— Ух ты! — воскликнул Энди, имея в виду длинный порхающий пас, который ресивер зацепил пальцами и забрал, несмотря на смертельный слепой удар.
— В этом вся теперешняя игра, — объяснил Ричард. — Они пытаются отбирать мячи. Поразительно, что только не позволено у этих профессионалов! Посмотри, что творится после блокировки!
Болтая, он гадал, долго ли Джоан спала с Энди, прежде чем об этом узнал он. Под тем предлогом, что ей нужны занятия вне дома, она поступила в епископальный хор и после репетиций по четвергам возвращалась все позднее, пыталась заползать под простыни неслышно, но поднимала страшный шум. Даже если он спал, внезапное тепло ее тела, холодные пальцы ног и запах пива изо рта прогоняли сон. Энди исполнял басовую партию, хотя внешне его можно было принять за тенора.
— Выживает самый приспособленный, — с улыбочкой сказал Энди под телевизором.
Быстрый косой удар, еще один порхающий пас, блестящий рывок в отверстие, приоткрытое на долю секунды слишком профессиональной атакующей блокировкой — и вот уже фулбек, втянув в плечи голову, прорывает линию ворот. Восточные снова в игре. Интерсепцию в начале четвертой четверти провел лайнмен, бросившийся не в ту сторону, и счет сравнялся. Энди, увлекшийся игрой, издал торжествующий крик, Ричард подставил ему ладонь для шлепка.
— Боже! — всплеснула руками снова появившаяся в комнате Джоан. — Прошу прощения за вмешательство, ребята, но у меня новости.
— Нет! — испугался вдруг Ричард, как случалось порой в кинотеатре, когда под ним разверзалась пропасть реальности и неминуемой смерти, по сравнению с которой дурацкое приключение на экране превращалось в отвлечение от жизни, в напрасную трату бесценных минут, в то время как приближается с угрожающей скоростью его собственная последняя минута…
— Да, — подтвердила Джоан, сама любезность.
— Мальчик или девочка?
— Пол хочет лично объявить вам все подробности.
— Вечно она дразнится, Энди! Назови хотя бы вес.
— Впечатляет. Как и весь процесс — удивительно, если смотреть со стороны! А послед!.. — Она закатила глаза, снова представляя только что увиденное, потом со смешком, выдававшим дочь священника, которой не следует делиться такими интимными подробностями, резко сказала своему нынешнему супругу: — Энди, ты наверняка проголодался.
Через минуту вошел Пол, такой дылда, что можно было подумать, будто его тянет к потолку невидимая резинка. Его бледное лицо и гладкие, длинные, как у женщины, волосы увлажнились от чужих страданий. Он так небрежно протянул руку, что Ричард получил тычок в грудь, и провозгласил в своей задушевной манере трубадура:
— Ваша чудесная отважная дочь родила Ричарда Лео Высоцки.
Эта фраза была, видимо, приготовлена заранее, как фраза Армстронга при высадке на Луне, и вышла точно такой же скомканной и малопонятной. Внука назвали в его честь. Пол и Джудит наверняка имели такой замысел на случай рождения мальчика.
— Господи! Это вы напрасно, — сказал Ричард. Потом он переживал, что получилось невежливо.
Время для посещений давно закончилось. За роженицей и новорожденным присматривали вдали от посторонних взоров врачи. Пол остался, чтобы помочь доставить жену обратно в палату, а бабушке с дедушками разрешил удалиться.
— Еще не доиграли Суперкубок! — запротестовал Ричард.
— Завтра о нем напишут во всех газетах, — грубовато сказал Энди. — Мы с Джоан уезжаем.
Ричард восхищенно наблюдал, как аккуратно Энди обматывает шею серым шерстяным шарфом, как, придерживая шарф подбородком, медленно натягивает пальто. Джоан хотела было помочь мужу, но, видя интерес Ричарда, подавила супружеский инстинкт.
— Не забудь свою книгу, — напомнила она Энди. — И свой «Уолл-стрит джорнал».
— Мистер Мапл, — обратился к Ричарду Пол, — мы перевезем сюда Джуд (он называл Джудит — Джуд — скорее, в честь «Хей, Джуд», а не «Джуда Незаметного»[25]), но вы можете досмотреть Суперкубок в нижнем вестибюле. Вряд ли вам разрешат остаться на этом этаже. — Он уже выглядел более зрелым, даже стал сутулиться.
— Все нормально, Пол, хорошенького понемножку. Я ухожу с остальными. Передайте Джудит, что я попытаюсь заглянуть к ней завтра утром, прежде чем уехать обратно в Бостон. Как вы считаете, меня пустят?
— Посещения разрешены с часу дня, но, думаю, пустят, — ответил Пол несколько ворчливо.
Ричард поплелся по больничным коридорам за Вандерхейвенами. После развода у Джоан завелась норковая шубка, мерцающий воротник которой шел к ее вьющимся волосам. Ему ли не знать, что на самом деле у нее тугие завитки, ему ли не помнить доказательство этого! В шестидесятые годы она даже сделала себе вполне приличную для белой женщины прическу «афро». По другую сторону от стеклянных больничных дверей их поджидала колкая от мороза хартфордская пустота. На улицах никто и ничто не двигалось, кроме них; у Ричарда сразу одеревенели веки и ноздри, еще через несколько минут заболели от мороза кончики пальцев в кожаных перчатках. Автостоянка больницы мутно мерцала на другой стороне улицы, будка служащего, принимающего билеты, пустовала. На полосатом шлагбауме висело напоминание: большими красными буквами на нем значилось, что автостоянка работает до 21.30.
— Проклятие! — взвыл Энди и топнул ногой по запорошенному снегом асфальту. Ричард и Джоан не удержались от смеха, таким вздорным и бесполезным был этот жест. Смех на морозе прозвучал с резкостью трещащих балок в заброшенной церкви. — Почему нас никто не предупредил? — спросил Энди.
— Наверное, они понадеялись на твое умение читать, — предположил Ричард. — Вероятно, время работы указано на билете.
— Прости, дорогой, — сказала Джоан. — Это я виновата. Я слишком всполошилась из-за того, что становлюсь бабушкой, и перестала что-либо замечать.
— Нигде не вижу такси, — заныл Энди. — Проклятие, проклятие! — В своей каракулевой шапке он походил на игрушечного солдатика, каждая его фраза сопровождалась выбрасыванием белого флага изо рта.
— Где вы живете? — спросил Ричард у Джоан.
— В единственном приличном отеле в центре, называется, кажется, «Морган».
Это было похоже, скорее, на Энди, чем на Джоан — поборницу равенства, какой ее знал Ричард.
— Не расстраивайтесь, я отвезу вас на своей машине, а утром вы приедете сюда на такси.
— Очень мило с твоей стороны! — Она переминалась с ноги на ногу, чтобы не замерзнуть, мех искрился в слабом свете фонарей. — А где машина?
— Хороший вопрос! Я оставил ее на улице, но тоже волновался и не запомнил, где именно. Кажется, я шел оттуда в гору. — И он зашагал к ближайшему склону. Джоан шла рядом с ним, Энди сзади. Улица быстро кончилась тупиком у кирпичной котельной без окон, издававшей грозный рев. Ричард невольно прыснул, Джоан тоже.
— Лучше я вернусь в больницу, пусть оттуда нам вызовут такси, — проскулил Энди.
— Не будь бабой, представь, что ты исследователь Западной Африки, — сказал Ричард. У него горело от мороза лицо, пальцы в тонких перчатках совсем онемели. — Она точно где-то неподалеку. Серый «таурус», три наклейки на лобовом стекле. Помню, я заметил ряд закрытых магазинов и подумал, не разобьет ли мне стекла молодежь, охотящаяся за наркотиками.
— Отлично! — сказал Энди. — Идем назад, Джоан. Здесь рай для грабителей.
— Чепуха, — ответила Джоан. — Кому охота грабить в такой мороз? — В сердце она осталась либералом. — Шевели мозгами, Ричард. Какие это были магазины? Ты переходил через широкие улицы? Оттуда ты подошел к больнице?
Ее вдохновляющий голос, который он впервые услышал на семинаре по английскому эпосу — дюжина незрелых юношеских физиономий над дубовым семинарским столом и ее сияющее личико, — пробудил в нем отчаянного студента. Рут настолько превосходила его трезвостью мысли и решительностью, что теперь ему редко приходилось думать. В голове стала рождаться схема.
— Вон на ту улицу, — сказал он, показывая рукой, — а там налево…
Джоан пошла первой, они с Энди вяло побрели следом; она являлась в их троице самой подвижной — возможно, потому, что была одета теплее. Не прошло и десяти минут, как он узнал свою машину: родные наклейки, заученный рисунок дорожной соли на дверях и крыльях. Машина стояла нетронутая. Магазины, которые он смутно помнил, оказались, как ни странно, на другой стороне улицы. Услышав щелчок замка, он обрадовался: замку случалось замерзать и в более теплую погоду.
Джоан устроилась сзади, пустив Энди вперед, к отопителю. Когда завелся двигатель и машина покатила по безмолвным, украшенным ледяной глазурью улицам, она просунула голову между двумя мужчинами и обратилась к Ричарду:
— Так о ребенке… Когда они появляются — я никогда ничего подобного не видала, — на мордашках у них такое брюзгливое выражение! Он был совсем как Джудит, когда мы пытались кормить ее черносливом. Потом поток воды, и весь ребенок выскакивает пулей, таща за собой огромный перекрученный послед фиолетово-желтого цвета…
