которым женщина цепляется за мужчину. Но вряд ли вы решитесь
утверждать, что эта привязанность основана на чувстве. С таким же
успехом можно объяснить любовным влечением привязанность тюремщика к
арестанту. Донна Анна Вот видите, вы сами пришли к выводу, что брак необходим, хотя
любовь, по-вашему, самое незначительное из всех чувств. Дон Жуан Кто вам это сказал? Да она, быть может, величайшее из всех чувств!
Слишком великое, чтоб быть только личным, интимным делом каждого! Мог
ли ваш отец быть верным слугой родины, если б он отказывался убивать
тех врагов Испании, к которым не питал личной ненависти? Может ли
женщина быть верной слугой родины, если она отказывается выйти замуж за
человека, к которому не питает личного расположения? Женщина знатного
рода выходит замуж так же, как мужчина знатного рода идет в бой: не по
личным склонностям, а по семейным или политическим соображениям. Статуя (с удивлением). Очень остроумное замечание, Дон Жуан. Нужно будет
подумать об этом на досуге. У вас прямо непочатый край всяких мыслей.
Откуда вы почерпнули вот эту, последнюю? Дон Жуан. Из собственного опыта. Когда я был еще на земле и делал те самые
предложения дамам, которые всеми осуждались и в то же время стяжали мне
мою романтическую славу, - мне не раз случалось получать от дамы такой
ответ: она готова пойти навстречу моим намерениям, если только они
честны. Справившись о том, что означает эта оговорка, я узнавал, что
она означает следующее: дама желает знать, намерен ли я завладеть ее
имуществом, если у нее таковое имеется, или содержать ее всю жизнь,
если такового у нее нет; желаю ли до конца своих дней постоянно
наслаждаться ее обществом, советами и беседами и готов ли торжественно
поклясться, что буду вечно почитать это за величайшее счастье; главное
же - может ли она быть уверена, что ради нее я на веки вечные перестану
замечать всех других женщин. Я восставал против этих требований не
потому, что они непомерны и бесчеловечны, - они ошеломляли меня своей
необычайной нелепостью. И во всех таких случаях я с полной искренностью
отвечал, что мне и в голову не приходили подобные мысли; что если дама
по уму или характеру не равна мне и не выше меня, ее беседа может меня
только унизить, а совет - сбить с толку; что, по всей вероятности, ее
общество рано или поздно мне невыносимо надоест; что за свои чувства я
не могу поручиться даже на неделю вперед, а тем более на всю жизнь;
что, подчинившись ее желанию лишить меня естественного и
непринужденного общения с половиной человечества, я обрекаю себя на
уродливое и неполноценное существование, а в противном случае - на
вечную необходимость скрываться и прятаться; что, наконец, предложение,
которое я ей сделал, не имеет ничего общего со всем этим и обусловлено
лишь простейшим стремлением моего мужского естества к ее женскому. Донна Анна. Значит, это безнравственное стремление! Дон Жуан. Да, дорогая сеньора, природа, выражаясь вашим языком,
безнравственна. Я краснею от стыда за нее; но я не властен ее изменить.
Природа - сводня, Время - разрушитель, а Смерть - убийца. Я всегда
склонен был признавать эти истины и на них основывать свои жизненные
принципы. Вы предпочитаете умиротворять трех демонов, превознося их
целомудрие, заботливость и милосердие, и основывать свои принципы на
этой подобострастной лжи. Что ж удивительного, если ваши принципы не
всегда себя оправдывают? Статуя. А что вам отвечали дамы, Жуан? Дон Жуан. Э, нет! Доверие за доверие! Сначала скажите мне, что говорили
дамам вы. Статуя. Я? Ну, клялся, что буду верен до гроба, что умру, если получу отказ,
что ни одна женщина в мире мне не сможет заменить ее... Донна Анна. Ее! Кого? Статуя. Ту, которой это в данный момент говорилось, моя дорогая. Некоторые
вещи я повторял во всех подобных случаях. Вот, например: даже в
восемьдесят лет один седой волос любимой женщины сильнее заставит меня
трепетать, чем самые толстые золотые косы самой прекрасной юной
головки. Или вот еще: мысль, что другая может стать матерью моих детей,
для меня нестерпима. Дон Жуан (с негодованием). Ах, старый плут! Статуя (не смущаясь). Ничуть! В ту минуту я сам всей душой верил в то, что
говорил. Я был человек сердца, не то что вы. Залогом моего успеха
служила искренность. Дон Жуан. Искренность? Быть настолько глупым, чтобы верить явной, наглой,
грубой лжи, - вот что вы зовете искренностью! Так жадно желать женщину,
чтобы в своем стремлении обмануть ее, обманывать самого себя, - и это
искренность, по-вашему! Статуя. Да ну вас с вашими софизмами! Я был влюбленным, а не адвокатом. И
женщины - благослови их бог! - любили меня за это. Дон Жуан. Или внушали вам, что любят вас. А что, если я вам скажу, что даже
мне, несмотря на мое адвокатское хладнокровие, они внушали подобные же
мысли? Бывали и у меня минуты ослепления, когда я нес всякую чушь и сам
в нее верил. Иногда, в порыве страсти, мне так хотелось радовать
прекрасными словами, что я забывал обо всем и говорил эти слова. Порой
же я опровергал самого себя и делал это с дьявольским хладнокровием,
которое доводило до слез. Но и в тех и в других случаях мне было
одинаково трудно спастись. Если инстинкт женщины влек ее ко мне,
оставалось одно из двух: или пожизненная кабала, или бегство. Донна Анна. Вы смеете передо мной и моим отцом похваляться, что ни одна
женщина не могла против вас устоять? Дон Жуан. Разве я похваляюсь? Мне кажется, моя роль здесь довольно жалка. К
тому же ведь я сказал: "Если инстинкт женщины влек ее ко мне". А это не
всегда бывало так; и если нет - бог мой! что за взрывы благородного
негодования! что за уничтожающее презрение к подлому соблазнителю! что
за сцены, достойные Имогены и Иакимо! Донна Анна. Я не устраивала никаких сцен. Я просто позвала отца. Дон Жуан. И он явился с обнаженным мечом, чтобы моею жизнью заплатить за
оскорбление нравственности и чести. Статуя. Вашей жизнью? Что вы хотите сказать? Кто кого убил, я вас или вы
меня? Дон Жуан. Кто из нас более искусно владел шпагой? Статуя. Я. Дон Жуан. Конечно, вы. И тем не менее вы, герой тех скандальных похождений,
о которых вы нам только что рассказывали, вы имели бесстыдство
разыграть из себя защитника оскорбленной нравственности и осудить меня
на смерть! Ведь если бы не случай, вы бы убили меня. Статуя. Это был мой долг, Жуан. Так уж водилось тогда на земле. Я не
собирался переделывать общество, и я всегда поступал так, как
полагалось поступать дворянину. Дон Жуан. Это может служить оправданием тому, что вы на меня напали, но не
дальнейшему вашему возмутительно лицемерному поведению в качестве
статуи. Статуя. А это все вышло оттого, что я попал в рай. Дьявол. Мне все еще не ясно, сеньор Жуан, каким образом подобные случаи из
земной жизни сеньора командора и вашей могут опровергнуть мой взгляд на
вещи? Здесь, повторяю, вы встретите все, чего вы искали, и не увидите
того, что вас отпугивало. Дон Жуан. Напротив, я здесь встречаю все, в чем уже разочаровался, и не вижу
того, чего мне так и не удалось найти. Я ведь уже говорил вам: пока я
чувствую в себе способность создать нечто лучшее, чем я сам, мне нет
покоя; я все время буду стремиться создать это лучшее или расчищать ему
путь. Это закон моего бытия. Это сказывается во мне непрестанное
стремление Жизни к более высоким формам организации, более широкому,
глубокому и полному самосознанию, более ясному пониманию своих задач. И
это стремление настолько превыше всего остального, что любовь стала для
меня лишь мгновенным наслаждением, искусство - лишь тренировкой моих
способностей, религия - лишь оправданием моей лени, поскольку она
провозглашает бога, который смотрит на мир и находит, что все в нем
хорошо, в противовес моему внутреннему инстинкту, который смотрит на
мир моими глазами и находит, что многое в нем можно улучшить. Уверяю
вас, в своей погоне за наслаждением, богатством, здоровьем я никогда не
знал счастья. Не любовь отдавала меня в руки Женщины, но усталость,
изнеможение. Когда ребенком мне случалось расшибить голову о камень, я
бежал к какой-нибудь женщине, чтобы выплакать свою боль, уткнувшись в
ее передник. Когда позднее мне случалось расшибить свою душу о глупость
и грубость, с которыми я боролся, я поступал точно так же. Я радовался
наступлению передышки, периоду отдыха, восстановления сил, наконец
просто полной неподвижности после напряжения борьбы; но я бы охотнее
дал протащить себя через все круги Ада, выдуманного глупым итальянцем,
чем через то, что в Европе называется развлечениями. Потому-то я и