помахать массивной фигуре в мятом темном костюме, одиноко стоящей в дверях Конгресс-центра.
- Совершенно больной вид, - сказал Уиндхем.
- Вид капитана тонущего корабля, - поправила его Харриет. - Кажется, он решил не покидать борт.
Эпилог
Химеры
Успокойтесь, - сказал доктор Гроб. - Как может успокоиться человек, преследуемый химерами? - простонал Андерсон, ворочаясь на кушетке.
- Очень просто, - сказал д-р Гроб. - Закройте глаза. Произнесите первое слово, которое пришло вам в голову.
- Химера, - сказал Андерсон.
- Значит, вы плохо успокоились, - сказал д-р Гроб с терпеливым, почти незаметным зевком. - Попробуйте еще разок.
- Химеры, - повторил Андерсон. - Они меня преследуют. Меня и вас. Только вы этого не сознаете, потому что сами страдаете несильной химерной инфекцией - я бы назвал это инфекцией третьей или четвертой категории. Вы их не видите, потому что для инфекции характерно появление слепого пятна.
- Вы забыли, кто здесь пациент, кто врач?
- Это мне неизвестно, - пробормотал Андерсон.
- И поэтому вы обратились ко мне и обязались платить по сто долларов за час?
