Ненашев не выдержал испытания славой, славой незаслуженной. Такую каверзу подстроили ему власти Германии. Фактически, применив хитрость, с ним просто расправились, уничтожив его, пусть не физически, как Дантес Пушкина, а нравственно, прибавив ему "лишнего веса".
Не скоро наступит такое время, когда все страны будут жить в мире и согласии, "без Россий и Латвий", щадить славу соседей. Это должен понимать каждый гражданин нашей страны, не позволять себе расслабляться и принимать на веру то, что говорят о нас за рубежом. Конечно, приятно, когда тебя хвалят. Но надо чувствовать, когда начинают перехваливать, и не поддаваться на лесть. Ведь не из добрых же побуждений льстят. А уж нос задирать, когда тебя поднимают до небес, вообще глупо. Враги тебя возвеличат, друзья — раскритикуют. Так случилось и с тем писателем, кто послужил прототипом для Ненашева. Беседуя с актером, он признался, что получает уже в течение двадцати лет письма, в которых ругают его "главную" книгу. Говорил он об этом как бы шутя, но чувствовалось, что он страдает от того, что читатели выражают недовольство им. Эти переживания, как мне кажется, и укоротили ему срок жизни. Он же сибиряк, был очень крепким физически от рождения, но не дожил и до восьмидесяти лет.
Ему надо было, убедившись, что роман получился неудачным, не оправдываться, не защищаться, а публично отречься от него. Его оставили бы в покое. Он пожил бы еще. И, возможно, что-то "путное" написал. И ушел бы со спокойной душой. Не гнал бы прочь от себя соловья и, в гроб сходя, не сквернословил…
Главная книга Ненашева содержит такую мысль: коммунисты и те, кто пошел за ними, были прокляты Богом, а немцы, как бы от имени Бога, расправились с ними. Гитлер, мол, напал на Советский Союз, чтобы уничтожить строй, рожденный в революционной борьбе. Так многие думают. Но это вовсе не так. В настоящее время у нас уже нет социализма. И те страны, которые враждовали прежде с нами, по идее должны были бы изменить к нам отношение. Но этого не случилось. Дело, стало быть, не в том, какой у нее строй, а в том, что при любом строе наш народ остается таким, каков он есть, не склонный уступать захватчикам, умеющий отстоять свою независимость, побеждающий всех, кто приходит к нам с мечом. Народ-богатырь. И он справится с любыми трудностями, и не допустит новых кровопролитий. Не пойдет за теми, кто в наши дни пытается взбунтовать его от имени писателя, которого уже нет в живых, но есть те, кто, разделив мнение Ненашева, рвется к власти.
Я думаю, отрекся бы он от своей "главной" книги, если бы не получил за нее премию. А он получил и уперся на своем. И дошел до того, что начал Гитлера хвалить. Запутался, в общем.
Хотела я, взявшись писать о нем, разнести его в пух и прах. Но вижу: не получается это у меня. Нельзя, наверное, об этом писателе иметь однозначное мнение. Он сам-то, как мне кажется, не понимал, что правильно делает, а что неправильно, поэтому и стал вести себя просто вызывающе. На его ошибках, я думаю, могут учиться молодые писатели. А главная его ошибка то, что он вступил в конфликт со своей страной, со своим народом, выражая недовольство тем, что народ выбрал путь, который ему, писателю, не нравится. Он решил, что страна должна идти с ним в ногу, а не он с ней. Очень не хватало, повторю, этому человеку образования, чем объясняется, что удачными получались у него произведения на житейские темы, а попытка создать что-то сложное, философское окончилась неудачей, хотя он признать это не захотел.
Так же, неудачно сложилась и его личная жизнь. Его признание, что он мечтал о взаимной любви, доказывает, что с Дарьей Дмитриевной счастливым он не был, жить с ней было ему удобно, как Обломову в старом халате. Жил он по старинке. Изменял, но оставался с нею. Все, что нужно было ему для удобства, для работы — сохранял. Что для души — терял. Как говорится, плыл по течению. А течение, как известно, часто заносит не туда.
Думая о нем каждый день в течение двух или даже больше лет (пока пишу эту вещь), пришла я к выводу: в душе он был совсем не таким человеком, каким старался казаться. И злость его, и ожесточенность — это все напускное. От того, что личная жизнь его не сложилась. Не хотел он обидеть Дарью Дмитриевну, которая всю себя, без остатка, отдавала ему, остался с ней, возвращался, уходя. Она была счастлива с ним, несмотря на измены, все-все ему прощала. Ему же нечего было ей простить. А это, согласитесь, очень скучно. Ничего нет скучнее верной жены, которая, забыв женскую гордость, бегает за мужем, прибегает к различным уловкам, чтобы удержать его. Она вызывает у него жалость, но никак не любовь.
А когда у человека в душе нет высоких чувств, он ни на что высокое в любой сфере деятельности не способен. Пока писал он о простых людях, которых любил, о природе, которой восхищался, у него получались прекрасные произведения. Когда же начал писать о том, что ненавидел, о войне, ничего "путного" не вышло. Он в этом признался сам. Я только пересказала сказанное им. Очень трудно было мне разобраться в этом человеке. Но кажется, я все же разобралась.
Кто же он, Иван Семенович Ненашев? Что я могу о нем сказать напоследок? Не идеал, разумеется, но и не злодей. Злой, конечно, очень злой человек, но не злодей. Характер его наглядно проявился в отношении ко мне. Рассердившись на меня за то, что я, не доучившись, отказалась брать у него уроки, не отвечая на мои письма и звонки, он, тем не менее, в своей "главной" книге, в той главе, где речь идет якобы о другой женщине, а на самом деле обо мне, дает положительную оценку моим творческим способностям. Злясь на меня за то, что я отвергла его как мужчину, — в молодые годы — в старости признается, что воспоминания о тех женщинах, с которыми связывала его когда-то дружба, доставляет ему больше приятных минут, чем мысли о других, с которыми был он более близок. Потому что в дружеских отношениях, считает он, больше чистоты и чувства, чем в любовных связях… Прочитав эти строки в каком-то из его произведений, написанных уже после того, как было издано то, о котором говорилось выше, я очень удивилась. И поняла наконец, что, дожив до преклонного возраста, он перестал на меня обижаться за то, что я от него "сбежала" раньше, чем кто-то из нас сделал "первый шаг". Когда дошло это до меня, я сама перестала серчать на него. А это, в свою очередь, повлияло на то, что я решила сказать о нем как о человеке в заключение. Неожиданно для себя я сравнила его судьбу с судьбой Пушкина и этим сказала все.
Осталось сказать заключительное слово о Чижовкине. Как он ни старался, трудясь не менее упорно, чем Ненашев, доказать то, что в молодости внушила ему Дина, что он САМ, самый талантливый в стране прозаик, что ему не удалось. Потрясти мир ни одним из своих произведений он не смог. Не смог даже стать лауреатом Государственной премии России, хотя и надеялся, что его книга о Магнитке, которая была напечатана при Твардовском в "Новом мире", будет удостоена этой высокой награды. Но ошибся.
И все же ему удалось набрать лишний вес. Готовясь к празднованию восьмидесятилетия Магнитогорска, его книгой о Магнитке заинтересовалась администрация этого города. И облагодетельствовала автора. Ему было присвоено звание почетного металлурга ММК, Магнитогорский Государственный Университет присвоил ему звание "профессор", и не просто "профессор", а почетный. Затем — звание академика Академии общественных наук. Но ему это звание не понравилось. И он подправил его, стал зваться: академик Академии литературы. И, как и следовало ожидать, закружилась у Дениса Антоновича от успеха голова, и начал он доказывать жителям Магнитогорска, что он не просто "писатель из Москвы", а на самом деле очень важная персона. Прислав Магнитке поздравление с юбилеем, он авторитетно заявил: "Я ее изобразитель, историк и певец, даю ей звание: Герой России с убеждением, что оно повторится державно, государственно. И подписал своей фамилией и всеми полученными в последнее время почетными званиями. А озаглавил свою корреспонденцию так: "Горжусь, что я магнитогорец". Родился в каком-то другом городе или даже деревне, прожив на Урале лишь до шестидесятых годов, он магнитогорец. Надо же!
Прочитав эту статью, я улыбнулась, убедившись, что Чижовкин каким был, смехотворной личностью, таким и остался. А один из моих знакомых, настоящий магнитогорец, посмотрев творение Дениса Антоновича, возмутился:
— Кто он такой, чтобы делать подобные заявления?!
— Он же подписался: академик, — пояснила я.
— Академики настоящие таких глупостей не говорят. Они знают, что присваивают почетные звания отдельным лицам, тем более городам, не деятели культуры и литературы, и не научные работники, а представители верховной власти в стране. И никакой он не профессор и не академик, а старец, наверстывающий упущенное "в смысле славы", страдающий манией величия. Он считает, что если человек живет в столице, то он уже гений, а если мы живем на периферии, то мы дураки. И нам можно вешать лапшу на уши… Никакой он не профессор и не академик. Эти звания он купил за деньги. Но где он только их берет, ведь его, насколько мне известно, уже давно не печатают за гонорары.
